- Только ситхи всё возводят в абсолют
кто та из Звёзных Войн
- Море, сонце ... Фили, как нам по-кайфу ...
- Самое кайфова, как тока может быть на свете ? - ответила она
- Ну скажи же, скажи что это самый твой пиздатый момент в твоей жизни! – теребила меня Фили
Трудный вопрос, подумал я себе, с высоты своево возраста я уже знал, что не бывает «самое-самое». Толька девчёнка , как Фили может сказать «самый лучший день», «самая вкусная груша». Я то уже знаю, что «мне по-кайфу только как может быть кайфова севодня». Одно из символов приближения старости – то что из твоей жизни это пропадает . Вдруг оп – и нет «самое».
Я подумал, перевернулся на песке и сказал : «Это самый охуительный момент в моей жизни»
Илан Эйтнер «король хумуса и королева ванны»
Некоторые говорят что не бывает обсолютнава щястья. Когда моим домом была Кала я был щяслив. Обсолютно . У меня были постоянно находящиеся рядом друзья, точное место в обществе, Рекс (колибр 5.56 с оптическим прицелом), падруга (на гражданке, увольнительные – регулярны), и точно определённый враг. Что ещё нужно человеку для обсолютнава щястья ? И не надо кривицца – думаю у многих из вас нет и двух из этих составных.
В нашей палатке было так тесно, что не было места между раскладушками провести ногу, сумки с вещями кидали на кровати, а боеприпасы ставили на решотку, что окружала работающюю буржуйку. Авось не ебанёт. Как всегда русское авось срабатывало. На ту же буржуйку ставили «вэсты» - то что в совецкой армии называли «лифчик» - личная сбруя набитая магазинами, гранатами и фляжками. Раскладушки утопали в песке и наискосок палатки тёк ручей.
От холода я не всегда мог заснуть в своём спальнике за те 2-3 часа, что отводились нам на сон. Для хоть какой та защиты от холода в палатке (якобы на 20 чел) плотно закрывалась, зашивалась , засыпалась песком каждая щёлка. Ясное дело курить и пердеть наружу ни кто не выходил. Иногда палатку валило ветром . Иногда это было дождливой с липким снегом ночью .
В менее удачные дни после совмеснава карапканья по холмам мы ютились в ращелинах между корней оливковых деревьев. Вокруг бегали чудом не съеденые тайланскими гестробайтарами косули и шуровались со своими полосатыми отпрысками дикие свинюки.
Это были славные времена. Старичюли - дембеля вспоминали трудности старых времён и сетовали на «шеколадную жизнь» нынешней молодёжи, снайпера ловили на мушку дурбанов (дикобразов), духи увиливали от работы, я перепрятывал спизженный из арм тюрьмы, за время сидения там, магнитофон «грюндик» - все занимались своим делом , были неизменно веселы и беззаботны.
И только одна вещь выбивала нас из этой хомячьей жизни. Рассвет Калы. Поймите, я не романтик и не ращитываю что этот высер прочтёт маленькая блонда с акуратными тёмна-сосковыми сисечками, соседка по лекциям в универе. Но эти рассветы Калы – это было что то. Описать это невозможно. Но все, просто поголовно ВСЕ кто был в это время на базе прекращяли делать свои дела и – смотрели. Проста какой та писдец. Мароканцы даже яйца на какой то момент чесать переставали.
Мир прекрасен
Свет – опасен.
Льёца кровью свет по стали –
Восход Калы.
Мы от жизни не устали,
Хоть бояца перестали.
Воды талы.
Льют под нами,
Спим над ними,
Знаем сами –
Но не снимем.
Весты с печки –
Хоть взорвёмся.
Мы вернёмся.
К дикобразам на холмах,
К жухлым травам.
В головах
Подложив кусок базальта,
Захрапим чистейшим альтом.
Мы уйдём к себе домой –
Там , где дождь и ветра вой.
Завтра я ухожу дней на дваццать куда – то то ли в окресности Калы, то ли к самой ливанской границе. Мужественно жарить шашлыки с пивом и самоотверженно слушать рассказа старых резервистов как они рады съебацца от жены и сопливых детей на месяцок в армию. Лэптопов там не особо водицца – так что – бывайте !
Ваш ХэБэ