Сердце у него стучало медленно и размеренно, как у всех остальных людей, с каждым ударом линия его жизни укорачивалась на деление. Оболочка его, обречённая на будущее гниение в земле или распыление на мельчайшие частицы праха, ничем не отличалась от остальных. Он был посредственен. Так казалось многим.
Иногда он сам так думал. Иногда что-то непонятное, неосязаемое, но вечное и неделимое от человеческой сущности обволакивало тугим комком и, спеленав слабое человеческое  сознание, не давало вздохнуть или пошевелиться, и давило, заставляло подчиниться, пасть дрожащими коленями. Но он сопротивлялся, разрывал слабеющими руками паутину, тёмную слизь…
Это снилось ему иногда. Вскакивая посреди ночи, обливаясь гадким, липким потом, он шёл к холодильнику и выпивал традиционный стакан молока. Потом ложился спать – в надежде, что кошмары уйдут. Но они продолжали мучить его. Многочисленные визиты к психологу не дали ничего. Обычные сны ему не снились, зато когда он закрывал усталые веки, на молочном фоне возникали нежно-красные фигуры или линии разных цветов, они расплывались, а на душе становилось спокойно и тепло.
Неважно кто он был. Важно кем он стал. Но так как история и вообще течение жизни формируется вокруг определённой сущности, стоит упомянуть его мирское воплощение. Это был обычный молодой человек лет двадцать пяти, коих в обилие вы можете найти на улицах городов. Обычный склад жизни, обычный быт, столь тошный ему, карьера обычная, обычные друзья. Обычный кофе по утрам, обычные листки бумаги, обычные стулья, обычная одежда, обычный. Слово «обычно» начало топить его в себе, в своей нереальной, обычной глубине. Это сравнимо с делением: если поделить одно число на другое, получится частное, если делить получившееся частное десятки тысяч раз, то можно застрять где-нибудь, потеряться в извилинах бесконечности. Так слово «обычно» разделило и без того крохотную жизнь на множество мелких ячеек, в которых теперь ютится человеческая сущность, потерявшая и без того неуловимый смысл жизни. Или всё что от неё осталось. И вот однажды ему стало тесно. Где-то к двадцати годам он стал использовать больше тридцати процентов потенциала своего головного мозга, хотя некоторые индивиды не используют его вообще, довольствуясь условными рефлексами. Просто однажды ему стало страшно, он подумал: «Я встаю, чищу зубы, убираю постель, бреюсь иногда, завтракаю, беру портфель, запираю квартиру, еду на работу, работаю, еду с работы, прихожу, закрываю дверь, ем, смотрю телевизор, читаю, иногда иду гулять с кем-нибудь, моюсь, чищу зубу, ложусь спать, сплю. Чёрт возьми, а когда же жить?». Потом он подумал: « А что значит жить? Зачем? Почему? Какого хрена? Когда? Где?».
Он стал думать.
Он был среднего роста, недлинные тёмные волосы, аккуратная бородка, опрятно одет по современной моде. Правда, теперь это не занимало его. Время текло для него медленной, тягучей струёй смолы. Он научился делить секунды на небольшие отрезки, отрезки на наносекунды, и жить в них. Для окружающих он был просто приятным парнем, но немного чудаковатым.
Мягкий свет, мягкий звук. Пахнет синтетикой.        
Синяя линия плавно извивалась, нарушая девственную белизну листа бумаги. Линия внезапно прервалась, шарик продолжал царапать бумагу, оставлял грубую канавку. Я потряс её, подул в стержень, но тщётно: ручка отказывалась сотрудничать со мной. Я положил её нас стол и упёр взгляд в невысокую перегородку из спрессованных стружек. За ней корпела ещё сотня моих сотрудников. Я шумно выдохнул. Тихо, изредка слышны чьи-то робкие шаги, негромкие голоса ругают начальника, скрипит и стонет офисная мебель. Отложил лист бумаги, затем достал свой кейс, в котором должна была лежать запасная ручка. Странно, но её там не было. Я привстал на стуле, осторожно выглянув за край перегородки.  
-Ты чего?
-Нет, ничего… У тебя нет запасной шариковой ручки?
-Нету. Спроси у Алекса.
Я вышел в коридор, образованный отдельными небольшими офисами; люди трудились. Быстро щёлкали стёртые клавиши компьютеров, перед очками мелькали черные символы на белом фоне, тонкие сухие пальцы держали мышь. Я остановился. Человек заметил, что на него пристально смотрят, обернулся. Он вопрошающе кивнул.
-Нет, нет… Извините.
Справа и слева работали, жили, заколачивали деньги. В одной из ячеек я увидел что-то ярко-фиолетовое, резко выделявшееся на общем сером фоне. Кстати, серый стал очень популярен сейчас. Серый асфальт, серые дома, серые жизни. Серый - средний? Серый – средний, серый – средний… Я осторожно прошмыгнул внутрь, никого не было. Это был какой-то цветок в глиняном горшке. Странно и глупо смотрелись его слегка закрученные по спирали лепестки, тоненькая, изящная шейка с нежными листочками. Жаль, он не пах.
-Что вы тут делаете?
-Я… Ничего особенного… Извините.
Я шагал по коридору. Несмотря на жару, я был в пиджаке и не потел. У остальных виднелись тёмные пятна пота на одежде и на лбу. Рядом медленно прошёл лысый человек, маленькие солёные шарики и эллипсоиды пота покрывали лицо его, подобно оспяным струпьям. Одна капелька сорвалась и случайно упала на мою ладонь. Человек прошёл мимо, но я поднёс ладонь к лицу и внимательно рассмотрел капельку.  
Прохладная вода остудила организм. Вздохнул. Допил из маленького, пластикового стаканчика.
-Здорово, приятель, - подошёл молодой человек в рубашке.
-Привет, Алекс.
-Удивительная погода, не правда ли? Уже вторую неделю мозги плавятся на этой жаре. Правда обещали дождь в среду, но в таком пекле всё моментально испарится.
Я хмыкнул в ответ и задумался.  
-Подожди, у тебя ручка есть?
-Бери, у меня есть в офисе. Я их на совещаниях таскаю… Да… я вспомнил: мы в воскресенье собирались в клуб, ты пойдёшь?
Я думаю.
-Ну, так пойдёшь? Весело будет: дискотека, бар, девчонки. Тебе давно пора найти девчонку, а то ходишь сам не свой.
Я думаю, разглядывая небольшое жёлтое пятнышко на рубашке.
-Эй, проснись. Ты понял, о чём я говорил?
-Да, я пойду.
-Я тебе позвоню. Давай, не тормози, - сказал он и улыбнулся до ушей. Четвёртый сверху страдал кариесом.
Поставил жирную точку, точно приколов жирную муху, надавил на стержень. Пятнышко расползалось, синие чернила захватывали новые волокна бумаги. Я надавил сильнее. Ручка треснула, стержень сломался. Надпочечник внезапно выдавил в кровь адреналину, приступ непонятной, слепой ярости захвати мозг. Я порвал лист бумаги.
  Он обычный человек. Совершенно обычный, ничем не отличающийся от меня, от всех, от всех нас. Обычен, обычно, серый, сер. Да, он носит пиджак в жару, он странно себя ведёт, но он обычный. Мало ли какие причуды могут быть у него. Да, он ломает ручки и рвёт бумагу просто так. Внезапно, непонятно. Обычен, обычно, серый, сер. Обычен, обычно, серый, сер.

Дышать стало труднее. Грудь плотно сдавило. Члены сложились в позу младенца и больше не двигались. Что-то мешало; страх закрался в мозг. Я пытался порвать черноту, что пеленала меня, сковывала, подчиняла. В рот полилась какая-то гадостная жидкость, я захлебнулся в бессилие. Лёгкие искали воздух, пытались освободиться от инородного тела, но бесполезные спазмы ни к чему ни привели. Зато в сознании происходили непонятные пока, неведомые изменения. Всё перемешивалось: какие-то обрывки памяти, картинки, мысли лихорадочно сталкивались, исчезали, вырастали. Наконец-то организм подчинился, мышцы рук напряглись, и я выскочил из ванны. На пол полилась хлорированная вода. Меня стошнило.

Наручные часы быстро тикали, стрелки неминуемо и неумолимо отсчитывали секунды. Я опять опаздывал. Рядом неслись серые машины и проплывали серые дома. Под ногами мелькал серый асфальт, я старался идти быстрее, почти бежал. Я был зол на себя, потому что вчера пытался покончить самоубийством, но не получилось. Это было глупо заставить себя захлебнуться в ванной. Энергия внутри меня искала выход, но не находила той заветной двери, что привела бы к решению.
  
-Ты опять опоздал. Ты знаешь, что это уже твоё пятнадцатое опоздание, я не намерен больше терпеть. Ты уволен.
-Но… У меня есть уважительная причина. Просто меня сейчас по дороге обокрали, - я виновато улыбнулся, хотя энергия переполнила меня, и я с трудом сдерживал её мощный поток. – Вытащили паспорт, деньги и ключи. От квартиры.
Начальник, этот слюнявый жирдяй, критически осмотрел меня и бесстрастно сказал.
-А мне какое дело. Вы уволены.
-Нет. Вы наверное, не понимаете меня только, что обокрали, поэтому я задержался, - с трудом улыбаясь, проговорил я. Меня он начинал бесить. Почему же он не понимает меня?
-Вам указать, где дверь?
-Вы не можете уволить меня…
-Интересно, почему же? Вы обратитесь в милицию? – рассмеялся толстыми, кривыми губами.
-Замолчите, а то я…
-А то, что? Что ты мне сделаешь? Вы ничего не можете… - окончание предложения потонуло в смехе. Он жутко хохотал, а жир на отвисшем подбородке колыхался вместе с ним, как желе.
Что-то замкнулось в сознании, пришло в движение. Я выпрямился во весь рост. Бледные губы пролепетали охрипшим от гнева голосом.
-Я могу всё..
-Что вы сказали? – давясь от смеха, сказал он.
Два передних зуба уборщица потом замела под шкаф, и они пролежали там ещё десять лет, пока компания не развалилась, а всю мебель не распродали на погашение долгов.
Теперь я шагал бодро и крепко по аллее. Коллеги дивились моему смелому поступку, они признались, что никто и никогда бы не смог сделать этого. Сквозь изумрудную листву пробивались яркие столбы живого света, в них жирными, белесыми хлопьями плавала пыль и бесконечный тополиный пух. Затем он сбивался толстыми волнами у бордюров, вкупе с остальным мусором, терял природную белизну и становился серым, как и всё вокруг. Хмурые, небритые дворники мрачно шкрябали асфальт нелепыми пучками веток, связанных вместе на длинной палке. Нахлынула предгрозовая свежесть, оживила убитые лёгкие, остудила чуть-чуть и выпала в виде дождевых осадков. Из слуха исчезли глупые  разговоры, гудки машин потонули в бурлящих лужах, городской гул спрятался под кроны деревьев, но небо нашло его там и швырнуло пару сотен капель прямо в лицо; он решил спрятаться под крышей, а небо пыталось пробить и крышу. Капли буравили ненавистный асфальт, бешено молотили в окна, умывали стены. Всё менялось после пришествия воды с неба, мир как будто делал новый поворот: предметы приобретали новый характер, серый асфальт темнел, отражая неясными образами уличные фонари и светофоры.              

Я отправился к своему другу переночевать, так как ключей у меня не было, и я просто знал, что дома я больше никогда не появлюсь.
-Здорово. Ну, проходи.
-Я переночую у тебя пока?
-Без проблем. Проходи.
Алекс жил один в двухкомнатной квартире с большой кухней и лоджией. Он зарабатывал неплохие деньги, поэтому ни в чём себе не отказывал: богато обставил комнаты, сделал евро-ремонт, которым почему-то грезило всё население России. Хотя я и жил затворником, изредка бывал у него. В доме ничего не менялось, как и в душе хозяина. Зашёл стандартный разговор о политике, о деньгах, вообще о странной  жизни в этой части земного шара. Я хмуро кивал головой, в нужных местах слегка напрягал мышцы лица, чтобы получилась улыбка. Я думал о своём.
-Вот такие вот дела. Да, кстати, ты идёшь завтра с нами в клуб? Помнишь, я тебе говорил?
-А? Да, да конечно пойду.
-И что с тобой происходит? Я знал тебя шесть лет назад, ты был хорошим парнем, думал о работе, делал деньги, как и все мы.
«Как и все мы… Да я был, но кем я становлюсь… Я могу…»
-Хей, проснись! С тобой всё нормально?
-Да. Нет. В общем, нормально.
Я помолчал. Потом спросил.
-А ты как сам?
-Да как обычно… Карьера, деньги, карьера, деньги… Всё время так.
-Я не об этом. Послушай, - я закусил губу. - Какая сейчас у тебя цель?
-Ну… Хотелось бы начальником конечно… А ещё машину новую. И…
-Всё понятно… - грустно ответил я. - Давай спать.

Я не спал. Нашёл что-то в скудной библиотеке Алекса, пошелестел немного страницами, потом вышел на балкон. Город ночью – лишь отражение звёздного неба. Тысячи радужных огней на фоне тёмных силуэтов сонных домов дрожат и расплываются, но ничто не сравнится с природной красотой звёздного неба, такого притягательного и манящего, засасывающего мощным магнитом в бесконечность. Биллионы серебряных шариков щедро рассыпаны по чёрному бархату, передвигаются, выстраиваясь в непонятные фигуры, затухают и взрываются вновь. Так я простоял всю ночь.
-Ты не спал? – лёгкий пар вздымался над горячей кружкой с ароматной жидкостью.
-Нет, не спал. А зачем?
Он странно взглянул на меня.
Над утренним городом плыли инертные облака, быстрые и текучие, как сметана. Они причудливо растекались, по неведомой крыше города. Ветер гнал их вперёд.
-Я уеду по делам, не удивляйся, в воскресенье я тоже работаю. К шести приеду. Вот ключи. Да, прогуляйся где-нибудь, ты совсем расклеился. Завтра я попробую поговорить с одним человеком, он может устроить тебя неплохо.
Алекс надел пиджак, белую рубашку, брюки, чёрные туфли и вышел. Восемь часов подряд я слонялся без дела по пустой квартире. Делать ничего не хотелось, поэтому я сидел на кухне и думал, что мне делать дальше. Логика скрипела и выдавала примерно такой вариант: «Одумайся идиот, придурок безответственный. Как ты жить будешь теперь? Ты на этом месте сидел шесть лет кряду, копил, выискивал, выщупывал, хитрил, выкраивал, в общем, был как все. А сейчас что? Соригинальничал? Послушай меня, свой здравый смысл: забудь все эти глупые заморочки про обыденность, остепенись, обсуди с Алексом про будущее место. Сделаешь ключи как-нибудь, сейчас это не проблема. Заработаешь денег, купишь машину. Потом женишься… Хотя нет, лучше не женись. Одному лучше». Интуиция молчала, но энергия питала именно её. Я решил сделать, как советовала интуиция.
Наконец-то пришёл Алекс.  
-Дома сидел? Зря, сегодня погода хорошая была, не то, что вчера.
Я что-то пробурчал.
-Да, я поговорил насчёт тебя с одной шишкой. Он обещал, что поговорит с тобой. Ты меня слушаешь? Не хмурься: всё будет хорошо. Ну, выгнали тебя с работы. Это же не конец света.
-А? Я не хмурюсь. Всё нормально, - я кисло улыбнулся.
-Сейчас давай поужинаем, затем через полтора часа пойдём, встретимся со своими…
Я мерно пережёвывал что-то, а в это в голове вертелись разные интересные мысли. Они бурили поверхность мозга длинными лазами, рыли гигантские траншеи, мозг буквально перерождался, обновляясь, вырастая, осознавая новые реалии, истины и догматы.

Это были просто сотрудники той самой фирмы, в которой я раньше работал, точнее убивал время, растрачивая драгоценные песчинки на совсем глупые вещи, как заколачивание денег. Карьера, деньги, деловые встречи, контракты… Прожигали в моей жизни огромные, пустые дыры, подобно упавшей сигарете на белоснежной простыне; дыры затягивали сжимали и подменяли, меняли реальность на субреальность, подсовывали не те жизненный ценности, заставляли и уродовали. Губы чуть-чуть дёрнулись вверх. Зато я теперь многое начал понимать, я многое знаю, я могу всё… Они были простые сотрудники той самой фирмы, в которой я раньше работал. Они считали себя личностями, но жестоко ошибались, продаваясь и покупаясь на глупые посылы новой субреальности. Хотя интуиция пыталась что-то промычать сквозь сомкнутые на её рте пальцы, она пинком выталкивалась в далёкие уголки сознания, где хирела и полностью атрофировалась. Как измученный пленник с выступавшими рёбрами, осунувшимся лицом, растворёнными мышцами, худой и бледный, убитый, интуиция подменялась логикой с бездушными цифрами, расчётами, графиками. А современное общество давило чудовищной суггестией, унификацией, раскрашиванием душ в серый цвет, обезличивание и подмена истин. Я улыбнулся.
-Ты улыбнулся! Ха-ха, он улыбнулся!! Он…
-Просто я кое-что понял.
-Идём! Идём! Пошли! – кричали они, уже радостные. Алекс мягко улыбался.

Длинными шагами, быстро и целеустремлённо, без посторонних мыслей, к главной цели, все вместе, мощно и мягко, без насилия и крови.

Я знал, что это случится. Сегодня в клубе настоящая вечеринка, организованная кем-то из больших шефов по случаю дня рождения. Играет громкая музыка, ритм разгоняет кровь, приглушённый свет, разрезаемый редкими конусами лампочек, звон бокалов и разговоры тонут в дальних углах помещения. Празднично одетые люди танцуют, пьют, веселятся. Алекс тянет меня за рукав.
-Опять заснул? Улыбнись ещё раз – мне понравилось. Вон, видишь ту компанию в пиджаках? Это нужные тебе люди, самый влиятельный среди них – Максим Безликов. Он поможет тебе с работой. Эй!
Я невольно качнулся за ним. Алекс протискивался сквозь плотную толпу танцующих. Вдруг что-то кольнуло меня, резануло уставшие глаза; я испуганно оглянулся, ибо это странное чувство впервые посетило меня; сердце заработало быстрее, выравниваясь с общим музыкальным ритмом; в бока толкали. Я безнадёжно покрутил головой, но тщётно.
-Пошли! – закричал Алекс.
-Подожди, я увидел что-то.
Он усмехнулся.
-Может кого-то? – с трудом сдерживая натиск танцующих, сказал Алекс прямо в ухо.
Стоял в нерешительности, глупо пытаясь сфокусировать зрение в мелькающем свете. Что-то опять неуловимо проскользнуло и ушло в темноту потных тел.
-Ладно, пошли.
Несмотря на литры вылитых духов, и дезодорантов неудержимо пахло духотой и перегаром. Вечеринка была в разгаре. Стало немного свободнее, музыка притихла настолько, что можно было нормально общаться, не форсируя звук. Группа солидных мужчин стояла вокруг небольшого столика с бокалами, вокруг располагались мягкие диванчики.
-А, Алекс. Познакомьтесь, это Алекс. Алекс, это мои друзья. А это, насколько я понимаю, смелый герой. Ха-ха-ха, неплохо ты ему врезал, я сам видел его лицо! – рассмеялся высокий, статный мужчина средних лет, называвшего себя просто Максом. Его окружения рассмеялось одинаковыми улыбками. Алекс толкнул меня в бок.
-Да, да здравствуйте. Так получилось.
-Неплохо получилось. Мне такие активные как ты нужны, я читал твоё личное дело, ты прекрасно мне подходишь. Да, кстати, ты ударил моего самого главного конкурента! Так что, даже за это я тебя возьму! Ха-ха! – он залился громким смехом. Сильно рас красневшиеся щёки покрывала помада и новый румянец. Алекс тоже смеялся.
Ди-джей сменил пластинку, что-то проговорил, зал взревел. Я смотрел в пол. К жутко дорогим туфлям подошли ёщё пара каких-то модных кед, рядом мялись туфли подешевле – Алекса, ещё четыре пары шаркали поближе к Максу. Максовские туфли покачались на каблуках, поменяли направление носка; кеды спокойно стояли, у Алекса развязались шнурки. Затем мы присели, я не сводил взгляда со шнурков Алекса. Туфли покачались, как красивые корабли на Неве, и перекинулись на столик. Четыре пары шаркались у ножек столика. Кеды стояли.
-…за день рождения, нет. За деньги!!! – проорал хмельной Безликов. Хрупкие ножки бокалов схватили грубые пальцы, вознесли над головой, стукнули тонким абажуром с непонятной жидкостью, что горячит кровь. Я пить не стал.
-А ты, почему же не пьёшь? – прорезался чей-то чистый, ровный голос сквозь гул. Он был женским. Я оставил шнурки Алекса и поднял глаза. Кеды принадлежали молодой девушке невысокого роста, но когда зрение окончательно сфокусировалось, по телу пробежал нервный всплеск, холодный и инертный. Короткие чёрные волосы, пухлые губы и глаза… Глаза. Интуиция радостно взревела, велела открыть подвалы и выкатить бочки с вином. Мозг завалило снегом, он мгновенно испарился, впитавшись в кору.
-Познакомьтесь, это моя секретарша… - расплылся Безликов. Я перехватил понимающий взгляд Алекса, мысленно послал его подальше, четыре пары улыбались, кеды внимательно разрезали меня, исследовали. Поднял глаза. Мы долго молча рассматривал друг друга, затем я улыбнулся.

Теперь она навечно прописалась на моём лице, ни сползала никогда. Мне даже зубы пришлось чистить, улыбаясь. Каждая клетка, ядро, полость, вещество, атом, кость, зуб моего тела трепетала. В груди образовался какой-то тёплый ком; Алекс улыбался, потом одолжил мне двести долларов, но я отказался. В голове что-то обломилось и растворилось навсегда. Теперь я точно знал, что шагаю правильно и не один.
В ушную раковину что-то заползло, шебуршалось щекотно, ощупывало тонкими усиками непонятную пещеру. Я вскочил, засунул палец в ухо и начал там ковыряться, пока не вытащил раздавленный трупик муравья. Машинально обтёр об штанину, сел на колючую, подстриженную траву. Мы разговаривали. Я долго и взахлёб рассказывал про свои страхи и мысли, она молча и с улыбкой качала головой. Я что-то доказывал, отчаянно жестикулировал, она лишь понимающе кивала в ответ. Внутри всё расставляли по полочкам, аккуратно раскладывали, чистили, смахивали пыль, уничтожая хаос. Я постепенно успокаивался, а на душе становилось всё лучше. Затем она что-то рассказывала с улыбкой, я внимательно поглощал каждое слово. Я вдыхал полной грудью незнакомые запахи, смотрел на невесомую громаду облаков, в воображении плыли замки с рыцарями, воздушные каравеллы, какие-то животные, чьи-то лица, улыбался. Мы находились в той части города, где редко бывают люди, что изучают лотки магазинов и бесчисленные кафе. Здесь была странная атмосфера; ты одновременно ощущаешь безлюдность и заброшенность всего окружающего, но понимаешь, что где-то рядом находятся люди. Трудно передать непередаваемое. Какая-то всеобъемлющая пустота: пустые, заброшенные здания, пустые улицы, закоулки, нет даже мусора, но в мозгу, в груди что-то сильно давит, ноет о чём-то недосягаемом, особом, атмосферном… Здесь тихо и странно…
Мы говорили долго, часов шесть-семь пока не позвонил Алекс, нарушив общую тишину и спокойствие, дерзким технотронным звонком мобильного телефона.
-Привет, Алекс!
-Привет?! Ты сказал привет?! Посмотри на часы – сколько времени? Уже вечер! А завтра рано на работу. Ты же не хочешь бить по лицу своего нового начальника за своё опоздание?
-Хорошо, хорошо Алекс. Уже еду.
Я нехотя поднялся с примятой травы.

Дверь захлопнулась, щёлкнул затвор щеколды. Я прошёл на кухню.
-Пришёл, потаскун? – ухмыляясь, спросил Алекс. Он стоял в трусах и с чашкой кофе в руках. Часовая стрелка задержалась на цифре 12.  
-Как видишь.
-А на работу не хочется? У тебя завтра важный вечер. Сам понимаешь – первое впечатление – самое важное впечатление, так что ты должен показать себя с лучшей стороны. Ну, да ладно. Давай, рассказывай, - он хитро прищурился в этом месте. – Как она? Хороша?
Я улыбнулся и хлопнул его по плечу. Я знал, что завтра это всего уже не будет: всё изменится, старое порастёт мягкой травой, заснёт на века, родится новое, яркое, красочное, пульсирующее живой энергией. Почистил зубы пальцем и лёг спать.
Рано утром меня разбудил Алекс. Я зевал тайком, но Алекс заметил и заставил принять новую порцию кофе. Потом мы спешно оделись, он вышел в коридор, затем почему-то остановился, недоумённо оглядывая меня.
-Ты так пойдешь?
Я критически осмотрел себя в зеркале, но не нашёл ничего странного.
-А кейс? С документами, паспортом, бумагами? Где твой кейс? – спросил Алекс. Я вспомнил, что оставил его где-то на бывшей работе.
-Он мне не понадобится.
-Точно? Тебе Безликов сказал? Ну, как знаешь.
Под нами быстро проносился асфальт, смазывался в одну непонятную массу; я прижался лбом к боковому стеклу, поэтому голова немного вибрировала. Алекс вёл машину, заметно нервничая: его указательный палец выстукивал какой-то ритм по кожаной обивке руля, а нижняя губа судорожно дёргалась.
-Что с тобой, Алекс? – сказал тогда я.
-Я не знаю… Что-то странное, со мной такого никогда не было. Может, мы опаздываем? – спросил себя Алекс, но убедившись, что всё нормально, не успокоился.
-Что такое?
-Мне кажется, что сегодня… Возможно, это глупость или…, - он вздохнул. - В общем, мне кажется, что сегодня что-то произойдёт. Наверное, машина сломается или Безликов опять бесится начнёт. А, ладно, не бери в голову… Глупости всё это, - утвердительно сказал он, убеждая себя.
-Вдруг ты ошибаешься? Подумай, - ответил тогда я. Он сгорбился в кресле.
Было прохладное, солнечное утро. Городская суета ещё не забила улицы, вокруг было пусто и сонно. Только изредка попадались бомжи, рано утром вышедшие на охоту за бутылками. Казалось, что город вымер, оставив только хмурые, высокие здания и пыльные дороги.
Апатия и скука.
Ближе к центру город чуть-чуть проснулся автомобилями и нечастыми прохожими. Город посерел и засох, все краски испарились, а старые палитры давно были выброшены в окно, взамен на новые гамбургеры. Городом правила скука и апатия. Утро обнажило напыщенность, приоткрыло дешёвую занавесь рекламных вывесок и газет, показало истинное лицо недр и внутренностей города. По ржавым трубам текла хлорированная вода, а в ней скука… Люди жутко скучали, но сами не понимали этого, потому что она была настолько сильной и всепоглощающей, что люди уже привыкли к ней, хотя где-то далеко понимали и пытались освободиться, искусственно занимая, заставляя себя делать глупые, нелепые вещи. А это приводило к унификации, мельчанию, вымиранию самого дорогого: человеческой души. Наконец-то Алекс круто свернул влево, нас поглотила тень зданий. Я заворожено смотрел, насколько хватало угла поворота зрачка: я поражался невероятной высотой этой громадины, обшитой в блестящую броню стекла. Человек прошлого никогда бы не поверил, что существует что-то такой высоты, построенное человеком. Но мы теперь даже не задаём себе вопрос и не удивляемся и не смотрим на бегущие облака, а только под ноги, вниз, на чужие ботинки, чьи-то слюни… Мы привыкаем ко всему, даже к страданиям.
Металлические ворота распахнулись, проглотили блестящую машину. Охранник в толстом бронежилете мельком взглянул на пропуск, недоверчиво посмотрел на меня. Взглядом указал на зев подземной автостоянки; Алекс поёжился, я спокойно развалился в сиденье, хотя сердце бешено колотилось. Я поспешно вышел из машины, захватил полной грудью прохладный, пропахший резиной воздух, пошаркал по исписанной стёртыми покрышками асфальту, подумал, улыбнулся.
-Что? А, девушку вспомнил? – ухмыльнулся Алекс. – Да, она сегодня будет.
Я этого не знал, но новость была приятной.
-Она придёт? Отлично! Пошли, у меня уже руки трясутся.
Алекс отмерил на своём ухоженном лице улыбку и пошёл за мной. Длинными шагами, быстро и целеустремлённо, без посторонних мыслей, к главной цели, все вместе, мощно и мягко, без насилия и крови.
В голове звучала не понятная музыка, я выдохнул и выпрямился во весь свой рост. Расправил широкие плечи, распахнул глаза шире, Алекс недоверчиво и удивлённо осматривал меня. Створки быстрого лифта скрылись в стенах. Она стояла передо мной и смущённо улыбалась.  
Настала новая эпоха. С того момента, как я родился, она приближалась неотвратимо, эволюция человека делала свои ходы. Я мог всё, я сделал это. Толкнул людей в сгорбленные спины, смыл грязную пелену с глаз. Колоссальные энергии участвовали в одном решающем миге – революции всего человека, его сознания, его души. Если можно было бы собрать всё прожитое в одном энергетическом ресурсе: атомные бомбы, воины, кровь, деньги, рождение сотен людей, умирание сотен людей, чувства, страсти, цели, стремления – это всё ничто по сравнению с этой революцией. Много  было потрачено, но больше приобретено за секунды. Это невозможно выразить словами, это всё к чему мы все стремились всегда, везде, где бы мы не находились. Даже сидя в окопе за пулемётным станком мы думали об этом, надрываясь в концлагерях, в слезах, даже на смертном одре мы желали этого. Каждое слово, идея, мысль всегда приводили к желанию этого простого сочетания букв. Люди забыли и вспомнили. Теперь на земле совсем другая эпоха, лучшая, самая лучшая, это рай… Рай… Не хватает слов.
Как это случилось? Это случилось благодаря революции. Она прошла буквально за инертные секунды, без крови и ружейных выстрелов.

Она быстро шепнула мне что-то, я не помню точно что. Это был знак к действию, но я не знал, что делать дальше. Странная мысль посетила напряжённый мозг, нейроны сгенерировали её и подали в сознание. Надо бежать вперёд. Почему? Человек всегда совершал что-то важное бегом, быстро стремительно, он делал рывки, скачки в развитии вперёд. И я побежал. Это было начало революции. Нервы трещали и каратили, кровь безумно перемещалась внутри переполненных сосудов. Температура резко подскочила. Из носа хлынула кровь. В висках раскалывались горы. Надо бороться, бросить всё ради всего. Люди с папками испуганно шарахались в стороны, белые листки плавно опускались на пол. Яростно бежал вперёд, расталкивая ошарашенных, стоявших на пути просто сбивал с ног. Мышцы вздувались, подогреваемые ошалелым надпочечником. Кровь растворилась в адреналине. Алекс с застывшим лицом наблюдал за безумцем, бегущим вперёд. Вдруг он сорвался с места и помчался вслед за мной. Секунды почему-то тянулись, я прибавил скорости; в ушах не было ничего кроме звона и глухого стука сердца. Затем кто-то тонко вскрикнул: « Держите его, он псих!». Рядом замелькали белые рубашки, чьи-то манжеты, возгласы и хриплые крики. Я как-то неестественно медленно повернул голову, хотя я точно знал, что двигаюсь с поразительной скоростью, увидел пятно голубого неба и свернул. Окно было впереди, всего каких-то пятнадцать метров. Туда! Я задохнулся. Быстрее! Бежать быстро как гепард, вперёд к цели! Мышцы набухли и гудели, требуя отдыха. Рубашки пытались задержать у поворота, но я вырвался, скрипя зубами. Ещё! Пять жалких метров. Пять безумных шагов. Три! Нельзя останавливаться, только вперёд! Иначе, всё пропало! Вперёд! Вперёд!!! Один!! Я приказал организму бежать ещё быстрее, ещё, ещё…
Сердце оборвалось и бухнуло последний раз. Связки порвались в последнем крике, хриплом, пещерном крике прачеловека. Мышцы сократились последний раз и заглохли. Мозг умер. Лёгкие спёрло. Стекло красочно брызнуло, осколки слились с бесконечно голубым небом. Глаза лопнули градом слёз. Звуки исчезли, всё застыло. Ноль… Я камнем полетел вниз под действием силы притяжения. Из окон высунулись любопытные лица. Самая важная пауза в истории человека. Клетки спешно перестроились, сердце испуганно заработало, мозг переродился. Всё. Я рванул белую рубашку, зрачки наблюдавших расширились от удивления. Кувыркнулся в воздухе, увиливая от осколков. Весь мир ахнул от изумления. Из разбитого мною окна вылетел каблуками вперёд Алекс, за ним, смешно вскрикнув  - она. Толпа внизу роняла портфели и пробовала подпрыгнуть. Люди колотили стульями в окна, выбивали ненавистные стёкла офисов, прыгали вниз. Тысячами выпрыгивали с крыш, толпами, лавинами хлынули с подоконников. Они визжали радостно, стоявшие на земле завистливо забирались на ограды и заборчики, прыгали с них. Я облегчённо вздохнул всеми клетками своего нового тела, осмотрел счастливых людей. Взглянул на радостного Алекса, неловко парившего в солнечном воздухе, рядом летела она.
За моей спиной трепыхались белоснежные крылья, что неустанно тянули к небу.