Дело происходило осенью, середина девяностых, точнее сказать не могу, но было достаточно холодно и для курток, и для того, что бы ни стоять на улице.
Происходила вырубка пластилина, к которой каким-то образом (в нагляк, известно каким!) примазалась пара-тройка нарков. Акционеры находились во втором подъезде, толи потому что опять что-то натворили в первом, толи просто, чтобы не отсвечивать. Первый этаж, на ступеньках стоят зрители, на арене выступающие, на почтовых ящиках, в этот раз, не разложены пачки сигарет.
Мы были представлены широким составом, и вместе с нарками набралась дюжина, не меньше. Гонцы, как всегда, где-то позастревали, время убивалось бесчисленным количеством сигарет, и словесным грузиловом друг дружки, с переменной активностью и успехом.
Наконец появляются два долгожданных грамма. Не без влияния присутствующих нарков, принимается решение приделать в штакеты, весь. Способ спорный, требующий навыков и времени, для достижения действительно хорошего результата. В противном случае, в забитых, по сути, табаком штакетах там-сям попадаются куски га, хаотичной формы и размера. Так вот противный  случай и произошел, если можно так сказать.
Выстраивается традиционный круг, и под легкое глумление, три-четыре штакета начинают свой путь по нему. Под покурку, естественно, возникает разговор, на тему кому как достанется га. Чистая лотерея, на взгляд присутствующих. Предполагается наличие джек-пота. Наконец, все пятки ставят запятые на стенах,  десяток сигарет вспыхивает теплыми огоньками, разговоры на какое-то время стихают.  Но проходит всего несколько минут, и слышится первое:
-    Ну че, как цепануло?
-    Да так. – Обмен усмешками.
Гул разговоров нарастает, тема та же, что и во время покурки. Обнаруживаются примерно три явных лидера, люди мало разговаривающие, медленно курящие, и много улыбающиеся. Далее следует большинство – много трепа, смеха, сигаретного дыма. Символичная тройка неудачников, сквозь зубы, матерясь, сетует на кривые руки строителей. Но весело все же всем нам.
Я в средней группе, ближе к началу. Вкус сигарет изменился столь ярко, что я гоняю в голове мысли о наличии примесей в га. Разговаривать тянет не так сильно, как просто глумиться над темами других…
-    Так у кого Джек пот?! - Васька, по ходу.
-    Да, да, кстати!
-    Ну, точно?! – Шар в лузе, тема пошла.
После долгих выяснений обладатель приза не установлен, кто-то подливает масла в огонь:
-    В той, что строил я, была пара конкретных кропалей!
Ну, нет, так нет, тема гаснет. Какое-то время проходит как всегда, но пауза выдержана, нарки не могут далее терять свое драгоценное время, мы тоже хотим переместится…
-    А где Аршак?!
-    Здесь где-то, куда он денется.
-    Да нет его, может поссать пошел?
-    Пропал.
Смех.
-    Да хуй с ним, пошли отсюда.
Все спускаются со ступенек, людской ручеек протекает через двойные двери подъезда на внешнюю площадку, под козырек. Холодный осенний вечер, уже темно, ветер треплет пожухлые листья, под козырьком две сто лет сгоревшие лампочки. Привалившись спиной к простенку, что отделяет дверь мусоропровода, сидит на пятках Аршак, побледневший настолько, что это заметно даже в наступающей темноте.
-    Пацаны.. Плохо.. – Пауза. – Я перекурил по ходу, сердце что-то прихватило…
-    Джек пот. – Словно забивая гвоздь, бесстрастным тоном, кто-то из нас.
И Аршак что-то лопочущий о скорой, тонущее в бешеном приходе, который нарастает как лавина, до тех пор, пока хохот не становится слышен на пол квартала. Мы, смеясь до слез и боли в животе, идем по темной осенней улице. Я запахиваю куртку, продолжая смеяться; немного выше и чуть впереди тепло желтеет окно моей кухни, все нормально, все идет как идет, приближается зима 96-го, а может 97-го..