Из шестнадцати лет её жизни - год она еблась направо и год налево, пока однажды прямо по курсу перед ней не возник я.
Я брёл усталый, даже не злой, а просто убитый жизненной несправедливостью, или просто несправедливостью начальства, отказавшего мне в месте на которое я метил. Очень давно. Год я разрабатывал богатого клиента, но клиент выбрал конкурентов и моё уже почти место отдали жополизу. А может быть изначально оно ему и предназначалось.
Мир рухнул и я понял, что теперь для всех лузер.
На станции метро Речной вокзал было не людно, и я медленно скользил вперёд к эскалатору, не глядя перед собой, а раскладывая ситуацию на элементы, прокручивая всё взад-вперёд, отыскивая тот самый миг в который я совершил ошибку. Однако в чем именно была моя ошибка, я не знал, и поэтому миг не отыскивался. Я по инерции, двигаясь с фатального совещания, продолжал думать на французском, нашем корпоративном языке.
Ударившись об неё, тоже куда-то шедшей мне навстречу, я, опять-таки по инерции, сказал : «О пардон мадмуазель». Она мгновенно отбила: «Па дю ту, мсьё».
Поскольку я был не в Париже, удивление мгновенно вернуло мне зрение, и я увидел девушку с длинной темно каштановой челкой как у американского пионера из терминатора два. Следующим что я увидел, было её стояние на месте – она не проследовала дальше, как это обычно могло бы быть.
Мысль скоростна, а мысль «может поебаться, раз уж не везёт в делах», быстрее даже пучка фотонов в оптическом кабеле.
Не сменив языка я пригласил её выпить кофе, тут же, неподалёку, в Макдональце, ибо это было самое близкое от моего дома кофе на разлив, тем более что недавно они научились делать эспрессо.
Лена. Она была странно спокойной, то и дело возникали паузы, которые прерывал я же. Я узнал о ней кое – что, она жила в четырехстах метрах от меня и ходила в школу в четырёхстах же от меня метрах, и эти три места образовывали правильный треугольник. Её мать преподавала французский. Окончание пития кофе близилось неотвратимо и я решил спросить, если она конечно же не спешит, не составит ли она мне компанию по просмотру нового фильма Озона, в оригинале, у меня дома.
Мы шли ко мне пешком минут десять, я держал её ладонь в своей, я теребил её пальцы, а её пальцы в ответ еле заметно подрагивали.
Закрыв за нами дверь я левой рукой обнял её за талию, а правую запустил в недлинные волосы на её затылке, и замер. Сердце застучало как топот взвода не в ногу по каменной брусчатке, как тяжелые капли ливня по жести подоконника, но она тоже замерла, спокойно и чуть насмешливо глядя мне прямо в глаза, и как прыжок в холодный бассейн жарким днём, так и поцелуй, прошивший меня как очередь из КПВТ через долю секунды, остановил его, моё несчастное сердце, как мысли, как и вообще время.
Я не встретил сопротивления ни в момент осквернения её грудей пятернею взрослого мужика, ни в момент ощупывания горячих влажных сокровищ её трусиков, а когда я вошел в нее сзади тут же, не раздеваясь, она лишь вздохнула, вздрогнула и прогнулась.
Потом мы курили, я смотрел на неё, любуясь лобком, плечами, белоснежными стройными ногами и красивой осанкой, я отнес её на кровать, раздвинул ноги, левой рукой на локте прижал её губы к своим, а правой провёл хуем у неё между ног, потом нащупал начавшую увлажняться дырочку и медленно вошёл в неё снова.
Она ушла в без четверти десять, а я бухнулся на кровать, и еще какое-то время лежал, обдумывая события дня, улыбаясь, жалея о пренебрежении презервативом и заключая, по сумме элементов, что жизнь, всё-таки - неплохая штука. Спал как убитый.
Утром я собрался на работу, я знал что вот только приду в бюро и покажу, бля, всем, нахуй, кто в доме хозяин. Я знал что блять разорву этих падл, ибо нех.
Она пришла ко мне в восемь, задвинула физру, потом матешу, мы ебались очень серьёзно не как вчера, и на работу я пришел в полдень, похуистом полнейшим.
У неё не было мобилы(!) и мне оставалось ждать её дома. В восемь она пришла снова.
Мы снова еблись, и утром, и снова вечером, а потом я просто перестал ходить на работу.
У нас, профессиональных игроков на рулетке, взгляд змеи. Мы не играем на рулетках с живым крупье, потому что это для лохов. Люди отличаются друг от друга тем, где и во что они играют – кто-то на автоматах на улице, кто-то – в випзалах казино, но все они – лохи.
Ночью я спал, утром и вечером мы ебались, а днём я ходил по игровым залам. Играя на пятьсот рублей в течение рабочего дня, я обувал заведение примерно на триста евро, нам хватало. Я играл по тупой системе, точнее у меня было три тупые системы, сначала я играл осторожно, постепенно приигрывая тысячи полторы, а потом начинал комбинировать три свои тупые системы, иногда рискуя, но всегда разумно.
Сон – ебля – рулетка – ебля – сон.
Постепенно я перестал смотреть телевизор, ходить в Интернет, видеться с друзьями, мой день был насыщен, но наше время было ограничено, и я только ждал когда же наконец мы сможем открыться всему миру, но она от родителей и подруг всё скрывала. Для меня ебля сделалась главным, когда я не был с нею, я спал или делал деньги, но существовал как-бы на автопилоте, в призрачном мире нормальных людей – лохов.
Потом она исчезла.
Поначалу я ждал её дома сутками. Потом я ждал её возле школы.
Теперь я брожу по городу и ищу её.
Я надеюсь, что она жива.
Доктор, вы отвяжете меня, если она придёт?