Костя женился. А ведь все уже думали, что вряд ли когда-нибудь инвалид детства найдет себе девушку. Для нее это была единственная возможность уехать из скучного провинциального городка.
- Он, хоть и инвалид, но не урод, уговаривала она себя и маму. Сильный. А то, что стопы нет, так и не заметно почти, только чуть прихрамывает. Зато у него квартира в Москве. Живет с матерью старенькой. – А еще не говорила вслух, но думала, что все знают о ее романе с командировочным. Обещал вернуться, но даже письма от него не получила за все три года. И знают, что пошла к нему в номер в первый же день. А как уехал, местные ребята даже здороваться перестали.
Костя сразу позвал ее замуж. Приехал на этюды. Молодой художник из Москвы. Остановилась посмотреть. Мазня его не понравилась, да и сам он был какой-то всклокоченный неопрятный. Некрасивые руки, желтые от папирос пальцы. Сразу было видно, не местный. По тому, как он сразу завел с ней разговор, по тому с каким интересом смотрел не нее. Через два дня, она опять проходила мимо, этюд его был почти закончен. Костя сказал, что послезавтра уезжает, если она хочет, он возьмет ее с собой.
Конечно, он был робким, она не спрашивала, были ли у него женщины до нее. Если и было, то немного. Но после свадьбы Костя вдруг устроил ей истерику, что он у нее не первый. И потом все время напоминал к месту и не очень.
Квартирка была двухкомнатная. Всюду валялись неоконченные этюды, наброски. Старенькая мама уже впала в маразм, и каждую ночь Нине приходилось вставать и проверять, закрыта ли входная дверь, выключен ли газ. Но, в общем, было терпимо. Старушка постоянно бормотала молитвы, иногда даже беседовала с Богом, иногда ругалась. Но тихо.
Когда Нина забеременела, сначала даже представить не могла, что в этом доме найдется место для ребенка. Но Костя обрадовался, казалось, даже простил ей мнимую измену. Поклеили новые обои, побелили потолок, купли кроватку. И стало почти «как у людей». Думала, что вот еще чуть-чуть и полюбит мужа, привяжется к полоумной старухе, наладит отношения с московской родней, улыбчивыми снобами. Скоро все устроится, она не будет так скучать по отцу, привыкнет к ненормальному городу.
Весной под окном красиво цвели яблони. Как дома. Мальчик родился крупный и на удивление спокойный. Родственники уже считали ее своей, помогали, но не деньгами. Костя перестал курить в квартире, выходил на лестничную клетку. Через три года родилась Настя.
За постоянными хлопотами глупые мечтания уже не вспоминались. Казалось так и жила, так все и будет. Умерла Костина мама. Пришлось Нине искать работу, старушка хоть и доставляла много хлопот, но пенсия ее была основным доходом семьи.
В магазине требовался кассир. Плюнула и на школьную золотую медаль и на диплом с отличием. Костя зарабатывать деньги не умел. Мог часами расписывать бесконечные брошки, которые не продавались, учился на ювелира. Ни на одной работе больше месяца не задерживался. Пошла кассиром.
Пила сначала по праздникам. Немного. За детей, за счастье в личной жизни. Во время очередного застолья вдруг заплакала. Вспомнила, что отца не видела уже пять лет. Мама говорит, он очень плох. Не могла вспомнить, как же звали того командировочного. Саша, кажется. Говорил, что живет в Москве, а так и не встретились. Врал, наверное.
Жизнь из-за прилавка выглядела немного иначе. Каждый день множество людей, все что-то покупают. Город решает две проблемы: как заработать деньги и на что их потратить.
Алкаши приходят. Жалко их. Трясущимися руками протягивают туго завязанные грязные носовые платки. В узелках обручальные кольца, сережки с синтетическими рубинами. Нина отправляла их к заведующему. Через пять минут выходили без узелка, но с бутылкой.
Думала, поработает год-два, дети подрастут, найдет что-нибудь поинтереснее. Утром в метро видела привлекательные объявления о работе в офисе. Давала слово, что с понедельника начнет искать новое место. Вечером с Валентиной Ивановной отмечали окончание рабочего дня. Несколько раз пришлось вызывать Костю, чтобы он отвез ее домой. Они почти перестали разговаривать. Постоянно кричали друг на друга. Она устала. Убирать за всеми, следить за квартирой. Сын, которому едва исполнилось девятнадцать лет, женился на своей беременной подружке. Заявил, что будет жить у родителей. Дочка неделями пропадала у подруг.
Вдруг поняла, что не «как у людей». Что сколько не уговаривай себя, полюбить не получится. И дети, выросшие с мыслью, что деньги только на еду, а одежду донашивают. Разве это ее было ее мечтой. Квартира вновь превратилась в неопрятное жилище. Уезжать к маме не хотелось. Москва все-таки сломала ее, приручила. Так просто не бросишь.
Костя сначала ее бил, потом понял, что ничего не поправишь. Только постоянно курил, что-то рисовал. Ни о чем не спрашивал. Итак знал, что когда его не бывает дома, приходят ее коллеги с работы. И после этого у нее такой взгляд сытой самки. Спали отдельно друг от друга.
Иногда Нина пыталась вспомнить, зачем приехала сюда. Зачем пыталась изобразить, что «все как у людей». Кому это все нужно. Точно не ей.
Однажды во дворе увидела бродягу. Он спал на земле, завернувшись в ватное одеяло.
- Вот ему и дом. – Хотела подойти, разбудить, прогнать. Но пожалела. Уже вечером, возвращаясь с работы, увидела, что бродяга не ушел. Сидел на лавочке, жевал какую-то свою еду, читал обрывок газеты. Это был именно бродяга. Не Бомж, с прогнившей кожей и мертвым лицом, а такой еще вполне крепкий симпатичный мужик. Грязный, конечно, не без этого, но взгляд острый, умный.
- Скучаем? – как-то по-доброму спросил у остановившей рядом дамочки. Женщина, за сорок ей, наверное, раньше видно была симпатичная. Сейчас - оплывшая бесформенная квашня. Молчит, не поймешь, чего ей надо. Знает, он таких хабалок, сейчас начнет кричать, что мужа позовет, и что «всякие» могут катиться куда подальше.
- А чего мне скучать, у меня все хорошо. Меня Нина зовут. – Дамочка села рядом, достала из сумки бутылку водки. – Сейчас и у тебя все хорошо будет. Как зовут-то?
- Василий.
- Ну, Василий, я сейчас стаканы принесу и закусить чего-нибудь. – Так почти всю ночь и просидели. Костя пару раз выходил курить, но не подошел, домой не позвал. Соседи проходили мимо, делали вид, что не узнают.
- Эх, Василий, очень ты на человека одного похож. Не помню, как его звали, но не Вася это точно. – Она вдруг поняла, что сегодня плакать не будет. Наоборот первый раз за все эти годы ей захотелось смеяться. Смеяться над собой, над мужем, над покупателями с их бесконечными претензиями. – Слушай, ну, ведь правда смешно, я - инженер, диплом с отличием, чертила лучше всех на курсе, трахаюсь с грузчиками в подсобке. Ну, чего не смеешься? Ты Вась оставайся. Живи с нами. Костя добрый, выбросим его картины, тебе кровать поставим. Вспомнила. Дима его звали.
- Нина, Нина. Нельзя тебе пить. Иди домой.
- Нет, с тобой останусь. Дети выросли. Мужу не нужна. Никому не нужна. Никому. Папа умер три года назад. Хорошо, что не видит, какая я стала. Поцелуй меня, Вась.
В три часа утра, кто-то вызвал милицию. Нина кричала, затеяла драку. Ее забрали в отделение. Когда выпустили утром, она босая вернулась домой. Зашла в квартиру, взяла все деньги, какие нашла, переоделась. Так и не придумала, как объяснить мужу, детям. Оставила записку: «До свидания!». Василий ждал ее около подъезда.