Вот вы говорите – карнегианство. Корпоративная культура. Галстуки. Мобильные телефоны, обратно. Только не про нас все это. Не про могучий народ. Вот давеча такой случай со мной место имел. Работаю я, братцы, в буржуйской корпорации IKEA и через это меня многие оскорбляют. Говорят, продался, мол, капиталу. Карнегианец, говорят. Меня такие разговоры про мою личность как-то даже из себя выводят. И даже обижаюсь бывает. Потому, работа моя – сборщик мебели. И карнегианством в ней и не пахнет ни грамма. Наоборот – класс гегемон. И вообще, надо заметить, пролетарий.

И вот работаю я с напарником. Промежду прочим довольно интересная и вообще заметная местами личность. Когда-то на гитаре в ансамбле играл. И девушки за знакомство с ним ссорились даже. До рукоприкладства даже доходило. Но был у его недостаток один. Любил он очень водочки выпить. И еще махорки курнуть. Поэтому потертым стал довольно скоро. И из ансамбля его уволили. Он в ихние ноты не попадал. Так что он тоже стал представителем рабочей интеллигенции. И его ко мне в пару работать поставили. А звали его Василием. Или Стеклоглазом иногда – для простоты.

Вот поехали мы с ним мебель собирать к заказчику одному. А мебель для офиса была. Заказчик контору открывал и мебель в нее купил. А наша забота собрать как надо. И не скажу, что пыльная работа. И платят приятно. А дело надо сказать в субботу было. Потому, мы посменно работаем. И встречаю я Василия. Ну а вчера, как водится, пятница была. И вообще погода стояла хорошая. А потому я на работу хворый чуть-чуть пришел. Голова, надо сказать, болела. Может давление поднялось или еще что. И во рту сухо довольно было. А Василий, вообще с утра всегда плохо выглядит. И глаза у него тусклые. Какая уж тут работа. Ну и по такому случаю зашли мы в палатку и купили пивка чуть-чуть.

И вот идем мы к заказчику. Пиво в пакете позвякивает. И настроение как-то повышаться начинает. Приходим мы в задние. А там ремонт идет. Недавно видать его выкупила эта контора. У НИИ какого или там у СОБЕСА, нам неведомо. И на проходной нас встречает этакий неприятный тип военной наружности. Видать, при старом режиме полковником был. А теперича, значит, охранником. Зырканул так на нас. И говорит промеж прочим: "А в пакете у вас что?" "Струменты" – отвечаем. Но по лицу видно он нам не поверил. Звон услышал что ли. Говорит нам: "Поднимайтесь на третий этаж, работу свою делайте и отчаливайте по-хорошему". Ну мы поднимаемся. Тама ремонт окончен уже. Станы белизной слепят. Ну, больница просто. И народу нет никого. Слышно только молотки внизу стучат. Гагаузы-строители работают. Но нам от того неудобства нету. И присели мы пива испить. У Васи еще и шкалик белой с собой был. Пригубили в общем. Разошлись по разным комнатам – начали мебель собирать.

Ну тут и хворь отступила. И даже легкость на душе какая-то образовалась. Я даже заработался как-то. Вдруг слышу бухает, как из пушки рядом где-то. Ну я сначала на рабочих подумал. Ремонт, святое дело. Но слышу, обратно бабахнуло. Пошел глянуть. И наблюдаю такую картину. Василий стоит с огнетушителем и из него пену оранжевого цвета на обои новые пускает. Я аж рот открыл. А он улыбнулся мне, и огнетушитель пустой из окошка. Опять бубухнуло. Нет, думаю, рабочие тут не причем. Выглянул из окна – смотрю внизу под окном крыша подъезда. И на ней промежду прочим мусором три огнетушителя валяются. Обернулся я и говорю Василию так задушевно: "Что ж ты делаешь, рыбья кровь?". А он говорит: "Так. Веселюсь немного." Мне весело почему-то не стало. А он говорит: "Друзья мне шышек прислали. Хочешь?" Ну не отказываться же в самом деле. Работу кстати свою он сделал. Так что можно и покурить было.

И вот минут через двадцать чувствую, что закричу щас – так хорошо. И были среди собранной мебели тумбочки на колесах.  И говорю Василию: "Давай – ка, друг, формулу 1 устроим!" Присели мы на эти тумбочки аккуратно. Каждый по три огнетушителя рядом с собой положил. Врубили их. Ускорение появилось, а если еще от стен руками отталкиваться, то вообще супер скорость. Прокатились мы так пару разиков. Смотрю я на нашу трассу и меня пот холодный прошибает. И даже мозги вроде проветрились. Стены и пол все в оранжевых разводах. У одной тумбочки угол оббит. А у другой – колесо отвалилось. И на полу куча огнетушителей свалена. В общем Мамаев курган какой-то. Положение беспросветное.

Ан, нет. Не на тех напали-с. Огнетушители мы в окошко то же самое выкинули. А насчет остального беспредела, решили все на гастарбайтеров свалить. Им все равно по русски не понятно ни шиша. Я Стеклогазу говорю: "Ты тока прямо иди. А то запалимся". А он мне: "Не боись, мол. И вообще поучи жену щи варить". И вот спускаемся мы вниз. И Василий первым идет. Я гляжу – вроде как прямо, идет. А может и просто мы в униссон качаемся – не разберешь. А тут как назло из каморки своей дед-полковник выскочил. Что за шум был спрашивать. А Стеклоглаз, глядя на его портрет, вдруг смехом дурным заливается. И я тоже за компанию потешаться начинаю. Вояка этот как был с открытым ртом, так и остался. Тока побагровел весь. А мы спокойно так мимо него вышли на улицу.

Только истории это не конец. А самое что ни есть начало. Через неделю приходим мы на собрание работников. И ведет его девушка-манагер. Истинная карнегианка, как я думал. В костюме деловом. И улыбается всем. И по ходу пьесы говорит она, пальцем в нас с Василием тыкая: "У нас тут на прошлой неделе эти двое отличились." Ну, думаю прознала про все, куриная нога. Не видать мне работы, как Стеклоглазу трезвой жизни. Выгонят, думаю, враз и навсегда. А она и говорит: "На месте сборки произошла аврия – от жары полопались огнетушители. Другие бы сборщики по такому случаю домой пошли или там закусывать. А эти господа – нет. Честно сделали свою работу. Мы их на доску почета вывесим и даже для каталога нашего сфотографируем." Ну я уж тут улыбнуля и говорю, "Не надо. Что уж там. Мы просто работу свою делали. Отсутствие жалоб для нас лучшая награда. И вообще мы на фотографиях плохо получаемся. И доски почета у нас нет, потому – не при старом режиме чай. Дайте премию лучше денежную". И ведь дали! По пятьсот целковых на брата отвалили!

Так вот к тому  это все рассказываю, братцы – граждане, что нету у нас карнегианства этого. Россиянство есть. Этого у нас не отнять. А карнегианства нету. Как не ищи.