Когда я учился в классе так в пятом-шестом… Бля, отчего эти непременные воспоминания детства! Но, нехуй, начал, так доскажу. В классе пятом-шестом моя подруга со сказочным именем Милена сказала важно и веско: « Когда я выйду замуж, клянусь, я ни за что на свете  не буду делать две вещи…»

   Тут она выдержала торжественную паузу, а я приготовился слушать и запоминать, потому что красотку Милену мне всегда ставили в пример как человека не по годам умного, в отличие от меня (ебень какая). И на по годам же целеустремлённого, а я ни хуя не понимал, что означает это понятие. Но, бля, заинтересовал сам посыл: когда выйду замуж… клянусь… две вещи… Охуительно.

   --- Не буду потрошить курицу. Раз. И не буду чистить селедку. Два. Вот так.

   А мне уже тогда поручали несколько раз чистить селедку. На газетке. И в мыслях не было, что я теряю девственную разборчивость, нарушаю внутреннюю чистоту. Никакого жеманного пидорства. Трогал руками противную, пропитанную рассолом газету, разрезал селедкино брюшко. Анатомические подробности. Б-р-р-р. А потом сам же её и ел. Хвостик. И тут вдруг такая хуйня…

  А мне почему-то всегда казалось, что не есть селедку нельзя.

   Свой первый Новый год в жизни, как мне рассказывали, я встречал на кухне в коммуналке. Одной рукой сжимал черную горбушку, другой -- хвост селедки, и все было просто замечательно. Сжевал то и другое и заснул со всеми празднующими, после чего навсегда перепутал день с ночью.

   Потом были воскресные семейные трапезы. Я спал по-падоночьи, до двенадцати, а потом ещё притворялся, что сплю. Наконец, родители не выдерживали: картошка стынет. Ну а к ней, ясен хуй, селедка. И – чтобы не пиздел, почему не дали выспаться, -- черный кофе, сваренный в турке. Ебеныть, праздник! Я из вредности давился поначалу овсяными хлопьями, замоченными с вечера, воротил притворно нос от семейных ценностей, но хвостик – хвостик просил мне оставить. На попозже. Ну и, так и быть, ещё пару кусочков.

  Бывала ещё селедка общепитовская, детсадовская, школьная, домотдыховская, столовская, грубо шваркнутая в холодное пюре, в коже, с торчащими костями. Это блядство любить было тяжело. Такая хуйня напоминала мне о Миленкиной клятве. Она, наверное, ничего и не вспомнит. Даже не поймет, если я спрошу её о клятве. Так и скажет: я селедку люблю. Конечно, как её не любить? Селедка не оставляет выбора. Селедка -- она как Родина. Есть, и все тут.

   Но только вот что: селедка должна быть не любая, а правильная. А правильная – это та, к которой мы привыкли сызмальства.

   Известно, например, что есть сельдь голландская, в уксусе, также английская копченая селедка, скандинавские изысканно розовые кусочки в винном соусе тоже именуются сельдью и соблазняют безусловно приятным вкусом, беспезды. У осетрины, допустим, тоже по-своему неплохой вкус. А уж та рыба-меч, которой меня угощали таможенники в Севастополе, объясняя, что это браконьеры коптили для себя, -- та, признаться, меня просто ошеломила. Но утверждать, что я её, копчёную рыбу-меч, люблю – не могу. Или вот эту, в винном соусе? Кушать люблю, а так – не-а. Сказано народом, и сказано точно.

  Потому что нечто в винном соусе, с тщательно вынутыми косточками  не может вызвать трепетного обожания. Любовь – это трепетное, а главное комплексное чувство. Она невозможна без толики грубости, без чуточки брезгливости, без капельки горечи, без тени сожаления.

   Селедка – идеальный любовный объект. Она брутальна и одновременно неотразима. Она вызывает жажду, а жажда – что? Вожделение.

   А селедка под шубой? В этом сверхъестественно прекрасном блюде селедку сопровождают компоненты всенародно любимого винегрета (картошка, свекла, морковка) и, будто этого мало, -- еще более любимого праздничного оливье (те же картошка, морковка плюс яйца и майонез)! Украшено горошком и имеет форму пирога. И ощущение праздничного салюта. Каждый раз, когда вижу салют, первое, что вспоминаю, -- вкус селедки под шубой.

   Можно бы еще добавить, что в этом блюде слились в экстазе русские, еврейские, французские и советские (московские коммунальные) традиции. Лучшие ли это традиции? Гармонично ли это слияние?  С точки зрения пуристов и гурманов, как я знаю, -- нет, нет и еще раз категорическое нет. Гурманы и пуристы, чуть речь зайдет о селедке, начинают твердить о тонкостях пряного посола. Еще любят закатить эдак глаза и пропеть: «За-а-алом! За-а-алом! Ты слышал о заломе!?»

   Слышал, не на проспекте росший. Я читал о селедке в мемуарной и художественной литературе. О муаровых переливах её кожицы, о несравненном вкусе. Люблю ли я залом? Читать – люблю, а кушать – хуй его знает. По-моему нет…