Сегодня

Иногда, когда появляются лишние деньги-я покупаю несколько пакетиков самого дорогого наркотика и раздаю его бедным наркоманам. Они его, кто курит, кто пускает по венам, кто забивает под крайнюю плоть и кладет промоченные тампоны в уши. Я смотрю на их сильно-постаревшие тела с  детскими лицами и всегда улыбаюсь. Они тоже. Улыбаются и смеются. Меня привозят  домой и я смотрю на очень старого родителя. Ему семьдесят, а мне пятьдесят три.
Мы смотрим друг другу в глаза. Чаше не понимаем. Смотрим и ждем женшину, которая придет и нас накормит.
Она задерживается на восемь часов и приходит пьяной, начинает варить кашу пьяными руками. Спрашивает у старца-"Где второй?" Я ползаю без рук и без ног по полу, пытаюсь поймать мясных тараканов. Избегаю ее взглядов. Работник социальной службы возрашается и продалжает помешивать кашу.
За стеной молится бабка, ровесница поедаюшего с ложки родителя. Молится Сталину. Молиться угражаюшим портретам-иконам.
Я смотрю из под стула и плачу. Так хочеться иметь хотя бы руки и вкалывать в них наркотик. И улыбаться, улыбаться. Не другим, а себе.

Рожденный в СССР

-Меня изнежили теплые туалеты, обустроеные и модернизированные. Изнежила похвала бабулек, продаюших и дающих комплименты за два метра туалетной бумаги, за пять рублей.
-А здесь война,-сказали мне и человек и погоны старшего лейтенанта в одном лице.
Все пошли в атаку. Я не мог. Сидел и гадил. Срал непомерные, далеко-расбрызгиваюшие струи. Пускал уже не модные в военном деле атаки.
Войска отступали и я отступил с ними. Противник умирал, корчясь в потугах, в загаженном окопе.
Мне было стыдно до боли в теле и приятно в душе. Я был на первых полосах всех военно-полевых газет и желтой прессы. Говняный человек. Герой.

Последний день героя

Встать рано. Посметреть на жену с окрасом седины, на детей. Дочь еше не избалована мужскими ласками. Спит промеж ног с огурцом. Изучает рыночную экономику. Сын. Влюбленный в свою “корячихся рядом” партию. Не признает ни женшин и с пидарами в контрах. Разорвал мною подареную резиновую куклу. Прибил ее к стене, написал “Нет глобализму»
Нет, лучше не надо. Не надо ни на кого смотреть. Если чувствуешь-проснись героем. Последний день ты герой.
Выдешь на улицу, посмотришь на свой старенький, русский автомобиль, скромно стояший посреди монстров мировой культуры. Пройдешься вокруг, погладив железные его интимные места. Сколько он тебя радовал. А? Сядешь тихо в трамвай. Ровно три остановки. Пересядяшешь в более жизненное метро. Доедешь, выйдешь, еше раз вздохнешь глотков несколько воздуха, снимешь аккуратно выглаженную намедни рубашку, галстук, брюки, кепку. Раскидаешь все по сторонанам и сядешь срать. Срешь и напрягаешь все свои мышцы. Красная плошадь холодит голое старческое тело. На тебя из темницы смотрит в вертикальном положении пидарас Ленин и еше несколько имен, противных тебе, кого удосужились и закопали под стенами.
Свистели и не досвистели из далека органы. Нервничали и плевались по прибытию. Человек слегка успел закаменеть. Журналисты. Каналы, газеты и телекамеры.
Все вечерние выпуски пестрели заголовками:
"Органы буйствуют. Убивают, почти на Лобном месте казнят и разбрасывают одежду пенсионнеров"
Проснувшиеся чераз час дети старика-родились заново. Миллионерами. Коммитет по делам о зашите прав-всем выплатил компенсации. Лишь в неграммотно-нацарапанной бумаге, плохо пишушей шариковой ручкой, что лежала на тумбе около телефона говорилось:
"Меня похоронят вне города. Приходите иногда ко мне и сдувайте листья и сор с могилы.