Так уж получилось, что самые приятные из институтских воспоминаний связаны или с пьянкой или с прочими излишествами всякими нихарошими – а хули? Не по экзаменам же тосковать? Вот на досуге припоминаются фсякие приятные вещи – как мы вместо пары абкурились шишек и потом как уебаны два часа сидели в кафе и смотрели на вентилятор, или как бухие в анатомке к хую трупа привязали леску, перекинули через люстру и пугали мертвецкой эрекцией целок, отвечающих урок, или как пили на лекции по физике коньяк из термоса, или как я на занятии по микробиологии по-обкурке брызнула Ганзыку-отличнику прямо в ебало мутной жидкости из пробирки с сифилитической хуйней, а он патом гаварил на меня плахие слова и мыл глаз хозяйствинным мылом. Вобщим, молодость и пиздец. Ну и как же без различных мероприятий, начинающихся обильным питием, а заканчивающихся очень и очень тесной дружбой с пративоположным полом в виде ебли в туалете или минета на спортплощадке во время перекура.
Вот и еще один журфикс всплыл в памяти.
Была у нас одногрупница-мажориха Оксана. Страшная блять как смертный грех, но всегда  при бабулетах. Черномазая, коротконогая, усатая, ебало у нее было какое-то недосросшееся при внутриутробном развитии и пахоже это было на то, что ее кто-то от души переебал лопатой между глаз. За вот эту свою прелесть неземную мы ее прозвали Утконос, тем более с ней лазила постоянно не менее поцоватая падруга с падходящей внешностью, которая звалась Ехидна. Была Утконос нудная и ташнотворная, съебывались мы от нее пастоянно, но иногда, когда у всех заканчивались бапки и сигареты мы за Ксюхой начинали скучать и крутили ее по полной праграме. И было у нее одно бальшое достоенство – квартира, где мы частенько сабирались пабухать. Каждый раз после наших увеселений в ее хате оставался полный пиздец – цунами отдыхает, однако эта ебнутая с аслиным упрямством продолжала нас приглашать. Па видимому у нее был один из редких  видов мазахизма.
И вот решили мы как-то отпразновать 8 марта в утконосовой норе. Ксюха на свою беду решила поразить нас сваим богемным кругом общения и притащила парочку гламурных уебанов, смахивающих на пидаров и двух каких-то тощих блядей в дорогих шмотках, ну и Ехидна конечно тоже была со своим ебанутым Мишей. Со своей стороны мы явились в составе меня, моего мусчины (вы его знаете, любитель посцать в вазоны), Калянчика, Григория и  Юли.
Напились страшно.
Первый ушол стодвадцатикилограмовый Миша. Он чуть поблевал перед сном и разлегся в дальней комнате, исторгая миазмы. Мишу поить всегда было интересно, потому как он и так как слон в пасудной лавке, а залив сливы крушил все подряд даже самыми мелкими движениями своих огромных корявых конечностей. В этот раз он нас не порадовал – сломал только стул. Зато  Григорий приятно разнообразил вечер, выворотив колено под раковиной и оставив включенную воду. Патом с сольной программой выступил Калянчик. Накануне ему очередной раз не дала какая-то лярва, он был зол и безутешен. Для начала он легко вскочил на стол и попытался станцевать сиртаки, однако его быстро оттуда согнали – еще оставалось до хуя жратвы, не хуй закусь переводить. Патом он облил водкой торт, принесенный одной из тощих блядей, и поджог его. Пока охуевшая публика в гробовом молчании наблюдала этот фейерверк, он нашелся и сам исправил угрожающее положение – залил костер из графина  компотом. За эти художества он правда получил по ребрам от Григория, но общего лирического настроения эта хуйня не испортила.
Пока бабы убирали срач на столе, мы с благоверным отлучились на лестничную клетку паебацца. Вернувшись, обнаружили, что пидаров отправили на хуй, Григорий был основательно не трезв, а Калянчик ваще сливался с природой. Восьмое марта получалось нехуевое: виновницы торжества опасливо жались друг к другу  на кухне, нервно куря, а мусчины втроем грозно пили вотку в комнате, громко споря и изредко дружески постукивая друг друга кулаками по ебальникам.  Следующим ушол мой. Ушол тихо и мирно, просто уснув на столе и безмятежно уронив рыло  в лужу компота. Калянчик палучив в табло от Григория абиделся и упиздел и остались девки наедине с невменяемым Гришей. Он быстро впал в буйство – выкрикивал какую-то хуйню, абзывал баб блядями, танцевал под «Металлику», всех проходящих мимо девок пытался привлеч к танцам, хватал за руки и бил об шкаф – акробатический рок-н-рол, знаете ли, - вобщем ебнулся человек мозгами.
Однако надо было как-то отходить ко сну, а для этого необходимо было угомонить Григория. Спать он отказывался наотрез и для того, чтобы уложить его в постель Юле и Утконосу пришлось пообещать, что сейчас будет ебля втроем. Григорий бухнулся в койку пузом вниз и похоже было, что казанова пьян настолько, что его самого ебать можно было. Бабы тем временем стали технично  стаскивать с него одежду, пока он не остался в одних трусах. «Трусы снимать?»- глубокомысленно спросила Юля. Григорий конвульсивно дернулся, что должно было обозначать согласие.  В полумгле спальни обнажилась плоская и бледная Гришина задница. Не двинувшись с места обладатель этого сокровища вдруг внятно произнес: «А теперь бля поцелуйте меня в жопу!» и захрапел.
Квартиру убирали еще часа два. На Утконоса, в два часа ночи стоящую раком в ванной и вымакивающую тряпкой грязную воду с пола, жалко было смотреть. Был момент, когда я даже на какую-то секунду ей посочувствовала.
Вот такой ебтвоюмать получился женский день! Но мы не обидились – наши все ж таки  мужчины!