Иногда мне кажется, что я избранный, что я великий маг и покоритель планеты. Я жду того момента, когда однажды, по чьему-то нажатию на соответствующую кнопку во мне откроются затаенные силы, и все изменится. Но время, не останавливаясь, движется, а этого почему-то не происходит. Я спрашиваю себя – когда и молчу в ответ - не знаю. Мне двадцать пять, а я еще ничего не достиг. Иногда мне не хочется просыпаться, потому как во сне мне хорошо, а вне его все по-прежнему.

В ту ночь я собирал урожай. Было полнолуние, я сидел с блестящими нежным светом ножницами у куста и срезал листики. Занятие успокаивающее и медитативное, а потому я впал в безмятежность, думая о чем-то непостоянном и вовсе не оглядываясь по сторонам, не следя за обстановкой. Да и кто из людей мог в такой поздний час гулять в поле, от которого до ближайшей станции электрички километра четыре? Даже крупных зверей по близости не было, а ползали-бегали лишь маленькие: мыши, тушканчики и сухопутные лягушки.

-Привет, - произнес кто-то совсем недалеко, сердце мое резко опало, отчего чуть не стошнило. Я приподнялся на руках и увидел в стороне темную фигуру, повернутую к луне спиной и медленно приближающуюся. Я схватился рукой за приготовленную заранее палку.

-Я знаю, что ты сделаешь, если я к тебе подойду, - произнесла фигура, человеческим хриплым голосом.

-Кто ты и чего тебе нужно? – спросил я, стараясь как можно четче выговаривать слова. Волновался я очень сильно, и боялся, что начну заикаться, но к моему огромному счастью этого не произошло.

-Я дух, я пришел к тебе с предложением, - остановившись на расстоянии двух шагов, ответила фигура

Я потерялся, не зная, что сказать и каким образом продолжить разговор. Больше всего мне хотелось тогда, чтобы фигура испарилась.  В то, что она является духом, сразу я не поверил, посчитав это шуткой, стебом перед нападением. Если бы фигура спросила, как пройти до ближайшей деревни, я не стал бы к ней настолько подозрительным, насколько стал им после того, как она сказала о духе. Все-таки я в них не верил, хотя и считал в себе, что-то присущее мистицизму. Внутренний голос, не понятно, откуда появившийся, возможно освободивший от страха из внутренностей организма, посоветовал мне первым проявить агрессию, с целью напугать, предупредить о том, что может произойти, если фигура не сохранит дистанцию. Я понял с земли камень и сильно кинул им в нее, но он не причинил ей ожидаемой боли. Он пролетел насквозь. Это было настолько необычным и обескуражующим, что мозг мой на некоторое время приобрел инерционность.

- Ты не в силах реагировать на меня своим миром, так же как и я своим на тебя. Мы в двух параллельных плоскостях осязания, в то время как звук и свет пересекаются, поэтому мы видим друг друга, - сказала фигура. И в этот момент я заметил, что кроме всего прочего голос ее холоден и пуст, без чувств, неизменный и мертвый. - Если бы он мог меня убить, давно бы убил, поскольку вполне очевидно, что жалости в нем нет, - пронеслось в моей голове и, убедившись данной мыслью, обманув себя, я перестал бояться фигуры.

- С каким предложением? – спросил я ее.

- Давай сядем, я тебе все объясню, - предложила фигура и в одно мгновение испарилась из того места, где находилась, и вновь воссоздалась около меня, сидящей на туристическом коврике. От нее веяло холодом, я легко одетый стал замерзать, хотя не могу точно утверждать, что это был именно холод, может что-то совсем иное, что еще не успели изучить, что запредельное, непонятный ветер из потустороннего мира.

-Ты хочешь быть особенным, ты хочешь славы и чувствуешь, что можешь ее добиться, но не знаешь как? Я помогу тебе. Ты напишешь о том, о чем уже давно не писали. О насильственном убийстве. У всех волосы дыбом встанут. Ты опишешь то, что совершишь.

Я встал на ноги и отошел чуть в сторону в надежде рассмотреть фигуру более пристально, но не получилось, поскольку фигура была пустотой. Если представить мир плоским и застывшим подобно фотографии, то фигура будет засвеченным пятном определенной формы. Она сидела не подвижно, чувствуя то, что я в тот момент задумал.

-Т.е? – переспросил я ее.

-Ты убьешь человека и напишешь об этом рассказ. Поверь мне это настолько сильные чувства, что они сами лягут на экран монитора, как только ты сядешь перед клавиатурой.

-Хорошо, - неожиданно произнес я. Безусловно, фигура как-то повлияла на мои мысли. Я почувствовал даже некую грань, тонкую, расходящуюся в стороны. С одной стороны ее я всячески утверждал себе, что люблю людей, хоть ничего хорошего и не видел в их существовании, с другой я ненавидел их всем сердцем, которое было не моим сердцем, а чьим-то другим, вставленным в меня на время.

-Тогда пойдем, - сказала, поднявшись, фигура. Она подлетела ко мне и закрыла мои глаза пустотой. Я увидел глухую черноту, в которой не было ничего, хотя чье-то неумолимое присутствие все же чувствовалось.

****

Я проснулся вечером следующего дня, открыв глаза и уставившись в потолок. Чувство было таким, что все это время я был под дурманом и вот только что пришел в себя. Кружилась голова, и болели глаза. Я медленно поднялся на ноги и прошел на кухню, где немного перекусил.

В тот вечер я был не собой, был кем-то другим – даже телодвижения изменились, я сидел на стуле, ел щи и понимал, что это не я ем, что это кто-то другой вместо меня. Хотя в отражении в полированных частях газовой плиты я видел свое отражение со всеми присущими ей вмятинами, шрамами и внешними признаками. Безусловно, в тот момент этот другой знал, зачем он проснулся, и что тело будет делать через час. Я тоже это знал, но ничего не мог поделать, поскольку был отодвинут чужим на второе место от своего сознания.

Поев и убрав посуду в раковину, я стал выбирать подходящий нож. Я понимал, что он должен быть острым, тонким и крепким, но таких у меня никогда не было, никогда я еще никого не резал, ни животного, ни человека. За не имением лучшего я взял кухонный, тот, которым режу соленую рыбу. Он больше всех подходил под данные категории, хотя, конечно же, не был предназначен в качестве орудия убийства, хотя и мог убить. Потом я оделся, причем сделал это с холодным расчетливым спокойствием, будто отправлялся в магазин за хлебом, и  вышел из квартиры. Снаружи меня ждала фигура, она выступила ко мне из тени пролета и, подойдя совсем близко, вновь закрыла мне глаза своей черной холодной ладонью.

- Жертва уже выбрана, - услышал я в пустоте забитой другой пустотой, как матрешка забита множеством других матрешек…. После этих слов пустота начала редеть, в ней стал проявляться свет заходящего июньского солнца и незнакомый пейзаж.
****

Я стоял в каком-то парке, меня кусали комары, и я наблюдал за находившимися в пруду утками. Они плавали парами и ухаживали за собой как молодожены в первые три дня своей совместной жизни. Безусловно, они были прекрасны своей добротой. Из глаз у меня потекли неожиданные слезы, мир стал казаться мне несправедливым, и не бывалое ранее состояние полного одиночество и обреченности посетило мою душу. – Скорее всего, это нечто наподобие медитации перед боем, наподобие отвара из мухоморов перед безумной жестокостью, – подумал я про себя. Таким образом я подготавливал тело и душу, к тому, чтобы совершить убийство, к тому, чтобы в самый ответственный момент во мне не возникла жалость и все не испортила.

-Я не из этого жестокого мира, я из другого более чистого и светлого, - говорил находившийся во мне другой, убеждая нас обоих в правильности этих слов и последующих за ними действий.

Через некоторое время я увидел одиноко прогуливающуюся девушку, с букетом приготовившихся на ночь, но сорванных ее рукой полевых цветов. Она села на лавочку и, положив цветы рядом, открыла книгу. Мне почему-то вспомнилось творчество Тургенева – другой сидящий во мне ненавидел его за обман, за то, что он выдавал женщин читателю не такими, какими они бывают на самом деле. – Он ни разу не написал, что у них бывают менструации, - сказал он мне и я, пряча нож в карман, направился к девушке.

-Что читаете? – спросил я ее, садясь рядом.

-Тургенева “Рудин”. Вы читали?

-Да, еще в школе.

-Я тоже в школе читала, но сейчас перечитываю. Сейчас все по иному воспринимается, ведь тогда я ничего не понимала. Вы не находите что рано в школе преподавать такую литературу.

-Да, конечно, рано, но когда же еще?

То, что она ответила, я не услышал, поскольку у меня как будто бы выключились уши. Я перестал ее слышать. Я видел ее шевелящиеся губы, но не слышал слетавших с них слов, как будто бы я смотрел в телевизор, у которого нечаянно пропал звук. Другой, завладев ситуацией, начал действовать. Он нащупал в кармане нож и стал выжидать удобного поворота тела девушки, чтобы суметь схватить ее за горло и с первого же удара поразить ее сердце… Последнее, что я помню.

****
Перед моими глазами вновь уже в третий раз возникла пустота, которая в этот раз показалась невыносимо  долгой. Очнулся я перед клавиатурой, окровавленные дрожащие пальцы набирали некий текст, который я не смог даже прочитать, настолько он был жестоким.

2005г. Сергей Трехглазый.