Ереемеев был полным неудачником. Первый раз он понял это в 16 лет и перерезал себе горло. Как истинный лузер он лишь порвал толстые хрящи в предней части шеи, пролежал шесть месяцев в больнице и покорился своей нелепой судьбе. Около года он клятвенно обещал родным и близким не делать больше попыток суицида.
Психологи напичкали его идеями вроде "человек обречен быть свободным", "в тебе есть Моцарт, не убивай его", что, в принципе, вселило в него некоторую уверенность.
Он достиг определенных успехов как ученый  - в исследовании полимеров ему удалось предложить практические производственные решения. Но в Зальцбурге на конференции его идею украл его лучший друг, обвинил Ереемеева в воровстве и вредительстве, назвав его Геростратом. Так в 29 лет наш герой решил второй раз свести счеты с жизнью. Он пробрался на место схода лавин и дождался взрыва. Когда лавина была в нескольких метрах от него, желание жизни вернулось. Он побежал вверх по катящемуся снегу и выжил.
Это событие придало ему оптимизм. Он обещал больше не бузить и мирно, потихоньку спиваясь, сидел лаборантом в своем НИИ.
С женщинами до 30 лет не было никакого проблеска, не считая пару не шибко бурных ночей. Он уже сомневался, что ебаться интереснее, чем дрочить.
Ленку, эту истеричку, он знал пять лет. На нее он почти не драчил. Но так уж случилось, что она сама ему навязалась. Он реагировал на нее зло, как уже и на всех женщин. Она была на 10 лет младше его, но судя по всему имела уже большой сексуальный опыт.
Она стала появлятся у него дома. Она была маленькой, на лице были нездоровые разводы, ножки тонкие, грудь незаметная, талия уже чем надо. Сначала Еремеев испугался присутствия женщины в своем домашнем сраче, но затем привык.
Она была чем-то вроде событульницы, пресекая любые попытки тронуть себя. На раздражение хозяина квартиры реагировала презрительно.
В один день она уже вела себя как хозяйка. Она извела Еремеева придирками и оскорблениями. Он сидел над старыми конспектами и повторял одну  фразу "глобальная ошибка..."
- Что ты бормочешь?
- Я не Моцарт, Лена - я сделал ошибку в своих старых расчетах.
- Конечно ты не Моцарт, ты пидорас!!!
- Ленусь, не будем сорится!
- Пидорас. Приятели твои тоже пидорасы. И козлы. И ты козел. И свинья. Убрать за собой не можешь. Натащил дерьма в дом - пройти нельзя.
- Это мой дом!
- Это свинюшник. А ты свинья. Пьянь подзаборная, бездарь, лузер и тупица. Закрой свой вонючий рот пока я его не закрыла.
Ее лицо передернула судорога. Она сжала маленькие ручонки в кулачки:
- Ух, какая я сегодня злая!
Слово "злая" она произнесла стиснув зубы.
Еремеев как в тумане подошел к ней и нанес ей короткий удар в корпус. Она отлетела к стене, ударилась, упала, тут же встала, посмотрела на него. Глаза ее ничегошеньки не выражали, она явно была в экстазе. Она опять сбил ее с ног и нанеснесколько ударов ногами по корпусу и по лицу. Потом, словно так и должно было быть, расстегнул ширинку и начал методично трахать полуживую женщину. Ее тело колыхалось, иногда ударяясь о стену, тогда ее стон становился сильнее, переходя в плач и всхлипывание.
- Сука, ты мразь, разорву тебе пизду - приговарил Еремеев.
Он ударил ее наотмашь. В то место лица, где уже были кровоподтеки. Лена среагировала легким стоном. Потом стон стал сильнее и Ереемеев в садистской эйфории кончил.
Его трясло настолько сильно, что он не мог зажечь сигарету. Стало подташнивать. Он посмотрел на сожительницу.
- Ереемеев ты животное - просвитстела  она чрез разбитые губы. - Я не знала, что за три минуты можно получить такой оргазм. А-а-а, как больно, скотина. Зачем ты бил меня в живот?  По животу не надо, урод.
- Лена, я прошу прощения.
- Хочешь, посажу тебя за изнасилование?
Второй раз он бил  и трахал ее сравнительно аккуратно. У нее были затуманены глаза, а о том, что жива, она напоминала смешаным плачем-стоном.
Он успокоился на пятый раз.
- Ты жива? - спросил он.
Ленка захихикала.
- Не знаю, вскрытие покажет.
Она прижалась к нему.
- Но в город лучше не выходить. С таким разбитым ебальником.

Утром по радио объявили о взрыве на химзаводе. Еремеев осторожно отодвинул свою искореженную подругу и забился в истерическом смехе:
- Я и правда Герострат, слышишь малая, завод наебнулся!

Наступало время жить.