Ан-24 – самолет универсальный, бля. Его можно конвертировать. То есть салон переоборудовать. Из пассажирского сделать грузовой. И наоборот. Стулья в салоне снять и установить, например, бочки. Утром стулья –  днём бочки. Днём стулья – вечером бочки. Сказал обком партии возить людей – будут возить. Сказал коней – будут возить. А сказал селёдку – значит селёдку. Партия сказала «надо»  – аэрофлот ответил «есть». А о святом забыл, бля. О безопасности полетов. И вот какая хуйня из этого вышла.
Перед новым – 1975 годом – партийно-хозяйственный актив Донецка хотел выпить. Как и перед другими годами. И закусить. И закусить хорошо. Вкусно. Селёдочкой. Ну не хек же жрать. А поскольку партийных дохуя, то и селёдки надо дохуя. Решили не мелочиться. Привезти её целый самолет. Ан-24. Пассажиров послали на хуй. Приказали аэрофлоту стулья убрать. И бочки установить. Пустые. 20 штук. Хули делать – установили. И полетели. В Черкассы, бля. За закусочкой.
Местные слуги народа наловили селёдки. Им просто. У них там море из Днепра сделано. Рыбы – тьма. Наловили, позаполняли бочки. И отправили. В Донецк. Взлетел трудяга аэрофлота. Ан-24. Набрал эшелон. Включили автопилот. Летят.
Ну, что это, бля, за совок, если он рыбы не спиздит. Тем более лётчик. На халяву, ж бля. Полный салон. Идея проста. Из каждой бочки надобрать. Чуть-чуть. На Новый год. Для дома. Для семьи. Сказано –  сделано.  Начали делить. Селёдочку, бля.  Это экспедитору, это командиру, это второму, это штурману, это радисту, это бортачу. По-справедливости, по-старшинству, бля.  Не обеднеют, чай, в обкоме. Делят да и делят. На кучки. Шесть кучек. Это мне, это тебе, это снова мне, это опять мне, это ещё раз мне. Все заебись. Только про автопилот забыли. Ему нихуя. А он же самолет ведёт. По программе. Решил немножко повернуть. Влево. Повернул.
И тут хлопнуло что-то. Лязгнуло. Вроде нормально все. Вроде хорошо. Только дверь в кабину захлопнулась. От крена. Что тут такого? Да ничего, бля. Её ж открыть можно. Можно. Но только изнутри. Из кабины. А там нет никого. Все ж в салоне. У бочек. Все ж рыбу делят. А дверь то не простая. Бронированная она. Титан. 4 миллиметра. А скоро снижение. Через 30 минут, бля.  Автопилот на снижении не работает. Тем более объебаный. Это ж тебе не «Боинг» из кина.  Это Ан-24. Конвертированный.
Шесть взрослых мужиков. Стоят у двери. Полный пиздец. Про рыбу забыли. Маты шестиэтажные. Проклинают всех. Олега Константиновича Антонова. Днепровскую речную флотилию. Запорожскую гидроэлектростанцию. Ватманы и кульманы. Тех, кто на них чертит. ГВФ. Гражданский Воздушный Флот. Говно В Фуражках, бля. Зубами скрепят. Дверь ломают. Замок руками, окантовку ногтями, броню зубами. Надо ж к штурвалу, прорваться. К рабочему месту. Вспомнили, бля. Про безопасность полетов.
Оно конечно. Титановая броня не марлевые трусы. И замок не шпингалет. Но ничего. Раньше на медведя ходили. Сегодня на дверь пошли. Голыми руками. 40 минут героической ебли. Получилось. Разогнули, разодрали, разорвали. Открыли, бля. Диспетчер орёт. Какого хуя не докладываете? Что случилось? Да, ничего. Так. Ситуация штатная. Все под контролем. Идем на снижение. Садимся. Сели. Ебала серые. У всех. Как селёдка. Кстати. Вспомнили о рыбе.  
Всё спижженное отдали. Пришлось. Слесарям. За ремонт двери. Чтоб начальство не узнало. Ну, хули. Не узнало. Не повесили ни кого. Не зарезали. Солидарность, бля. Святое дело. Не хуже безопасности полетов. Бочки сняли. Стулья поставили. Надо будет – опять бочки. Опять полетят. За закуской. Ничего не было. Так – романтика. А хули, бля. Летчики. Те же дети. Только с большими хуями.  

ПэЭс. Летайте самолетами – будет что вспомнить.