Тургенев нахлёстывал лошадей , еле удерживаясь в козлах на ухабинах среднерусской дороги , и старался не оглядываться назад. Сзади, понемногу отставая, бежал огромный мужик в крестьянской одежде. Мужик хаотично размахивал руками и мычал. Ему в такт подвывал трясущийся  на заднем сиденье щенок. В последний раз раздался рёв «му-му» и мужик окончательно отстал за поворотом. Тургенев промокнул мокрый лоб носовым платком и дальше уже покатил помедленнее.
- Ох окаянный, бегает-то шибко. Вымахал на барских то харчах.
  Тут кибитка и подкатила к усадьбе. Солнце только-только начало пробиваться сквозь лесные кроны. На веранде ходил человек в жёлтой канареечной манишке и бархатной жилетке. Больше на человеке ничего не было. Он периодически поднимал к глазам монокль , вглядывался в поручни веранды, а потом резкими движениями что-то с них слизывал.
- Батюшка, Михаил Михайлович, опять росами по утру набираетесь? – заорал Тургенев.
- Иван Сергеевич! – истошно завопил Пришвин и засеменил по ступенькам вниз.
- Милый мой, вы опять исподнее то забыли.
- Да какое исподнее, Иван Сергеевич? Росы, росы то какие. Пьянящие.
  Тут Пришвин опять прилепил к носу монокль и начал облизывать кибитку.
- Вот вы проказник. А я тут презент для Дмитрия Наркисовича привёз. Вона – поскуливает.
Пришвин внимательно оглядел щенка сквозь монокль, а потом так же тщательно его облизал. Тургенев подёргал себя за бородку, потом за бородку Пришвина, потом посмотрел ему ниже пояса и передумал.
- Михал Михалыч, вы бы всё же портки бы натянули. А то травы то русские мудя то защекочут, а они у вас ну совсем не пасхальные.
- Иван Сергеевич, да это же единение с матушкой нашей природой, - при этом Пришвин сделал абсолютно фантастическое па и начал кружить по лужайке.
Тут двери дома отворились и на пороге возник весьма необычный собой господин – над необычно широким воротником у него возвышалось две головы. Одна из голов обладала косматой бородой, суровым взглядом и кустистыми бровями. Вторая же была чисто выбрита и напомажена.
- Дмитрий Наркисович, доброе утро. Чаёвничать будем?
- Давайте уж и Куприна подождём – он сейчас на току мужиков бъёт.
- Да бет же, давайте уж к столу.
  Бородатая голова Сибиряка пошевелила бровями и кивнула, а голова Мамина как-то по-женски охнула и чмокнула Сибиряка в щёку. Все трое поднялись на веранду, согнали со стульев Шляпу и Белого Кролика и уселись. Шалтай-болтай что пытался было возразить “But sir, I was just…”, но получив обычную русскую затрещину от Тургенева, скатился по ступенькам. Усевшись, классики впали в молчание, и лишь было слышно потягивание чая из блюдечек и кокаина с зеркалец. Тишину пронзили один за другим два выстрела, кто-то закричал на французском, а затем на приусадебную поляну выбежал смуглый кучерявый человек в окровавленной манишке. Он оглянулся назад и захрипел :
- Вот Дантес, вот сукин сын, - и рухнул на траву. За ним быстрым шагом на поляну вышел Куприн с ружьём в руке. Он наклонился над убитым.
- Опознался, вот незадача, - он поднял голову , - Ба! Какие гости! Иван Сергеевич! А я вот по утру парочку на току подбил.
Куприн показал на парочку притороченных у пояса мужиков. Мужики были крупные и были привязаны лаптями к верху, так что их бороды волочились по утренней россе. Положив добычу прямо на пол, он лихо хлопнулся на свободный стул. Солнце уже поднялось над лесом и светило во всю ивановскую.
- Господа, а вы знаете, что за солнце то?  - спросил босой белобородый старик, неизвестно откуда появившийся возле стола.
- Граф? – хором сказали писатели.
- Лев, - поправил он их, - это солнце последнего дня классики. Так что классицируйте, потому как вечерком вот,  вот вам.
Толстой по очереди поднёс здоровенный кукиш к носу каждому из сидящих. Из глубины дома сквозняк вынес несколько горящих страниц. Вслед за ними вышел худой длинноносый человек в накидке, бормоча под нос «Бред, всё в печку… назад, домой…». Он резко свистнул и вскочил на плечи выпрыгнувшему из под земли черту на плечи.
- На Диканьку, - крикнул длинноносый и чёрт молнией взвился в небо и исчез.
  Все молча проводили его взглядом. Кто-то нюхнул ещё кокаина.
- А что же потом, – спросил Тургенев, - когда солнце зайдёт?
- А вот он глаголом жечь будет, - и граф показал на то место, где стояла кибитка Тургенева. В ней на козлах сидел высокий лысый детина. Детина показал пальцем веранду и громыхнул:
Ну что буржуй,
            Сиди и кокаин нюхай
Скоро мы вас всех
              Схватим за толстое брюхо.
Он хлестнул лошадей и покатил прочь.
- Куда он? - спросил Тургенев.
- Во внутреннюю Монголию, - ответил граф.