Стоял как-то одним распрекрасным утром Валентин Иванович возле любимого тещиного трельяжа и наблюдал в отражении свой висячий член. Головка члена была подозрительно напухшей, красной и метра на два пахла то ли тушеной капустой, то ли прелыми прошлогодними листьями. «Хуйня какая-то» - похмельно подумал Валентин Иванович, неспособный на работу мысли, и оказался совершенно прав, как в прямом, так и в переносном смыслах. У Валентина Ивановича случилась хуйня.
Врач, предварительно натянув на толстое и косматое ебало в очках марлевую повязку, долго и пристально смотрел на член леденящим взглядом индийского факира, после чего, совсем не морщась, резко и опытно ввел холодный металл вовнутрь. Валентин Иванович крякнул, сдержал рванувшееся было наружу совсем неинтеллигентное «Блядь!» и почему-то подумал о дочке.
«Все, через двадцать минут ко мне за результатами без очереди. Следующий!» - на ходу застегивая брюки, старательно отворачиваясь от сидевшей в коридоре молодежи, он стремительно выскочил на заиндевевшую улицу, и, с шумом выдохнув, подумал о предстоящем унижении: через двадцать минут вернуться назад, смотреть себе под ноги и робко мямлить «Мне назначено в первом кабинете, если не верите - спросите». Перспектива вовсе не впечатляла, а скорее пугала и угнетала.
«А может, хуй с ним, тем врачом, марганцовкой вылечу…» - вдруг вспомнил Валентин Иванович двадцатилетней давности триппер.
«А если что-то серьезное! А если кто-то узнает с работы, если узнают знакомые, семья!».
Тут он снова подумал о дочке, о сытой роже зятя Никиты, амбала, подрабатывающего на своей сотой Ауди бомбилой и внезапно ему стало себя жалко. Он никогда не одобрял брака Леночки, а после смерти жены Валентину Ивановичу приходилось весьма туго: периодически Никита приходил домой изрядно укушанный и время от времени пиздил домочадцев, включая тестя, по лицу, почкам, печени, яйцам (а были они только у Валентина Ивановича, поэтому и получал он по ним за всех остальных). Если бы Валентин Иванович приволок домой заразу, то ему настал бы незамедлительный пиздец от больших и карающих дланей Никиты.
Почему-то почти не было обидно из-за источника: поскольку все свои сношения Валентин Иванович держал в памяти, которая ему изменяла редко, что, впрочем, нельзя было сказать об его покойной жене, то предпоследний секс у него был три месяца и четырнадцать дней, а, возможно, и пятнадцать назад. Зато последнее совокупление он помнил смутно. Помнил лишь, что это было вчера и было много водки.
Это была соседка по этажу, пышногрудая Зинаида, лучшая подруга скоропостижно скончавшейся Настеньки; громкая, большая, с короткими толстыми ногами, необъятной жопой и носом-бульбой, она являла собой идеал женщины-викинга, способной выпить ведро водки, закусить табуреткой и заломать и выебать Майка Тайсона.
«Такую даже не отпиздишь» - горестно подумал Валентин Иванович, нервно почесал нос и, сплюнув, взглянул на часы. Часы были неумолимы - большая стрелка вплотную подползла к тому роковому делению, после которого наступает ВРЕМЯ.
«Надо идти» - сказал сам себе Валентин Иванович, набрал полную грудь холодного воздуха и стал медленно-премедленно выпускать пар.
Брать быка за рога придумали кислолицые англичане, а русские творчески усовершенствовали этот метод, усвоив, что для начала неплохо наебнуть этого быка кувалдой между глаз и только потом хвататься за эти самые рога.
Валентин Иванович, вообразив себя именно быком, которого вот-вот должны наебнуть, рванул по коридору, собирая задницей удивленные взгляды: «Куда ломится этот дяденька?». Нагло отпихнув парня, стоявшего возле двери, он ледоколом вошел в кабинетную гавань и пришвартовался на стуле. Врач равнодушно посмотрел на него, больше похожий на волосатую гориллу в очках, чем на гомосапиенса, потом оскалился (видимо, у него это должно было символизировать дружелюбие) и сказал: «Поздравляю, у вас ничего».
Валентин Иванович переспросил: «Э… Что ничего? А почему э… он красный и, извиняюсь, э… пахнет?».
«Красный – потому что, скорее всего, натерли плюс засохший кал может вызвать раздражение. Это же пенис все-таки, а не отбойный молоток. Вы же взрослый человек, должны понимать, что анус не является идеальной средой. У вас отрицательные результаты на все.» «Вообще на все?» - снова переспросил Валентин Иванович. «Вообще на все. Я вас поздравляю, можете идти. А раздражение завтра пройдет. И подмойтесь обязательно! А то пахнет».
Врач снова оскалился, напоминая доктора Ливси, и заскрипел резиновой перчаткой по щетине. Валентина Ивановича передернуло от отвращения, вспомнив, что в этих же перчатках врач мял и щупал его член, и, по всей видимости, не первый член за день.
Слегка ошарашенный, Валентин Иванович поднялся, выдавил «Спасибо…», и, вовремя заметив докторскую руку, тянущуюся для рукопожатия, ретировался в коридор. Там гордым взглядом окинул сидящих и проронил: «А у меня ничего нет!». И неспешной походкой беременного цезаря вышел на улицу.
Настроение у него сделалось преотличнейшее, бодун улетучился, мир заиграл новыми красками, даже член перестал зудеть и он выдумал сделать толстой Зинаиде презент в виде бутылки водки, легкой закусочки, а возможно, даже и коньяку.
Стоя на остановке и полный радостных предчувствий, Валентин Иванович оступился, неловко упал на колено, после на проезжую часть, где и был случайно раздавлен. Между прочим, троллейбусом номер восемь.