В школе его все так и дразнили – Уд, да Уд! Выше всех был в школе, на задней парте так восемь классов поплавком и отсидел. А дальше - как все. Тут нечего лишний раз слова переставлять местами.

Зато как-то так получилось с Михалычем, что он заинвалидничал. Растерял конечности, проще говоря, как инструменты былой разухвалости. А здоровый, признаться, был Михалыч детина, с руками и ногами когда еще обыкновенно со всеми остальными выглядел. То, что он в драках участвовал регулярно, об этом даже и говорить будет делом банальным и пустоцветным в сущности. Руки-то, слава богу, такими кулачищами на окончаньях пообрастали, что в полведра. Никак нельзя не драться. Летит с одной стороны полведра – ойкнет человек второй группой, летит с другой стороны – ойкнет третьей. Дальше – молча.

Вот поговаривают, его за эти удовольствия жизнь и покарала. Он с мастером цеха драться удумал посреди повышенных показателей и конвейера с тяжелыми прессами. Мастер среди механизмов безжалостных как у себя дома шныряет, проворнее Михалыча во много крат оказался. Он за пресс нырнул и дразнит оттудова разъяренного малого, такими матами обкладывает неологическими, что бабы все аж зардевшие сидят. А пресс болвану свою тяжелую гоняет вверх-вниз, у-ух-гу-гух, у-ух-гу-гух, потом вдруг мягче пошел, шмяк-шмяк. Механизму что – сила все равно через провода прет, знай, работай себе без заминки.

Орет Михалыч, что артиллерист контуженный, это ему руку, понимать надо, прищемило. Отжало, что отбивную, только поперчить осталось. Так нет же, он второй лезет, хочется ему в горячке мастера зацепить и увечить. Опять застряла рука, прессом ее к нужному виду подгоняет. Тут бы и остановиться самое время, да не тут-то было, ногами его Михалыч пихать вздумал. Мастер сам не рад такой шутке, кадр упрессовывается окончательно ведь. Механизму что – все равно завод за электричество платит. В целом знатно отпрессовался Михалыч, заинвалидничал.

И если раньше кровь гуляла по жилам конечностей, то теперь излишек ее не только в голову бить стал, но и в окончательный орган Михалыча. Лежит Михалыч на своей место-койке в больничной палате, бинтами обмотанный, а хуй и яйца наружу, так врач придумал гигиены ради. И хуй торчит от прилива крови, как будто ему куда-то срочно спешится. И ни подрочить, ни погладить хоть бы из женского состава никто не подходит, стесняются, видите ли. Но замечают соседи и посторонние, что орган растет с каждым днем. Увеличивает свою натуральную величину в диаметре и в длину идет. К тому же и аппетит у Михалыча на удивленье прожорливый стал. Горох ему вареный скармливают, больше его все равно никто не ел в таком количестве.

Когда хуй лег под весом на спинку кровати, врач пришел посмотреть и головой закачал осудительно. А уборщице пришлось пожертвовать пакет пустой из-под кефира с рекламной надписью: БиоКефир 2,5 % Всегда большой выбор молочных продуктов. Она вытерла мокрой тряпкой конец органа и надела на него коробку.

Потом приходили смотреть молоденькие медсестры. Те кокетливо жались в дверях и смотрели на михалычево чудо, которое подросло к утру еще немного, как бы в образец грибному урожаю. Когда уборщица пришла вытирать ему конец тряпкой, Михалыч ненароком засмотрелся на одну молодку и соргазмировал. Это произошло неожиданно и уборщице не предназначалось, однако испортило ей халат, попало за шиворот, да и вообще она упала от этого, все лицо ей залепило.

А потом стал мельчать Михалыч, точнее его верхняя часть. Мельчать так, будто ему масштаб урезали. Врач меряет рулеткой больного, старается обходить орган, как под крановой стрелою поднырнет и с другой руки меряет. Уменьшается Михалыч – факт, рулетка это четко показывает, вес с одной стороны вытекает, а с другой – пополняется. В одну ночь конец перевалил его на более весомую сторону, так что уж к утру его обнаружили болтающимся на другом конце предостаточно укрупненного на тот момент органа. Жопу, медицынски говоря, затянуло куда-то, ни тебе ягодиц, одно газоотверстие. Лишь яйца сзади вместо жопы сиротливо кожаным бугорком съежились. По этому поводу как раз санитар один замыслился, а есть ли это отныне человек, и не человек ли он только наполовину и стал дополненьем к своей новой половине, и это есть образ человека обновленного, представителя новой расы гуманоидов-вытянутых.

За год Михалыч очень изменился. Занимал в длину он метров пять, а то и все шесть. Врач его какую-то там книжку научную пишет про этот случай из лечебной практики. Очень врача удивило, что от прежнего Михалыча с одной стороны остались лишь глаза да рот, а другая – как бы все по-прежнему, но более рослое продолжение.  

Михалычу матрацы прямо вдоль стены выстелили. Лежит как барин под батареями теплыми, его с одной стороны из ложечки кормят, с другой уборщица тряпкой протирает. Особенно нежится, когда его всего вдоль тела щетками намыленными моют, до оргазма дело доходило. Даже после этого рядом фотографироваться женщинам разрешает, ну вроде как он есть трофей охотничий в виде поверженного змия-искусителя, только под ногу «героини» требовал чистую тряпицу подкладывать. Иногда просит, правда, чтоб яйца почесали, даже главврачу про это жаловался. Но главврач человек серьезный оказался.

-Коленом, разве что, - отвечал он и распоряжение выписал присыпкой посыпать запрелости.