Было это в 91-м году. Году голодном, непредсказуемом и тотально-дефицитном. Недавно ещё великая, Страна Советов стояла на пороге Беловежского соглашения, и ещё не ведала, что всего через несколько месяцев опальный секретарь МГК КПСС Борис Николаевич Ельцин вкупе с генсеками компартий Белорусской ССР – Шушкевичем, и Казахской ССР – Назарбаевым, замутив на свежем воздухе шашлычку, под шутки и прибаутки, хладнокровно, подобно мясникам, зарежут её, Страну, и сдвинут над тёплым ещё трупом поминальные рюмки с водкою… А пока Страна агонизировала, и большое тело её сотрясали катаклизмы, ещё пока не очень похожие на судороги смертельно больного, умирающего человека. Или просто нам, пятнадцатилетним, этого было тогда ещё не постичь…

Мы с другом Аннанепесом в очередной раз приехали этой весной в Москву, чтобы купить сигарет с целью последующей их продажи, ибо за три тысячи километров от Столицы, в беспощадно палимых солнцем Каракумах, на прилавках магазинов уже давно не было абсолютно ничего, лишь пачки каменной соли, и огромные, размером с упаковки стирального порошка, картонные коробки спичек. А за зловонным хлопковым маслом выстраивались такие очереди, какие и не снились Столице с её мумиехранилищем на Красной площади…

Денег у нас с Аннанепесом было совсем немного, но нам надо было выживать, и мы думали… Мы, подростки из неполных семей, старались как-то ориентироваться в этом бесшабашном безумии, обуявшем Страну Советов. И мы ездили в гастроном «Таганский» (помните такой?), покупали в нём коробки эскимо по 75 копеек, и эти коробки в метро, на руках везли на Казанский вокзал, где его уже по три рубля в считанные минуты расхватывали многочисленные гости Столицы. Всего один день такой работы – и мы, малолетки, сдавали в камеру хранения энное количество коробок «Явы», «Столичных», «Космоса» и «Дюбека», столь дефицитных в каракумских городах. Сами-то мы тогда, кроме анаши, ничего не курили. А назавтра был Первомай…

Пыхнув в вагоне-гостинице высушенной щедрым азиатским солнцем анаши, мы с Аннанепесом отправились гулять по праздничной Столице. Странное тогда это было зрелище… Там и сям были рассыпаны палатки со сникерсами, польским ликёром Амаретто и спиртом Рояль. Прямо на улицах стояли гигантской длины автоцистерны с молдавскими номерами, и из их чрева белозубо скалящиеся, жизнерадостные гагаузы разливали жаждущим вино в трёхлитровые банки и в молочные бидоны, эти фетиши среднестатистической семьи московских обывателей… Помните ли вы Москву, наглухо захламленную пустыми коробками с рынков? А над всем этим великолепием висели багровые транспаранты, выглядящие в этой анархии безвкусной эклектикой… «Миру – мир», «Наша цель – коммунизм!» и т.д. Через некоторое время указом первого и последнего Президента СССР компартия будет распущена, и жириновские, гайдаро-чубайсы и иже с ними начнут демонстративно сжигать перед объективами телекамер свои партбилеты… Это были последние месяцы коммунизма!

На Красной площади, конечно же, была демонстрация! Неисчислимые толпы народа, принудительно согнанные на ритуальное шествие, стройными рядами шагали к Васильевскому спуску, и среди них, притихшие, шагали мы с Аннанепесом, проникнувшиеся торжественностью момента… Кто знает, может быть в этих рядах, бок о бок с нами, шагал тогда скромный сотрудник безвестного НИИ Борис Абрамович Березовский, с одухотворенным лицом держа в вытянутых руках портрет какого-нибудь Слюнькова или Воротникова… Нам с Аннанепесом, и без того одурманенным, окончательно сносила юные башни вся нереальная сказочность атмосферы – ведь всё ближе и ближе к нам подплывала трибуна Мавзолея, на которой (о, аллах!) в мягкой фетровой шляпе, в очках и пальто, стоял сам Генеральный Секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв!!! Он дружелюбно улыбался и приветственно махал рукой мне – МНЕ! Так мне, малолетнему, укуренному азиатскому недокомсомольцу, казалось тогда, и я был близок к блаженству! А до заключения на Форосе и до ГКЧП оставалось тогда чуть более трёх месяцев...

Но всё это было потом… А тем майским днём, после шествия, толпы пока ещё братских народов пока ещё огромной страны вместе пили алкоголь из палаток, курили нашу анашу, и, обняв друг друга за плечи, танцевали под чьи-то магнитофоны, принесённые с собой на праздник… Вместе с нами, в одном кругу, танцевал и студент МГУ из Грозного, Мустафа… Лицо его сияло безмятежной улыбкой, и никто тогда не смог бы себе и представить, что через каких-то три года я встречу его в мрачных, зарешеченных коридорах «Матросской тишины», куда он попадёт за похищение с целью выкупа какого-то коммерсанта. Там, в тюрьме, я так и не успею перекинуться с ним хотя бы словом… А ещё через полгода Мустафу на этапе застрелит вологодский конвой при попытке побега. И мне не будет его даже жалко, настолько очерствеет моя душа от всего, что я успею тогда уже увидеть за свою, пока ещё короткую, жизнь…

Но это всё будет потом. Потом… За десяток лет дикого капитализма Страна пройдёт долгий путь, в ней произойдут необратимые перемены… Комментировать развитие этих событий нет смысла, ибо все вы жили в этой Стране… А тогда, 1 мая 1991 года, толпа народа на Красной площади не расходилась до поздней ночи. А в двенадцать часов ночи Москва вздрогнула от залпов праздничного салюта, и ещё долго в расцвеченном огнями небе кружили, каркая, вспугнутые грохотом, неисчислимые полчища кремлёвских ворон… Они провожали в последний путь Первомайский парад Страны Советов. Последний коммунистический Первомай…