Тарелка, наполненная вишнями. Мила, не в силах отвести взгляд, три раза обошла вокруг нее. Она знала, вишня может быть кислой. Почти всегда. И вдруг чувствуешь немного сладости в терпком вкусе! У кислой горечи неожиданно появляется привкус лета, который помнишь всю жизнь. Вишневый, нет, не сад, так - маленький палисадник. Хозяйка, довольно курит, сидя на рваном дерматиновом сидении крашеного стула. Дети отдыхающих обдирают  вишневые деревья. В этом году много больших, упругих, сладких вишен. Дети еще не знают, что цвет плодов  - это цвет крови, страсти, жизни и смерти. Детские губы впитывают кисло-сладкий сок. Девочки показывают мальчишками потемневшие языки. Прислушиваясь к непонятным, ненужным пока желаниям, дети пробуют губы друг друга на вкус.

-    Мила, косточки не глотай, - кричит женщина, смазывающая сильно загоревшие плечи сметаной.
-    Почему? – Спрашивать поздно, но все-таки интересно, что теперь будет.
-    Дерево вырастет в животе. Вишневое. – Смеется мама.
-    Не вырастет – испуганно спорит Мила, я же маленькая, а деревья вон какие, прячется за искривленную старую вишню.
-    Значит, сначала маленькое дерево вырастет, а потом ты будешь расти, и оно вместе с тобой.

Мила уже не спорит, сплевывает на землю покрытые мякотью круглые косточки-скелеты. В глазах почти паника. Пересчитывает.
-    Кажется, было больше шести, и косточек на земле – тоже больше шести. – Жалко, что она считать умеет только до шести.

Двадцатый день мамино-папиного отпуска. С кошками играть не разрешают, ходить на море не хочется. Но дети не скучают, Мила опять выдумала новую игру. Странно. Оля обиделась. Мила заигралась в «лисицу и цыпленка» – укусила ее по-настоящему. Бабушка жертвы выгнала напуганную не меньше «цыпленка» «лису» на улицу, под проливной южный дождь. Родители еще в Евпатории, на базаре. Два часа ожидания. Два миллиона часов. Сначала плакала от испуга, потом от обиды, потом от холодной сырости, потом начала икать, судорожно заглатывая воздух. Взрослые женщины так не умеют. Они боятся своих слез. Сцеживают их день за днем в аппендикс души – все ждут удобного случая. И, однажды, кто-то пошутит, ущипнет, разобьет любимую чашку двоюродной бабушки, прочитает в ее дневнике, как она его ненавидит, не позвонит, женится на подруге. И все эти слезы – соленый нитроглицерин - явятся миру в виде безобразной, бессмысленной истерики. Почему  скрываются чувства, когда надо кричать, догонять, умалять? Почему в детстве, отпустив воздушный шарик, маленький человечек, понимает, что это трагедия? Он оплакивает потерю, мучительную смерть прозрачного друга в холодном небе? А взрослая девушка, полгода плачет во сне, потому что, когда Он уходил, она молчала, и плакать наяву – это неправильно, по-детски. Два мира, разные масштабы, но кто скажет, что пережить потерю шарика легче, чем опустошение души? Еще не высохли следы от слез, а ребенок уже забыл о своем горе. И как долго цепляется взрослая память за мельчайшие крупицы не оплаканной потери.

Мила еще умела плакать. Целых два часа. Пока не закончился дождь. Вернувшиеся родители, решили дочь не наказывать. Может быть, вечером, завтра.
-    Мама, это мне вишня?
-    Тебе, косточки, только, не глотай.

В Москве – унылый детский сад, грязный волнистый попугайчик, воспитательница, назидательно пинающая детей ногами. Через две недели, после возвращения, Мила почувствовала.

-    Мама, оно растет!
-    Чего ты бормочешь? - Прерывая телефонный разговор, недовольно переспрашивает мать.
-    Дерево.
-    Отстань со своими глупостями. Это я не тебе. Ну, а он что? Идиот! Да, где он  такую найдет? Так и сказала?

Если мама не испугалась, наверное, на самом деле, ничего страшного. Ну, конечно! Не только Мила любит вишню. Многие глотают косточки. Надо присмотреться хорошенько, может, она встретит людей с деревьями внутри.

Оно не причиняло боли. И засыпать под шепот маленьких листочков было уютно. Мила росла. Дерево росло вместе с ней. Знакомые не переставали удивляться, глядя на стройную девичью фигурку. Такой аппетит у девушки, куда все девается? Она ела за двоих. Иногда, тайком покупала в цветочных магазинах подкормку для растений, разводила ее водой и, морщась, быстро выпивала. Несколько раз ее тошнило. Но со временем, организм разрешил выдавать паразиту немного укрепляющей бурды.

Мила давно поняла, что, таких, как она, как они – не существует, не должно существовать. Врачи не замечали крошечное дерево, прячущееся в клубке кишечника. Она не видела его во время сеансов УЗИ, но она чувствовала, как оно сбрасывает листву, цветет, одаривает соком маленькие плоды. Интересно, какой вкус у вишни, питающейся кровью? Но не этот вопрос волновал Милу.

-    А вдруг я выйду замуж? Наверное, мне нельзя иметь детей? Что если корневая система опутает, задушит ребенка, - эта мысль лишила девушку покоя. – Дерево надо убить. Но как это сделать, не навредив себе?

Мила, как под гипнозом, наблюдала за воронкой, строго по часовой стрелке вытягивающей воду из ванны.
-    Да, только так!

Совсем не пить – не получалось. Организм требовал, приказывал. Но, понемногу, дерево слабело. Мила почти перестала есть. Прислушивалась по ночам, к шелесту поредевших листьев и шептала.

-    Пожалуйста, умирай. Умри, умри, умри.
Дерево погибло. Шорох сухих ветвей с каждым днем становился тише, организм постепенно поглощал пришельца.

Ощущать пустоту внутри себя было непривычно и немного холодно.
-    Теперь я как все, - радовалась Мила, глядя в зеркало на свое истощенное отражение.

Несколько месяцев усиленного питания, три недели в санатории. Домой вернулась прежняя Мила – красивая и сильная.

-    Теперь, я как все - бесполезная пыль мироздания. - Она давно разучилась плакать, и не знала, как реагировать на свою обыкновенность.

Одиночество сначала вынужденное, потом сознательное – следствие многолетнего симбиоза. Никто не знал – какая она. Прислушиваясь к жизни дерева, Мила не интересовалась людьми. В свою очередь, люди не замечали ее. Вернувшись в мир, который последний раз посетила в шестилетнем возрасте, Мила растерялась. Она оказалась наедине с чужими, непонятными, громкими и агрессивными существами. Ради них не стоило убивать свою уникальность. Даже ради Саши, надежного, понятного, упрямо влюбленного в нее многие годы. Но когда родился ребенок, Мила поняла.
Теперь она знала во имя чего.

- Подумать только, уже пять лет! С днем рождения дочка! - Заметив в волосах Риты белые лепестки, Саша заинтересовался.
-    Как красиво, это мама придумала?

-    Нет, я сама. - Рита улыбнулась и прислушалась к тихому шелесту своих листьев.