В детстве, перелистывая огрызки брошюр про пионеров-героев, кто не мечтал совершить подвиг. И как часто мы упускаем единственный шанс.

Решила прогуляться. В начале парка замечаю девицу, уткнувшуюся лицом в скамью. Убедившись, что она дышит – иду мимо. Час гуляю, два. Пора домой. На обратном пути наблюдаю ту же картину, только мамзель лежит уже под скамейкой, нежно сжимая в руке пластиковый стаканчик. В принципе, мне все равно. Лежит и лежит. Натюрморт ясно дает понять, что это закономерный финал распития спиртных напитков случайными знакомыми. Остатки одноразового сервиза, пустая бутылка. А на героине нет туфель, и сумочки рядом не наблюдается. Напоили и обобрали. Сердце предательски ёкает. Уже темнеет. И неизвестно что с ней сделают новые знакомые. Зачем-то начинаю волноваться. Думаю: «Надо разбудить,  чтобы домой шла».  Дергаю за плечо. В ответ недовольное мычание. Дергаю сильнее. Реакции никакой. Трясу изо всех сил, наконец, фея открывает опухшие глаза, начинает оглядываться.
-    Ты где живешь? Проводить тебя? – горжусь собой. Вот ведь Тереза-мать.
-    На Кутузовском. Кутузовский 32. – О, как! Благотворительность моя ограничивалась двумя соседними кварталами. Чуть не бросаю благое дело. Но тут осеняет. Иду на шоссе, стараюсь не смотреть, что там делает в кустах моя подопечная. Я, может и не вижу, зато притормозившие водители, щурят глаза в указанном направлении, тут же вспоминают о жене-детях, и по газам. Значит, придется бросить. Ну не посплю ночку – попереживаю, авось обойдется. Тормозит белая «Волга». Водитель, впоследствии назвавшийся Валерой, понимающе смотрит на меня, потом на нее, потом опять на меня.
-    Ладно, -  говорит, Валера, -  довезу ее, но ты с нами, я такие шутки знаю. – Довольная, что все так удачно складывается, усаживаюсь рядом, стараюсь сильно глазами не стрелять. Доехали до Кутузовского. Ищем дом. Вернее двор. Наконец, нашли что-то похожее, катаемся по кругу, пытаемся угадать с трех раз подъезд. По ходу дела девица немного очухалась, заплетающимся языком попыталась рассказать о себе. Умерла мать, мать пьет, отец умер, отец пьет, умер парень, парень пьет. Чувствую, что начинаю терять нить повествования, но уточнять не хочется. Она барменша. А где ее туфли? Где, б-дь, сумка. Вдруг осознаю, что женские туфли и сумка в этой машине у меня одной. Чувствую себя под подозрением. Девица мутно смотрит на меня, требовательно тычет пальцем в спину.
-    Ты, нах-й, кто? Вот, б-дь, в этом отделении милиции неделю назад с лейтенантом водку пили, а вот он идет, сейчас б-дь заявлю на вас. – Нимфа пытается на ходу открыть дверь, потом внезапно передумывает, стреляет десятую сигарету у Валеры и заявляет, что вообще никуда не пойдет. Сейчас у бабки живет, чей адрес и назвала, но они в ссоре, дай еще сигарету.
Я начинаю нервно хихикать, Валера, попутчицами не разочарован, но вопрос - когда же это закончится, и для него становится актуальным.
-    Может, помиритесь? – тихо спрашиваю. Я вообще всегда за полюбовное разрешение конфликта пьяных внучек и несуществующих бабушек.
-    Них-я!, - как отрезала. Надежда вернуться с нимбом вокруг головы накрылась. И как избавиться от этого чуда - неясно. Хорошо, Валера (сказывается опыт общения с двумя женами), выманил «подругу лейтенанта» из машины. Свобода обошлась нам не дорого – пачка сигарет, бутылка пива. Так и оставили ее отсыпаться под больным московским кленом. Валера, конечно, звонил, но меня дома не было.