С братом Лешкой у меня была разница в четыре года. Мы с ним очень
дружили и никогда, ну почти никогда,  не ссорились из-за игрушек или
там редких сладостей того времени. Только однажды он меня сдал
родителям. Это было началом учебного года и к завтраку, на столе,
каждое утро мы находили восемь, почти идеальных брусочков пастилы. Мы
наперебой стучали ложками, уплетая ненавистную кашу, только бы скорее
придвинуть к себе чашку горячего чаю и выбрать первым самый большой, на
свой взгляд, кусок. Лакомясь так каждое утро, мне пришла в голову
мысль, что где-то должны быть сладкие запасы. Их я  нашел в спальне у
родителей под кроватью. Целая коробка пастилы, как сейчас помню, четыре
килограмма. Это был праздничный день для нас. На следующее утро я
отказался есть кашу. Мама пригрозила оставить меня без пастилы, на что
я отреагировал на редкость равнодушно, чем искренне удивил родителей.
Но Лешка меня сдал, выдав:  А мы знаем, где пастила ... Но этот маленький
эпизод его детского предательства не испортил наших отношений.

Когда я перешел в четвертый класс, отец, постоянно мотавшийся по
творческим командировкам,  привез откуда-то собачонку. Это был заморыш
пуделя, на которого пес впоследствии чем-то смахивал. Пока он рос и
привыкал не гадить дома, маманя ухаживала за ним сама, даже пыталась
постричь, а потом переложила заботы на нас с Лехой. Нам нравилось с ним
гулять, какая-никакая собака на зависть одноклассниками и дворовым
друзьям. Назвали его Клуня. Это идиотское имя придумал брат, потому,
что не мог выговорить слово  Клоун . А Клуня был настоящий клоун. Это
надо было видеть, что он вытворял с мячиком. Пуделя сами по себе собаки
моторные, а этот был походу с батарейкой в жопе, и  энерджайзер  там
отдыхал. Однажды, заигравшись с ним, отняв у него мячик, мы положили
игрушку в сервант на хрустальную вазу авторской работы, подаренную отцу
директором стекольного завода в Гусь-Хрустальном. Этот дьявол, узрев
мячик, невероятным прыжком с кульбитом запрыгнул на стол, а оттуда,
пролетев почти два метра, плюхнулся в домашнюю витрину праздничной
посуды. После этого события, если б не Клуня, нас бы с Лехой вообще на
улицу больше не пускали, но собаке нужно было гулять.

Несмотря на свою врожденную тупость, Клуня однажды совершил поступок,
достойный героя. Как-то жарким летним днем мы с братом и пацанами
двинули купаться на Гусинку - это небольшое озерко в Добром,
заполняемое Клязьмой во время весеннего разлива. Глубина там не более
двух метров. Так вот, я с пацанами играл в  салочки , а Леха, по
причине отсутствия навыков держаться на воде, тихо плескался у берега,
на мелководье. Обычно Клуня во время наших водных процедур бегал по
берегу, тихонько поскуливая. Воды он боялся страшно, и на наши
поползновения к тому, чтобы затащить его к себе, давал такого  стрекача
, что поймать этого беса было невозможно. Мы оставили эту затею, а
заодно попривыкли к собачьим истерикам у воды. И вот как-то раз, когда
игры наши были в самом разгаре, народу в воде было много, Клуня,
прерывая детский гвалт, вдруг взвыл так, как будто ему на хуй наехал
грузовик, и с разбегу плюхнулся в воду. Затем всплыл, выбравшись на
берег, завыл опять и повторил попытку самоутопления. И в этот самый
момент, когда мы все с удивлением таращились на его выходки, я боковым
зрением углядел, как голова Лехи скрывается под водой достаточно далеко
от берега.
После того как брат, откашлявшись и отблевавшись, перестал размазывать
слезы с соплями, я вырвал с него обещания не говорить о происшествии
отцу с матерью. После того случая Леха почти каждую ночь втайне от
родителей затаскивал к себе Клуню в постель и, прижав к груди, засыпал.
Глядя на эту идиллию, я завидовал брату.

Лето пробежало незаметно, начался учебный год, псина подросла и,
оставаясь такой же пизданутой, нашла себе новую забаву. Теперь молодой
кобелек имел дурацкую привычку дрючить все, на что можно запрыгнуть. Я
уже понимал, что к чему, и его выходки, поначалу веселившие меня,
начали раздражать беспорядочностью его связей. Псина не различала ни
своих, ни чужих. Получая постоянные тычки от жертв собачьих ласк, этот
мудак ничему не учился и с завидной непосредственностью, получив пинка,
тут же махал хвостиком и делал новый заход. Ну разве можно чувствовать
себя уверенно в среде подростков, если твоя собака при каждом удобном
случае ебет все и всех, включая собственного хозяина. Вот так благодаря
неизвестно откуда взявшимся пидарским замашкам Клуня все чаще лишившись
моего общества, оставался дома, дожидаясь прихода из детского садика
Лехи. Напротив, дружба их крепла день ото дня, к тому же брата собачья
неудовлетворенность не напрягала совсем, кроме того, он сам
провоцировал псину на половые акты, демонстрируя своим сверстникам
мохнатый собачий член, на конце которого, по-моему, даже в спокойном
состоянии, болталась маленькая залупа.

А тем временем у меня появились новые интересы. Одним из них была
новенькая девочка в нашем классе, которая после осенних каникул пришла
к нам в школу, переехав во Владимир всей семьей из какого-то южного
гарнизона. Звали ее Леся Войнова. Учительница посадила ее ко мне за
парту, потому как жила она со мной  через два подъезда. Леся была
круглая отличница, очень тихая и воспитанная девочка. Она мне сразу
понравилась и, сам не зная, почему, я из шумного, глумливого подростка
стал редкостным тихоней, на удивление всем. Подтянулся в учебе,
перестал хамить учителям и являл собой пример для подражания
оставленных мной корешей. Мы с ней очень тесно общались, в пределах
учебного процесса, конечно. Только по дороге домой шли молча, изредка
поглядывая друг на друга.
На уроке физкультуры обнаружилось, что ездить на лыжах Леся не умела
совсем, и у меня нашлась причина для развития наших отношений, так как
я был заядлым лыжником.
Как-то, перед новым годом, мы возвращались домой после школы и, уже
подходя к своему подъезду, я наткнулся на Клуню. Пес подбежал ко мне с
веселым лаем, и, виляя хвостом, встав на задние лапы, начал дрючить
меня в колени. Я, понимая катастрофичность происходящего пинком
опрокинул его на спину и, не прощаясь с Лесей, сгорая от стыда, скрылся
в своем подъезде. Дома я, зажав пса в углу, несколько раз ударил его
ногой, но  визг псины могли услышать родители, потому  я оставил урода
в покое. С того дня я стал его тихо ненавидеть, не упуская случая пнуть
под брюхо, где, на мой взгляд, находилась причина его блядского
поведения. Не смотря на это, пес продолжал встречать меня радостным
лаем, не оставляя попыток надругательств.  
Тем временем наша дружба с Лесей, не смотря на конфуз, продолжала
набирать обороты. Наши мамы с улыбкой здоровались, а я уже начал
замечать на себе глумливые взгляды друзей и одноклассников, видевших
нас, медленно идущих вместе из школы. Любовь...

Новогодние каникулы мне пришлось провести во дворе, играя с пацанами,
потому что Леся уехала с мамой в гости в другой город. Это были две
недели тихой тоски, и я каждый вечер, собираясь спать, ловил себя на
мысли, что почему-то хочется плакать. Это непонятное чувство нежности
вызывало во мне бурю эмоций, правильно реагировать на которые, моя
детская психика еще не могла. Но закончившиеся каникулы принесли мне
радость встречи с подружкой, и я чувствовал, что она тоже по мне
скучала, хотя и пыталась это скрыть.
Гром грянул в последний день учебной недели, когда, закончив последний
урок физкультуры, мы на лыжах возвращались домой. Леся уже сносно
держалась на ногах, но, подъезжая к подъезду, немного не рассчитав,
тихонечко плюхнулась на задницу в десятке метров позади меня. Стоявшая
возле дома орава моих друзей уже начала скалить зубы, расплываясь в
улыбке, как тут из-за их спин выскочил мой Клуня и, как бешеный,
полетел нам навстречу. Привычно отмахиваясь от него, я вдруг понял свою
ошибку. Этот недоносок, сделав дугу, пробегая меня, направлялся к Лесе.
В тот момент, когда она неуклюже пыталась подняться на лыжи, этот уебок
вскочил на нее, поставил ей на плечи свои лапы и  начал свою
вакханалию. Своим розовым кончиком он почти доставал ей до подбородка.
При этом скотина умудрялась облизывать ее своим языком.
Крик Леси. Гогот пацанов. Мой страшный мат от бессилия сковавших мои
движения лыж...
Отгоняя Клуню, я не мог помочь подняться девочке, я вообще ни чего не
мог. Я бегал за псом по двору с криками мата, вероятно, таким образом
отвлекая внимание потому, что не хотел ничего видеть, хотел, чтоб мне
это приснилось. Когда я выдохся и вернулся к месту разврата, то увидел
только брошенные Леськины лыжи и катающихся от истерического смеха по
примятому снегу своих друзей.

Прошла уже неделя после того случая. Леся лежала дома с простудой, а я
со страхом ждал ее возвращения в школу. Школа гудела возбужденная  тем
цирком у подъезда, и жаждала явления главной героини собачьих проделок.
Поздно вечером возвращаясь из хоккейной секции и подходя к дому, я
встретился с братом и этим вислоухим ебарем, который не преминул
подскочить ко мне в надежде на  акт любви . Я молча, наверное,
инстинктивно пнул его. Затем, помедлив, рванул веревку, натянутую на
столбах для сушки белья, подозвал Клуню, завязал поводок у него на шее
и потащил прочь от дома. Леха побежал за нами, вопрошая:  Ты куда, куда
ты? .
Я сделал несколько попыток прогнать его домой, но, поскольку в наших
отношениях подобных прецедентов не было, оставил это дело. Не обращая
внимания,  я шел вперед, волоча за собой поскуливающую собачонку. За
нами вприпрыжку бежал мой брат. Так, пройдя два квартала, мы оказались
у  пекинки  (ныне трасса Москва-Уфа). Пропустив машины, пересекли ее,
углубившись в посадки, расположенные вдоль полотна.
Здесь, возле дерева, я остановился, привязал притихшего Клуню к
стволу, взял за руку брата и повел его прочь.
По мере того как мы удалялись от собаки начавшей тревожно тявкать,
Леха  пытаясь, вырывался, отказывался оставлять пса. На мои попытки
объяснить ему, что  Я хочу только наказать Клуню за его плохие поступки
- брат занудливо твердил:  Я его не оставлю, он замерзнет . Тогда я
бросил его в сугроб, направившись в обратную дорогу один, но, подойдя к
большой трассе, немного постояв, глядя на поток машин, понял, что Лешке
одному дорогу не перейти. Пришлось возвращаться.
Леха безуспешно пытался развязать узел веревки. Клуня двинувший мне
навстречу натянул поводок. Эта тварь, убившая мою любовь глядела на
меня невинным взглядом весело радуясь встрече, помахивая хвостом в знак
примирения. Минуту мы смотрели друг другу в глаза, и я понял, что
ничего уже было не изменить.
Тогда я со всего маху опустил свою новую клюшку на спину собачонки.
Клуня дико взвыл. Рванулся прочь, но его разом ослабевшие лапы
запутались в снегу. Я успел ударить еще раз целя по голове как тут на
меня налетел Леха. Отшвырнув его, прочь начал добивать несчастное
животное, истошно завывавшее от смертного ужаса...
Потом я в первый раз в жизни ударил брата.
Потом опять колотил клюшкой почти переставшего жить пса.
Потом опять бил брата уже по взрослому, в лицо, пытаясь отодрать Леху
от еще теплого, растерзанного, собачьего тельца, которое он прижимал к
себе весь перемазавшись кровью всхлипывая  Я его вылечу...
Обессилев, бросил клюшку. Сел в снег и заплакал.