Одному мальчику в детстве всё запрещали: в носу не ковыряй, а то палец сломаешь, рожи не корчи, а то таким и останешься, письку не дергай — волосы на руках вырастут, к девочкам в трусы не лезь — обожжешься кипятком. Вот он всему этому верил и потому никогда письку в руки не брал, даже когда писал, рож не корчил, в нос тоже не лазил, а к девочкам в трусы — так и подавно… Там же кипяток! Ну его нафиг… И вот вырос он, и пришла ему пора жениться. А он так боялся обжечься, что до свадьбы даже к невесте не прикасался, и вообще с ужасом думал о том, что рано или поздно ему придётся разделить с ней ложе. И что вы думаете? Наступает первая брачная ночь, а у чувака руки дрожат, ноги подгибаются. Ложится он на кровать и к жене ползет, а самого ломает, колотит как припадочного. Колени трясутся, челюсть прыгает, пальцы ходуном ходят, сиськи жениной в руках не удержит — ну хоть плачь, неохота ему половой член в кипяток окунать. Как подумает об этом, так сразу зубы стучат, руки трясутся как у паркинсониста... И волосы дыбом. Страшно чуваку; ведь говорила же мама в детстве — нельзя! нельзя! Пытается он жене это дрожащим голосом объяснить. А жена, видя такое, кричит: «Не уйдешь, подлец, сволочь, тварь дрожащая, ебала я твою сраную мамашу», хватает его за яйца и к пизде тянет изо всех сил… А у него дыхания уж нет, челюсть отвисла, глаза закатываются…
Короче, мораль басни в том, что чувак всё-таки обварил себе хуй. Подвели дрожащие уставшие руки, когда утром нёс жене в постель кофе… А всё потому, что мамы никогда не ошибаются.

* * *

— Следующий! Здравствуйте, садитесь. Итак, гражданин Полухин, вот ваша медицинская карта. А вот пачка жалоб от других заключенных — видите, сколько их? Хотя ладно, это лишнее. Уберем субъективизм, будем опираться лишь на медицинские факты… Так вот, Валерий Иванович Полухин, он же Крокодил… согласно результатам последнего психотестирования, вы без раздумий можете избить до полусмерти того, кто хоть слегка испортил вам настроение. Это так?
— Беспизды.
— Без мата, пожалуйста.
— Да хули тут такого, ёпта…
— Полухин, вы пьяны, что ли?
— Ну ёпт, ну конины с мужиками ёбнули, хули-то…
— Ладно, вернемся к теме разговора. Иными словами, вы готовы в сердцах пнуть ногой даже умирающего человека, сбитого машиной на ваших глазах?
— Ну бля, нет, конечно. Кто вам сказал, что мне такая хуйня способна настроение испортить? Я ебу, пиздец, в натуре…
— Даже так?
— Ну бля! Мне все эти трупы похуй абсолютно. Это ж наоборот, пиздато, если кого-то ни с хуя ебануло! Я веселюсь — одним мудаком на свете меньше… Гагагагага…
— Ну что ж, спасибо за откровенность. Можете идти, Полухин. Я распоряжусь, чтобы вас перевели в цех прессов, там каждый день машины какого-нибудь пьяного мудака в кашу перемалывают… И доброго вам настроения!
— Шшшоооаа?…
— Следующий!

* * *

Один чувак пришел домой раньше времени, а в комнате жена у депутата хуй сосёт. Ну, чувак был деликатный, он в щелочку посмотрел и решил, что просто не в ту квартиру попал, вышел — так и есть, этажом ошибся. Приходит он на свой этаж, открывает дверь, смеётся, начинает с порога про этот казус рассказать, заходит в комнату, а там жену негр в жопу ебёт. Посерел чувак, но виду не подал. Спокойно, думает, в сумерках чего только не напутаешь. Спустился на лифте, вышел, посидел на лавочке, смотрит по сторонам, а двор какой-то не такой… тьфу ты, ёб твою! — оказалось, дома перепутал. Сверился по номерам, поскакал домой, смех его душит. Но на всякий случай дрын заготовил: мало ли чего, вдруг пригодится… Врывается чувак в квартиру — пусто! Бежит на кухню — пусто! В туалете — пусто! И в шкафу тоже пусто. Вздохнул чувак, вышел на площадку и выкинул дрын в мусоропровод. Так и не удалось поймать жену с поличным. А хуйли я ждал-то, думает, если она от меня ещё осенью ушла…
Разделся он, кота покормил, вышел на балкон покурить, а там Борис Моисеев стоит голый и его жене в рот срёт.
Тут чувак и ебанулся.

* * *

— Дорогие мои старики, дайте я вас сейчас расцелую…
— Пошел на хуй, геронтофил. Мы, старики, только друг с другом ебемся. С пионерами — ни-ни!
— Почему же?
— Грех. И вообще, дети — это хуйня. Жаль, в наше время презервативов на всех не хватило.
— Бля, оборзели, что ли?.. Да ебал я вас…
— Хе-хе… неужели?
— Ну, то есть, срал я на вас!
— Говна не хватит. Мал ещё.
— Блядь… Ну тогда — чхал я на вас, старики ебаные! Вот вам: апч-хуй! Апч-хуй! Апч-хуй!
— О, другое дело! Будь здоров!
— Всегда здоров!

* * *

Один чувак любил чесать себе подмышки. Чесался просто постоянно, даже когда ебался или выступал по телевиденью. А одна девушка часто чесала себе манду, и делала это сапожной щеткой. Они не знали друг друга и чесались каждый по отдельности. Потом в один прекрасный день они вдруг встретились на большой дороге. И умерли. И их похоронили каждого в своей позе — его с рулем самосвала на яйцах, её — с велосипедным седлом в пизде. Расследование ничего не дало, никто так и не понял сути, но я-то знаю, в чем дело… Короче, они оба в тот день наверняка пили воду из-под крана. Ахтунг, эта вода опасна!

* * *

— Да.
— Алё, Валера дома?
— А… Вы ошиблись номером.
— Да как это ошиблись?
— Ну… вот так.
— Гы, Валер, я тебя тоже сразу узнал. Сука ты такая, гыгыгы…
— Да нет тут Валеры. И вообще-то сейчас, на минуточку, два часа ночи.
— Да, да, я так и понял. Бля, ха-ха… Ну, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Ну, чего у тебя нового, там, хуё-моё…
— Но я не Валера.
— Да похуй…
— Что значит.. э... похуй?
— Не пизди, нах. Похуй — это похуй. Я от фонаря номер набрал. Надо будет — повторю. На какой-то раз ты точно будешь Валерой.
— Нну… логично. Так что, теперь ты снова звонить будешь?
— Конечно. Я тебе каждые пять минут звоню, а ты морозишься, голоса пародируешь, гы-гы. Молодец. Ладно, хорош пиздеть. Сиди, Валера, жди звонка. Я пойду поссу и ещё перезвоню. Отбой.
— Угу. Буду ждать всю ночь! А ты… ты иди нахуй, пьяное уёбище. Я твою маму ебал.
— Чоооо?
— Хуй через плечо! Попробуй теперь вспомнить мой номер! Спокойной ночи, пидарас.

* * *

Одна старушка много пила. У неё была маленькая пенсия, зато в подвале, где она жила, имелся большой водопроводный кран, и она ежедневно хлебала воду, изредка закусывая её хлебом. Когда пенсию урезали, старушке пришлось ужесточить свою диету. По прошествии времени она стала опухать, вместо жира у неё под кожей колыхалась вода, на солнце кожа просвечивала, и там, в глубине слабо светились белые, словно восковые кости. Старушка была подслеповата и этого не замечала, зато замечала другое: сквозь толщу не очень чистой воды, заменившей ей стекловидное тело в глазах, солнце выглядело мутным туманным диском, поэтому старушка, боясь сырости, постоянно ходила в дождевике. Потом под кожей проступили зеленой порослью водоросли, завелись головастики, а чуть позже — и мальки. Один из соседских мальчиков увидел это, и прозвал старушку «баба-аквариум». Он с друзьями часто приходил к подвалу и по-всякому её дразнил, но старушка вдобавок была глуховата и не обращала на это внимания. Рыбки и лягушки сжирали всё, что видели, пытались грызть кости, и старушке было очень щекотно. В туалет она ходить боялась — лягушачья икра прилипала ко всем стенам и забивала унитаз. Кожа старушки совсем истончилась, теперь сквозь неё, как сквозь немытое стекло были видны все её внутренности, кости и плавающие внутри обитальцы. Есть старушка перестала вовсе — от хлеба рыбы жирели и били хвостами, а лягушки начинали орать и метать икру. Выйти куда-то стало совершенно невозможно. Старушка уже не пролазила ни в одни двери. Но зато от воды разглаживались морщины, и кожа натягивалась, становясь упругой, как стенки воздушного шарика. Найдя в этом утешение, старушка просто сидела дома и пила водопроводную воду, пила воду, пила воду… И однажды, когда рыбы догрызли кости и стали пожирать друг друга, она увидела страшный сон: будто в подвал пришел товарищ Сталин, одетый в спецовку сантехника и бахилы, заварил автогеном вентиль, отпилил краны, а её обозвал «старым говном», пнул ногой и сослал на Соловки. Не просыпаясь, старушка застонала и громко пукнула. Случилось это в шесть часов вечера.
Милиция потом решила, что в комнате лопнула надувная резиновая баба. А может, так оно и было, и не было на свете никогда никакой старушки. Но лягушачьи хоры из подвала ещё целый год не давали никому спать…

* * *

— Папа, папа! А Петька Катьке глупости показывал!
— Сама ты глупости. Запомни, дочка — мальчики показывают не глупости, а хуй. Вот такой. Потрогай, потрогай...
— Ой, он твёрдый…
— Нравится? Хочешь с ним поиграть?.. Вот, сожми его. Поводи рукой. Мммм…
— Хи-хи-хи-хии…
— Что такое? Почему остановилась?
— Петя мне тоже показывал.
— И что?
— У Пети он просто так висел… зато больше был…
— Ах, вот как... Больше, значит?
— Ага. И толще.
— Кхм…
— Раза в три.
— Ну и иди, бля, к своему сраному Пете!.. Передай, чтоб не лазил со своим мячом под нашими окнами, а то я ему яйца оторву!
— Папа… Я же не…
— Цыц! Заткнись! Ни слова! Блядь!
— Папа… Папочка…
— Пошла нахуй! Блядь такая, сука неблагодарная, пизда подзаборная, я твою маму ебал!! Нахуй!

* * *

Один чувак был вампиром. Он долгие годы работал в банке крови приемщиком анализов и втихаря попивал неучтенную кровь из пакетов. Но не всё коту масленица: во времена разгула СПИДа банк крови закрыли, и открыли на том же месте банк спермы. Чуваку было предложено остаться работать на старом месте и принимать семя от населения, но вампиру сперму пить вовсе не улыбалось, и он в тот же день взял расчет. После этого его долго нигде не было видно, никто о нём не слышал, однако по городу то тут, то там стали находить высосанные трупы. Смертность возросла в три раза, потом в четыре. Милиция и средства массовой информации забили тревогу. А доведенный безработицей до отчаянья тихий клерк с каждым днём становился всё злее, всё изощреннее. Когда накатывал голод, он уже не гнушался жрать даже менструальные тампоны, найденные на мусорниках. Дабы воспрепятствовать чудовищному росту убийств, городскими властями были выпущены на улицы 200 специально обученных ВИЧ-инфицированных проституток. Те сработали умело и оперативно — уже через день вампир попался на удочку. Выйдя на охоту, он загрыз одну из путан прямо в подворотне, выпил её кровь через задний проход, а через неделю благополучно заболел СПИДом и стал заживо гнить. Вампир, конечно, просек наебку, но было уже поздно. В знак мести он для начала перекусал всех своих врагов, после этого стал ездить в транспорте и кусаться в толпе, а потом силы оставили его, и вампир ушел домой помирать. Теперь у него было достаточно времени на размышления о том, каковы шансы погибнуть от СПИДа у бессмертного существа. Однако ещё через неделю ему стало худо — отвалился член, и вампир решился вызвать 03. Там на этот счет уже были предупреждены из соответствующих инстанций. Приехали «врачи» с антибиотиком, произвели кровопийце инъекцию осиновым колом в жопу, и вампир сдох. Потому что от нашей бесплатной медицины ещё никто не уходил.

* * *

— Петров, к доске!
— Марья Ильинична…. А можно я потом?
— Что значит потом? Не заставляй нас ждать. Встань, я сказала.
— Оххх, блин…
— Не стони. Тоже мне, великомученик нашелся... Так вот, Петров, сколько будет пятью-шесть?
— Не знаю…
— Ты долбоёб, Петров, ты это знаешь? У тебя в голове нихуя нет.
— Почему это?
— Ты же ничего не знаешь! Ни-че-го!
— Неправда, я знаю. Например, про то, что у Вас сегодня засохшая сперма в подмышечных волосах.
— Что…
— И хуй во рту каждую ночь.
— Ах…
— И очко разъебано моим папашей.
— Откуда ты…
— Но самое главное — вы пьете горячие ссаки.
— А это тебе кто сказал?
— Директор школы, а ещё Васька из пятого «Б»… Видите, я всё-всё знаю, и про то, что Вам в пизду кулак свободно пролазит, и про волосы на сосках, и про перхоть на лобке… А «пятью-шесть» я на завтра выучу. Марья Ильинична, не ставьте мне двойку, ну пожалуйста…

* * *

Один чувак был инвалидом. Ему в детстве молнией оторвало яйца, и после этого женщины его уже не интересовали. Мужчины чувака тоже не интересовали, его интересовали бытовые электроприборы — он бросал их в ванну, полную воды, и сам тоже туда прыгал. От этого он, что называется, ловил кайф и тащился. А знакомым рассказывал, что электричество лучше всяких баб. И за эту свою особенность он якобы даже удостоился двух строк в книге рекордов Гиннеса и права бесплатного проезда в городском транспорте.
Однажды чувак нес в ванну аккумулятор. На полу лежало мыло. Чувак поскользнулся, уронил аккумулятор и ударился головой об край ванны. И ванна дала трещину, придя в негодность. Чувак, впрочем, тоже умер — его током убило.
Гроба у чувака своего не было, а напрокат брать было неудобно: инвалид, всё-таки, неординарная личность, какое там «напрокат»... Так его и похоронили — в ванне.

* * *

— Эй, чувачок! Подь сюды.
— Простите… это вы мне?
— Кому ж ещё, блядь.
— Я… я… мне домой надо…
— Стоять, сука! Сюда иди!
— Да я же ничего…
— Все вы ничего. Ближе подойди.
— Я же тут живу рядом…
— Молчать, бля. Руки за голову. Прямо стой.
— Товарищ милиционер, да за что же шмонать?
— За наркоту, малыш, за наркоту...
— Я не наркоман!
— Все вы не наркоманы. Бабки есть?
— Нету, откуда...
— Ай-яй-яй…
— Да я вам честн… А-А-А-А!!..
— Ещё добавить?
— Не надо! Вот, возьмите, всё что есть.
— Золото? Часы? Мобила?
— Да нету…
— Ещё хочешь, сука?!
— Нате! Нате!
— Ну, вот и хорошо. Теперь ботинки.
— Товарищ милиционер, февраль же!
— Снимай, снимай… Ни хуя с тобой не станет.
— Всё?
— Нет ещё. Снимай штаны.
— Зачем???
— Давай, бля, без вопросов. Ну?
— Не буду…
— Ну?!?
— Ааааа!!!..
— Я те ливер отобью нахуй, педрила хуев. Давай трусы снимай!
— Уй, чёрт… ладно…
— Во. А чего вонючие такие? Ты их не стираешь, что ли?
— Почему, стираю.
— Еще раз соврешь — урою, нах! Стирает он… Грязная одёжа — это, бля, рассадник заразы, ты в курсе? Кидай теперь шмотки на асфальт и поджигай.
— У меня зажигалки нет.
— На, бля… интеллигенция хуева… Сильней щелкай. Угу. Всё, теперь свободен.
— А можно… там, из бумажника…
— Чего??
— Ну, фотография…
— Какая еще фотография! Иди домой, блядь!
— Я вас очень прошу…
— Нахуй пошел, я сказал! Давай, давай, уматывай. Быстро.
— Я жаловаться буду…
— Своей бабушке. Беги, голожопый, беги… Наша служба и опасна и трудна-а-а…

15.04.2002