Вырвавшись наконец на белый свет из лабиринта многоярусной подземной автостоянки, Андрей выжал педаль газа. Хотелось как можно быстрее оказаться в однокомнатной квартире, где пахло  грязным бельем, выпить пару стаканов холодного вина и принять душ, а затем предаться вечерним размышлениям, которые  с недавних пор неотступно преследовали его - размышлениям о том, как жить дальше.  
  

  После сегодняшней короткой беседы с его team leader-ом - толстозадой американкой, странной формы продолговатая голова которой напоминала мутировавшую дыню, увольнение было не просто делом времени. Оно было делом нескольких дней. В любом случае, лучше быть уволенным, чем прожить еще несколько месяцев в подвешенном состоянии - пытался успокоить себя Андрей, глядя на дорогу, лента которой то сужалась, то расширялась, и вид которой немного успокаивал его.
  

  К тревоге примешивалась и немалая доля облегчения - все остопиздело, думал он. Надоело каждый день натыкаться взглядом на физиономии так называемых коллег, подавляющее большинство которых за последние несколько месяцев он успел люто возненавидеть. Бля сцука жжыды (Андрей приехал в Израиль десять лет назад. Евреем он был только по бабушке, и никогда себя таковым не считал)  - все чаще повторял он про себя, когда, несправляясь с работой, обращался к кому либо из других программеров с вопросом или просьбой о помощи. Он знал, что многим из них ничего не стоит помочь ему выпутаться из паутины  - стоило лишь пожертвовать получасом своего  сверхдрагоценного времени. Однако, чувствуя, что Андрей стремительно идет ко дну, коллеги отнюдь не спешили ринуться ему на помощь, и даже наоборот - предпочитали вежливо отмазываться и всячески, кто более, а кто менее откровенно, посылали нашего героя нахуй.
  

Сейчас, по дороге домой, усталость и нервное истощение давали о себе знать. Воспоминание за воспоминанием, пережитые им за день неприятные ситуации одна за другой вставали перед его мысленным взором, выстраиваясь в ряд, словно звенья одной цепи, сковывавшей его по рукам и ногам.  Безысходность накапливалась и бродила в нем, не находя выхода... Суки, ненавижу вас, н е н а в и ж у -  волна тупой ярости внезапно захлестнула его....  
  

  Резкий гудок встречного автомобиля, потные пальцы мертвой хваткой вцепились в баранку. Блядь, так же нельзя. Врежусь  к ебеням. Вырулил на обочину, остановился. Заглушил мотор. Откинул спинку кресла. Полулежа, закрыл глаза. Представил себе как трахает Николь Кидман.В жопу. В общественном туалете. Ставит ее лицом к кафельной стене, изрисованной всякой похабщиной, задирает красную юбку. Стягивает черный круживные трусики с ее аккуратной беленькой попки, приспускает их до коленей.  Затем погружает безымянный и указательный палец в ее влагалище, и раздрачивает  так, чтоб из него, как из горлушка бутылки, лилась охуенно пахнущая жидкость, а затем,  без всякого чуждого предварительного  сплевывания на пальцы и смазывании ее маленького отверстия слюной, проста разволит в стораны ее розовые пахнущие какой нибудь безумно дорогой поебенью ягодицы, вбивает, как гвоздь в дорогую прочную древисину, свой хуй в прямую кишку разбалованной, халеной галливудской сучки.
  

  ...Он открыл глаза. Тревога и гнев отступили, но растравленное воображение рисовало все новые и новые картины. Он знал, что расслабиться можно лишь одним, хорошо знакомым ему способом -  по дороге домой, слегка отклонившись от обычного маршрута, он заедет в мрачный промышленный район, где снимет дорожную проститутку, и после сделанного на вялую тройку минета почувствует себя лучше...  Ненамного и ненадолго, но лучше.  
  
  
  На плохо освещенном перекрестке у въезда в промзону не было ни души. Не выползли еще, сучки. Хотя уже пора бы. Он блуждал по темным закоулкам, лучи фар натыкались на бетонные заборы увитые колючей проволокой и скелеты ржавеющих автомобилей. Ну вот, наконец-то, хоть одна тварь удосужилась притащить сюда свое тело.  
- Jesus fucking Christ! Блядь, это что еще за чудище? - Пробормотал он, когда заново обрел дар речи.
  
  
  Черная проститутка была беременна, причем беременна давно и всерьез. Судя по тому, как выпирал заостренный к низу живот, этим отличный формой от живота баб от просто жирных, роды были на подступе. Вдобавок на лице была нарисована некая блаженно-отстраненная улыбка и на подбородке блестела слюна. Стояла она как-то странно, изогнувшись дугой наподобие натянутого лука, выпятив и без того выпирающий живот. Явно пребывая в некоем таинственном  трансе, она слегка пританцовывала, поигрывая заплывшими жыром бедрами. Экзотика, бля. Танец живота. - подумал наш герой. Вмазалась и кайфует? Или просто сумасшедшая? Да какая разница. И тут же его захлестнула  щекочущая, дразнящая волна -  смесь похоти и омерзения. Блядь, давно у меня хуй не вставал так молниеносно - он сглотнул. Ему до смерти захотелось дать чудищу в рот.
  

  Торговаться не пришлось, ибо  бабища назвала цену вдвое меньше обычной, и опустила свою тушу на переднее сиденье. Она источала сладковатый запах гнили и радостно бормотала себе под нос нечто нечленораздельное. Мотор малолитражки сопел и хрюкал.  Андрей медитативно молчал .  
  

  Въехав вглубь темного, как склеп, двора заброшенной авторемонтной мастерской, где произрастало чахлое, пропитанное машинным маслом деревце, он заглушил мотор.
- Приехали, чтоль? -  и, порывшись в бумажнике, протянул чудовищу грязную, мятую купюру. Чудовище благодарно, и, как с ужасом отметил Андрей, кокетливо, улыбнулось. Достало из сумочки гандон. Андрей откинул спинку кресла и приспустил брюки.
  

  Сосала она на удивление грамотно, неторопливо и разнообразно  - то учащая, то замедляя ритм, то  заглатывая хуй до основания, то смакуя  губами кончик головки. Андрей, закрыв глаза, слушал приятные его сердцу причмокивания и кряхтение беременной женшины, постанывал от наслаждения и кончать явно не торопился. А ведь чудовища-то бывают разные - подумалось ему. Как приятно попасть в лапы к доброму чудовищу, которое так ненапряжно, и, главное, неторопясь довести клиента до оргазма, сосет хуй.


  ....Внезапно теплая волна накатила на его обнаженные бедра. Нет, не волна блаженства. Открыв глаза и приподняв голову, Андрей обнаружил, что беременная смотрит на него, игриво и застенчиво улыбаясь, по подбородку ее стекает отвратительная серая жижа, а сам он сидит в луже блевотины.