Наш аднаклассник Кузьма был колоритным персанажем. Как я ужэ говорил, он подолгу училса в каждом классе, пака ево не выгнали из нармальной школы в нашу. В читвертом классе он басом пререкался с учителями и патихоньку пиздил старшыклассникофф. И глумилса он тоже па-скотски: то соли ф чай щедро каму-нибуть насыпет, то клеем унитазы намажэт. Адин раз он школьный звонок под потолком отодрал в рекриацыи - што б не звенел. И как он забралса туда?
Объявили как-то в младшых классах выстафку рисункоф. Мы тагда ф пятом, кажется, учились, ну и пошли посмотреть. Ну панарисовали детишки, еб их мать! Вот например рисунок "Папа": толстыми мазками гуаши на пол-страницы нарисованы коричневые руки-ноги-голова, а сбоку жолтое солнце. Я бы назвал это "И говну солышко светит". А ищо там были поделки ис пластилина - тоже в аснавном фигурки людей, и тоже блять каричневые. "Сожженные напалмом", "Дерево Какаха", "Мишки в анусе"… я конечно шучу, творения назывались просто и по-пионерски, но мои названия будут по-точнее. И лепили-рисовали мы в первом классе адназначно лучше.
Кузьма тем временем решыл придать искусству апределенную идеалогию. Он подошел к самому отдаленному столику с уродливыми пластилиновыми икспанатами и стал там чего-то руками быстро-быстро хуйарить. Я моргнуть не успел, как он вылепил у самой крупной фигурки здоровенный ХУИЩЕ! И теперь стоял рядом и лыбился, падонок. Потом падашел к другой фигурке… два человечка держали друг друга за руки - называлась "Подруги. Самохина Катя, 2-А". Несколько движений - и две подруги превратились в ебущихся человечкоф. А я в это время карандашом дорисовывал понравившиеся мне рисунки. На них появились противогазы, сиськи, дымящиеся косяки. А когда мы сйобывали как раз пришла камиссия оценивать подрастающие таланты.
На последнем уроке ф кабинет вашла завуч младшых классоф. Ее трясло ат злости и ана глухо произнесла: "Какие-то падонки изуродовали несколько икспанатоф, над каторыми пачти ниделю трудились дети из младших классофф. Дети уже третий час плачут. Так пусть эти… дегенераты фстанут и признаются по-хорошему!" Ни хуя себе па-харошему. Все молчали. Кроме меня и Кузьмы никто даже не панимал, а чем речь, но фсе мысленно поаплодировали неизвестным дегенератам.
А детей мы патом утешили. Спиздили молоток и гвозди ф кабинете труда и поднялись в раздевалку рядом со спортзалом, после чего приколотили их обувь гвоздями к тумбам. Я помню, Кузьма приколотил несколько пар прям на входную дверь. Оригинал, чего там говорить.