1.

Он как раз ужинал. Спасался от внезапно начавшейся зимы дома перед телевизором. Еда в удобной позе перед не важно что транслирующим экраном, но лучше, конечно, какой-нибудь фильм - в качестве компенсации за пережитый день, за очередной стресс. За то, что пришлось общаться с людьми, обниматься с ними в метро, уступать, ждать своей очереди в магазине. За то, что ты часть человеческого мира - за это тебе ужин перед телевизором. Виноградову кажется этого достаточным. Он договорился.

Он как раз ужинал и ему позвонили. Не отвлекаясь, он откуда-то из-под себя выудил телефонную трубку:
- Аллё.
- Слава? Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Нормально. Вот жую сосиску, смотрю как Джек Николсон становится волком. Очень натурально, становится.
- Слушай, Виноградов, ты меня извини, пожалуйста. День сегодня какой-то ни к черту. Ты не обиделся?
- Я - нет. Во-первых: я никогда не обижаюсь, а во-вторых: не понимаю о чем ты. К тому же фильм очень интересный, а в сосиски, наверное, добавляют что-то такое, я это уже давно заметил, что все становится как-то по...
- Ну да. Просто, мне показалось ты обиделся.
- Нет.
- Я тебе, на самом деле, без повода позвонила. Веришь нет, взяла, набрала номер, хотела уже трубку бросить, но ты тут же подошел, как-то уже и неудобно стало.
- Понятно... - чтобы не смотреть рекламу Виноградов идет на кухню. Достает из холодильника бутылку нефильтрованного "Пауланера", складывает посуду в мойку, освежает пепельницу и возвращается обратно к телеку.

- ...от моей Масяни. Замечательные такие. Топить жалко. Не знаешь, кому предложить можно?
- Что? Извини, не расслышал.
- Ну, котята у моей кошки появились на позапрошлой неделе. Шесть слепых ублюдков, которых нужно отдать в хорошие руки. Может тебе нужен?
- Э...
- Есть один рыжий котенок. Я как его увидила сразу почему-то тебе решила позвонить. Правда, ты такой человек... ну в общем-то хороший, но.... (черт, бывает же а?)... ну, тебе и одному хорошо, по-моему.
- Ну да. - он смотрит в телевизор, но уже не так как раньше. Не так искренне в нем заитересован. Он гладит шею, нащупывает позвонки. Ласкает ладонью подбородок, - ну да...
- Ладно Слава. Все ерунда. Меня не слушай - я женщина. А мы опасны только раз в месяц. Все пока.
- Пока. - но в трубке уже хлюпанье и вода на кухне вскипела. Виноградов идет туда не спеша. Заварка еще со вчера, но это уже тонкости, не проблема для Джека Николсона.
После фильма Виноградов некоторое время убирает за собой квартиру, орудует пылесосом, даже застилает постель, в которую все равно скоро опять залезет. Потом ставит первое попавшееся CD. Оказывается Уэббер "The Cats". Он улыбается, узнав музыку, связав ее с телефонным разговором. Заключает про себя, что "Случайностей не бывает, наверное" и опять включает телевизор.

Утром долго не мог заставить себя вылезти из кровати, потому что перед сном проветривал и забыл закрыть форточку, а одежду бросил в другой конец комнаты. Смотрел в потолок. Синеватый холодок лизал вытянутые ноги и Виноградов поспешил, свернулся калачиком.
"Господи, почему всегда так утром вставать-то не хочется, а?" - спустя полчаса, истошно крича, сбрасывает с себя одеяло и несется в душ.

В автобусе, по дороге к метро, народу полно. Все с примерно одинаково непроницаемыми выражениями лиц. Пара пенсионеров, в смысле двое, в смысле две женщны, что-то там обсуждают - отсюда не слышно что, скорее всего, цены или сериал, водитель объявляет остановки, явно думая о чем-то другом. Похмельный акцент. Сзади рассказывают несмешной анекдот. "Господи, почему я во всем этом варюсь, почему соглашаюсь со всем этим, неужели, кино на СТС стоит всего этого?" незаметно для самого себя вопрошает его душа и тут же осекается "Бросьте вы, Вячеслав Викторович, что за ребячество, вы взрослый мужчина..." голосом своего шефа Александра Петровича. Он всех по отчествам, как при совке. Нормальная в сущности манера, нормальная.

За остановку до метро заходит девушка с небольшим животом. Встает напротив. После непродолжительной внутренней борьбы, смешанной с рефлексией по поводу ранней беременности юной особы, особи женского пола и "чем бы ей подсобить", он встает, но уже метро и народ гуськом тянется к выходу.
Всю оставшуюся дорогу, а это пять остановок, плюс пересадка, плюс семь минут пешком (или два троллейбусных марш-броска), короче, минут сорок полноценного бытия, Виноградов думает об этой девице. Этот отеческий интерес, как он сам для себя его определяет, вызван еще и тем, что вообще-то он, сам Виноградов, ловит себя на мысли, что хочет ребенка и уже давно прямо-таки помешан на этом человеческом чуде.

Виноградов вспоминает, как недавно стоял около своего старого детского сада, куда сам ходил, и наблюдал за детьми. Как они играют, общаются, копируют своих родителей, остерегаются воспитателей. В ярких курточках, комбинезончиках, шапочках, почти игрушечные люди, но живые, живые до какого-то невыразимого предела, люди, существа. Настоящие. Он сам когда-то был таким, но сам не помнит, мама помнит, папа его помнил, а он сам не помнит, но зато сейчас видит - такой был я, "Слава Виноградов, 246" надпись на штанишках мамой заботливо пришитая, с внутренней стороны, невидимой стороны его шерстяных штанов.

- Вячеслав?
- Да.
- Это Наташа, из бухгалтерии. Нужно продлить договор. Не подниметесь к нам?
- Я минут через пятнадцать, подойду. - он нащупывает сигареты в заднем кармане и вываливается в коридор, чтобы пройти по нему до балкона, где общая курилка.
Здесь нет никого и Виноградов затягивает разговор сам с собой:
- Вот оно. Ты и так давно ноешь по поводу и без. Вот оно. Вали отсюда. Здесь тебе нехорошо. Просил - получи, распишись. Уйди. Уйди. Здесь нормально. Здесь слишком нормально. Здесь белые стены, белые потолки, темный палас на полу - я даже цвета определить не могу, компьютеры на столе, мышки на ковре, люди на общей волне, здесь нормально. Здесь у всех все нормально. А ты уйди. Уйди. Черт тебя побери.
И выходит, оставив о себе дым.

- Валя?
- Да, кто это?
- Это Слава.
- ?
- Виноградов.
- Да я поняла, просто не поверила, что ли.
- Я хотел у тебя спросить про этого котенка. Он у тебя еще?
- Да. А что? Неужели взять хочешь?
- Хочу, да. Трудно объяснить... помнишь был такой фильм, там мужик на кошках тренировался. Вот, примерно, из тех же побуждений, наверное.
- Фильм помню. Но, надеюсь, ты хорошо подумал. Это хоть и не собака, но все равно, живое. Мне кажется, он тебе понравится, уж больно симпатичный и ласковый, прямо как... Не знаю почему, но я знала, что ты позвонишь, интуиция, чувство шестое, пятая точка, вчера по первому обещали магнитные бури, у тебя не болит голова?
- Нет. Как твоя дочка?
- Зачем спрашиваешь? Учится вроде хорошо... Ты когда хочешь взять-то его, котенка?
- Сегодня. Лучше сегодня.
- Тебе после работы удобно?
- Да, конечно, только мне нужно будет кое-куда зайти. Поэтому я не сразу.
- Хорошо. Буду тебя дома ждать.
- Пока.
Он кладет трубку. Слегка ошарашено глазеет в монитор за соседним столом, где мочат какого-то нестрашного монстра, отдаленно напоминающего Александра Петровича, который босс, но главный только на этом уровне.

2.

Свойство нежданной зимы - кисельная оттепель. Болезнетворное пюре под ногами, шмыгающие хором пассажиры с непокрытыми головами. Дети, задушенные шарфами, и бабы надушенные.
Виноградов, минуя транспортный ад, берет такси. В обществе милого усача и под курткой его живая душа дрожит. Его правая рука поглаживает малыша, за окном тянется Москва. Виноградов говорит еле слышно:
- Я назову тебя Николсон.
Общее настроение дня, ставшего вечером, положительно.

В квартире двухнедельный котенок поначалу даже боится пошевелится. Стоит посреди коридора широко раскрыв глаза, поджав низ живота, вытянув к потолку свой крысиный хвост. В несколько кривых шагов добравшись до миски молока, недоверчиво начинает лакать. Ушами при этом смотрит по сторонам. Изысканно фыркает. Ущемленно, почти беззвучно, неумело мяукает. То ли из вежливости, то ли от страха. Виноградов смотрит на все это и светится. Он пытается его погладить, его распирает доброта, умиление. Котенок, прищурив глаза, старательно мурлычит. Виноградовская рука добирается до вибрирующего кадыка. Тепло и беззащитность чувствует она и чешет за ухом другая рука.
Они засыпают вместе и кротко мурлыкают.

Состояние их невнятного сна прерывает, ползущая по подушке, телефонная трубка. Будто змея, она гудит вдоль головы Виноградова и чуткий котенок провожает ее пристальным взглядом охотника. Наконец, со странным утробным звуком он бросается на нее, выпустив все свои когти.
Возня с мобильником продолжается мимо подушки.

Все это время, напряженно вглядываясь в темноту, Виноградов силиться восстановить в голове сюжет только что виденного сна. Кажется была мама, совсем молодая и очень красивая, как на том фото в Крыму - монотонное платье на ветру и отец прикуривающий папиросу. Сидели в кофейне, она как будто собиралась куда-то отъезжать, прощалась как будто навсегда. А Виноградова что-то скребло в правом боку (так и было - котенок делал подкоп). Еще какой-то пятилетний рыжий мальчик, который был с матерью - Виноградов так и не смог понять его роль. При том, что было хорошо, было все-таки грустно.
Связав воедино рваные образы сна, он разнимает побежденную Sony и Николсона. Котенок смотрит на него немного обиженно и одновременно глаза его поблескивают, как два мониторчика.

С телефоном Виноградов разговаривает злобным голосом, потому что со сна. Разговаривает не долго. Тянет слова, силясь проснуться. Чешет немытую голову. Наконец, сует светящуюся коробочку в кровать, установив более внятный звонок.
Встает. Бредет по прохладной квартире в кухню. Кефир комковатый, но это не важно. Наливает миску молока для Николсона и садится курить.
Высвечивает зажигалкой свое испуганное лицо. Тело сбрасывает гусиную кожу ловким движением правого плеча.

Котенок усами щекотно касается щиколотки. Начинает тереться о волосатые ноги. Виноградов на секунду отвлекается от своих мрачных мыслей и отвечает незанятой рукой. Наконец, по телу его проходит еще одна волна и он начинает рыдать. Счастливое мурлыкание кошки и капает из крана вода.
Прикусывая нижнюю губу, он пытается остановится, но в горле, в глазах, животе и ушах щиплится тоска. Искренность Николсона заставляет Виноградова как-то улыбнутся, но воспоминание вещего сна и змеиный укус телефона давят слезу.
- Это нормально. - шепчет коту Виноградов. - Пей молоко. Тебе нужно расти. А я сейчас перестану. Прости...
И затягивается остатками сигареты.

За окном город из темно-синего становится голубым. Полупустые автобусы и пара машин. Дворники гоняют метлами лужи. И ребенок смешной тащит отца назад, не желая идти в детский сад.

3.

Освежившись в душе, Виноградов в тишине одевается во все чистое. Завтрак под Шостаковича навевает тоску, но Виноградов не слушает.
Поздний ребенок из интеллигентской семьи. Единственный наследник просторной квартиры в центре Москвы, уткнувшись в усыпаный пеплом кухонный стол, боится идти к умирающей матери. Тетя Груша, младшая мамина сестра, у которой он жил на даче в детстве каждое лето, за которой даже подглядывал иногда, позвонила ему среди ночи, сообщив об инфаркте. Голос ее дрожал, но просил успокоится и приехать к постели в больницу, как можно быстрее. Виноградов сидит. Виноградов молчит. Немного тошнит от кофе и сигарет. Виноградов мажет масло на хлеб, посыпает солью. Смотрит на зимнее солнце. Натужно гудят водопроводные трубы, сопровождая рассвет.
Шостакович сходит с ума, на нет. Виноградов невероятным усилием воли выходит из дома.

Через месяц после похорон, разобравшись со всеми бумагами, сдав квартиру через знакомых иностранным гостям, он уходит с работы. Послав все ко всем чертям, вспоминает о том, что умеет снимать фотографии. Все хорошо.
Был еще сон, где он с животом, беременный, гуляет нагишом по берегу моря вместе с матерью и отцом. Николсон научился отзываться на кличку и ходит на место. Они спят по-прежнему вдвоем и также мурлыкают вместе.


как в самом простом
моем месте
проеме сердца речном
в глубине небожительства
бородатые страхи пучинятся:
здесь:
гастроном астроном строительство
мастрояни на дне морском
здесь мой дом

построен уютный
просторный
сиюминутный

и потом:
так путник в лютый мороз в снегу засыпает
так чайник на кухне когда не спится ему
опять закипает

чтобы потом
хоть атомом или жалобныс
чтобы хвостом мотать как дирижаблем

чтобы котом стать потом заново
надо родиться котом
или с жабрами