Чёрные паучьи лапы голых деревьев оплетали запечатанные в кокон тумана контуры старых пятиэтажек. Колеса проезжающих автомобилей поднимали в воздух жидкое месиво таящей снежной грязи. Сумеречное небо зимнего утра давило, растворяло в себе и одновременно заставляло двигаться в общем потоке, втискивать своё тело в автобус, медленно семенить в очереди к эскалатору… Уродливые небритые рожи с несуразной мимикой, изначально уставшие, обозлённые и голодные. Голова. Единица, составляющая стадо. Голова. Костяная коробка, где лежит человеческий мозг, такой похожий у всех, бредущих в утренней толпе разных людей.
Прижатый к дверям вагона метро доктор Шапира не думал об этом, он смотрел на мелькание кабелей за окном, представлял себе наступающий новогодний праздник, обещающий стать таким же безрадостным, как и предыдущий. Наигранно веселящиеся люди за тонким стеклом экрана телевизора. Выпитый в одиночестве бокал шампанского, два стакана водки, крепкое пьяное забытьё. Тихая, безлюдная улица в восьмом часу первого утра 2003-го…
Мрачные мысли отступили, когда доктор вышел из лифта в своей поликлинике. По оставшейся со времён частной практики привычке, Пётр Яковлевич внимательно относился к потоку больных, зная, что взамен получит жидкую совдеповскую ставку в 65$. Это давало возможность отвлечься и не задумываться о своём опостылевшем существовании, почувствовать себя полезным хотя бы кому-нибудь.
В очередной раз на сквозняке хлопнула скрипучая дверь, пропустив в кабинет такую знакомую фигуру доцента Симановича. Симанович снял вязаную шапочку, перчатки, протёр очки и расстегнул всесезонную кожаную куртку. Его рассказ не занял много времени, но успел вызвать у доктора живой интерес и скрытую мужскую зависть.
Несколько дней назад Симанович с товарищами по кафедре ходили в баню. В хорошую, большую, с бассейном и бильярдом, бочкой с холодной водой и уютными комнатками для эротического массажа. До первого стакана вполне проходил плавочный вариант: молодые аспирантки топлессно зажигали только начинающих полнеть молодых ассистентов. Петя Шапиро знал, что лысеющий доцент предпочитает водку женщинам, но после четвёртой рюмки, парилки и бассейна, когда все они, как-то не сговариваясь, обнажили бритые, пухленькие, аппетитные пирожки ему пришлось прикрывать футляром от очков восставшее мужское достоинство. Как они оказались вместе в этой бочке с холодной водой, он не помнил, но когда Михаил Моисеевич почувствовал рядом что-то большое и тёплое, приятно прижимающееся к мускулистой спине, он подумал именно о ней…
Марта пришла на кафедру два года назад из отдела снабжения какого-то радиозавода. Полноватая, высокая, её филейную часть провожала взглядом не только кафедральная молодежь, но и лысеющие, теряющие остатки мужской сексуальности сотрудники. Лёжа на массажном столе, доцент чувствовал уверенные прикосновения её ладоней, забывая о бренности сущего, и видел перед глазами какие-то розовые пятна, голова его постепенно наполнялась мягкой ватой...
Пот со лба частыми каплями падал на крепкую, хотя и не девичью грудь. Вторая часть отношений была, хотя и более трудоёмкой, но значительно в большей степени приятной. Её влагалище было подпорчено тяжёлыми родами, но Марта компенсировала этот недостаток работой мышц промежности. Примитивный пампинг сопровождался сокращениями мягких, обволакивающих, постепенно усиливающихся объятий такого живого, активного и гостеприимного женского начала. Второй оргазм погрузил Симановича в сладкую обнубиляцию. Понимая, что не выдержит начала второго часа наслаждений, Симанович с Мартой вышли из массажной кабинки, застав коллег практически одетыми. Раскрасневшееся лицо доцента и ленивая, кошачья походка уставшей Марты вызвала кратковременную овацию. Гордясь спонтанным подвигом, Михаил поднял Марту на руки и понёс к вешалке - она заслужила такую честь! В молодости он был неплохим спортсменом, но, наверное, Марта оказалась тяжеловата для такого возраста: на четвёртом шаге Моисеевич негромко, по-стариковски пёрнул. Этого никто не услышал. Почти никто, кроме Марты…
Шапира не улыбался, он беззвучно, слегка раскачиваясь на стуле, трясся. Дрожь постепенно перешла в хрюканье и, далее в нормальное лошадиное ржание. Симанович начал завязывать шарф и направился в сторону выхода.
- Стой, не обижайся, это действительно смешно, но я понимаю тебя и сочувствую вполне серьёзно, - Шапира усадил друга на место и продолжил, - Расскажи мне, что ты ел на этой неделе на ужин.
- Ну, знаешь, по моей зарплате кроме бураков и перловой каши я ничего не могу себе позволить…
- Тогда беги за бутылкой, будем твою язву лечить! - прохрюкал так и не успокоившийся Шапира, вытолкал друга из кабинета и крикнул в опустевший к вечеру больничный коридор - Кто следующий к дерматологу!!!??

* * *

Шапира проснулся в автобусе. Смутно припоминая первые две бутылки, пивной бар, полную растрату последних денег, предназначавшихся для оплаты сотового телефона, он пытался сориентироваться в окружавшей автобус, пронизанной редкими огнями фонарей, темноте. Кроме пьяного доктора в автобусе сидела бабка в кедах с увесистым рюкзачком и интеллигентного вида молодой человек, клевавший на каждой кочке впередистоящее сиденье. Пётр Яковлевич узнал местность: этот район назывался Малиновка-8, и располагался ближе к Дзержинску, чем к столице нашего, абсолютно не от чего не зависящего, государства. На следующей остановке доктор вышел. Шагая по зелёной зоне, подставляя небритую рожу мокрому снегу, он представлял голую Марту и голого Симановича… Ему снова становилось весело и хорошо, даже показалось, что утих ветер и перестал идти снег. Не было налипшей на ботинки грязи, не было ручья, в котором он вымок до пояса. Шапира шёл домой, вспоминая Алису, придуманную сумасшедшим английским математиком, который советовал идти хотя бы для того, чтобы оставаться на месте, шёл, зная, что дома у него давно нет.

SIROTA, декабрь, 2003.