/Антону Кабанову/

Жизнь возникает по каплям, по пустякам,
по умолчанию, по назначению свыше.
Я узнаю себя по своим стихам.
Это и есть мой абсолютный vision.
Как не старайся, а ничего вокруг -
даже не пробуй долу потупить зенки -
будешь обманут, мой драгоценный друг,
и заточён навечно в сыром застенке
сказочных глупостей собственного ума.
Это и есть - жесткий язык предмета.
Это и есть - ядерная зима
крошечной жизни, которая только эта.
Так уже было больше тысячи раз -
и ничего не сделать - не отвертеться.
Жизнь безобразна, если она без прикрас,
и безупречна, и тяжело согреться
в жалобно воющей выжженной пустоте
сказочных глупостей собственного лукавства.
Знать бы еще хоть что-нибудь о стыде.

Это - не секта, а, безусловно - каста -
быть обреченным тупо продолжить род,
знать облегчение от прекращения рода.
Или, если угодно - наоборот.
Это и есть - человеческая природа -
вся - до мельчайших сполохов, до немоты,
до помутнения. Это и есть - рассудок
плотного времени выпуклой темноты -
самого-самого сжатого времени суток,
вся метафизика, весь кармический вес
суммы поступков - за вычетом паранойи,
весь перманентный выхлоп хаоса, весь
обморок памяти в целую жизнь длиною.

…по нарастающей - гулкие купола,
теплые руки очередной приживалки,
режущая пространство бензопила
и распустившиеся на окне фиалки -
именно в этом и надо искать предел,
после которого - ярче хвоста кометы -
вспыхнет наш мир - точно, как я хотел
видеть когда-то это - именно это.

…Но ничего не сдвинуть. Опять вокруг
станет темно. Странное все же дело -
чувствовать прикосновения теплых рук,
но при этом совсем не чувствовать тела -
собственного, практически - двойника.
Что-то в этом есть почти неземное -
остановившее загнанные века -
что-то нечеловеческое, иное.

Глупенькое, кокетливое кино -
этакая эротика напоследок,
не претендующая ни на какой канон -
стопка кассет лет на четыреста эдак -
обыкновенный, в принципе, сериал
обыкновенного, в общем-то, лицедейства,
плотно вошедшего в виртуальный реал
с самого-самого даже еще не детства,
этика косметического креста,
мимика ослепительного благородства
еле заметной линии вдоль листа
стянутой кожи. Если бы не короста
мелкого почерка, слившегося в пятно -
было бы проще, был бы давно понятен
смысл погружения на совершенное дно,
смысл появления этих чернильных пятен.