Посвящается героям-морякам

Мичман Петров приходил в сознание. Нихрена себе забухали! Пьян он был скотски. Но хмель в одно мгновение вышел. Петров ошалело оглядывался. Кромешная тьма вокруг. Сплошной стеной стоял дождь. Как на японских гравюрах. Непрерывные вертикальные линии. Но не нарисованные, а реальные и холодные. Хотелось пить.

Вдруг мичман подскочил от ужаса. Он осознал, что находится совершенно один, в шлюпке, а вокруг ни души. И не рассмотреть ничего дальше своей руки. Где я? Почему один? За что так несправедливо обошлись со мной товарищи, за что они бросили меня посреди океана в шлюпке? Что же я такое вчера говорил? В голове гудело. Мало помалу Петров поборол головную боль начал рассуждать. Один так один, нечего раскисать, тем более что как всегда сам во всём, наверное, и виноват. Язык мой враг мой! Если дотяну до берега, если не погибну посреди блядского океана - брошу пить (клялся себе и хотел в это искренне верить Петров), лишь бы всё обошлось. Но куда грести? Где север, где юг? Значения не имело, в такой темноте любое направление могло и быть, и не быть верным, одновременно, а, следовательно, являлось одинаково вероятным. Куда-нибудь, да доплыву, а там домой. Домой, скорее домой! Петров не виделся с семьёй вот уже десять лет, как ушёл в кругосветное плавание, так и не виделся. А сколько раз он упрашивал капитана отпустить его к рожавшей жене, но капитан всякий раз советовал мичману выбросить фантазии из головы и прилежней выполнять свои морские обязанности. Петров очень хотел поскорей обнять свою красавицу жену, сына, дочь, которые родились и подросли без него. Предчувствие возможности скорой встречи заставило взяться за вёсла, но они, словно не желали участвовать в возвращении Петрова домой, и были неподвижны. Недюжинным усилием Петрову удалось заставить их проворачиваться в уключинах. Вёсла были большие, очень неудобные и тяжёлые. Но главное, что теперь Петров мог управлять шлюпкой, и на досадное неудобство не обращал внимание. Он старательно налёг на вёсла. Раз - два, раз - два - командовал себе Петров, прилежно выгребая и время, от времени вертя головой по сторонам. Вдруг хоть лучик света где-то мелькнёт. Может маяк, какой? Но тщетно. Спустя пол часа мичман зверски устал. Намокший бушлат сковывал движения, мешал грести. Он сбросил с себя досадную помеху и ощутил некое облегчение. Ему всё это время было ещё и жарко. Петров, интенсивно загребая - высвобождал огромное количество энергии. Струи ледяной воды больно хлестали обнажённую спину, от которой клубами валил пар. Временами ливень переходил в град, и тогда Петров заползал под доску, на которой он сидел. Дно шлюпки было подозрительно холодное, оно обжигало разгоряченное тело прапорщика. Наверное, я в Антарктике или Арктике мелькнула у Петрова догадка, но он тут же отогнал от себя эту мрачную мысль. От этих проклятых тяжёлых вёсел ладони пошли волдырями водянок, но очень скоро кожа слезла и кровоточащие, нечувствительные к боли ладони слились в единое целое с вёслами. Время от времени Петров подставлял дождю свой широко открытый рот, жадно хватая на лету необходимую его полыхающему организму капли дождя. В такие минуты хотелось бросить вёсла, повалиться на дно шлюпки и малодушно умереть, но с героическим упорством Петров продолжал грести. Где-то там наверняка есть берег. И он достигнет его. Чего бы это ни стоило ему.

Несколько раз он пытался ориентироваться по звёздам. Но это не удавалось. Дождь со снегом забивал глаза, рот, нос. Да и звёзд никаких не было. Только чернота вокруг, только стена ледяного дождя. Время, от времени Петров бросив весла, вскакивал и, складывая окровавленные руки рупором, кричал в темноту: "Земля, земля! Люди! Л-ю-д-и-и-и-и"… Он метался между носом и кормой шлюпки, рискуя свалиться в океан, вытягивался, крича, стараясь удлиниться хоть на миллиметр, на тот миллиметр, что сократит расстояние, которое позволит быть услышанным. Всё было тщетно. Его никто не слышал. С завидным упорством Петров снова брался за весла, и остервенело, грёб, грёб, грёб. Раз - два, раз - два. Во время одного из своих призывов к людям, и метаний между носом и кормой шлюпки, совершенно охрипший мичман потерял равновесие и полетел за борт.

В понедельник рано утром, заспанные прохожие, спешащие на первый трамвай через парк, обнаружили Петрова, лежащего с раскроенной головой на бетонных плитах у памятника "Героям ОСВОД" на высоком гранитном постаменте которого была установлена бронзовая шлюпка. Бронзовые же цельно литые вёсла были вывернуты с "мясом" Одно из вёсел валялось рядом с бездыханным телом мичмана, рядом валялся уже ненужный ему бушлат.

2003 год

Степан Ублюдков писатель-прозаик, философ, отьявленный негодяй