Я только что сидел на унитазе и какал. Какал с книжкой, но какал, глядя в никуда. Вы не подумайте, я не просто какал. У туалета была открыта дверь, и струйка моей разноцветной слюны радостно стекала в пол, уходила в никуда. но это только я думал, что она уходила в никуда - нет, на самом деле ее уход вниз был целенаправлен и запрограммирован вездесущими миллионами лет идеально запланированного бытия. Я еще молча раздувал свой переливчатый зоб и ворчал как бульдог, но струйка моей слюны свободно и молча уходила сквозь пол и уже пробивала землю до самого ядра, чтобы потоком разноцветных нейтрино вылететь за грани покрытого радужными сливками космоса.
Вы думаете, я одинок во Вселенной? Совсем нет - скептикам сейчас будут представлены по возможности весомые доказательства. Ведь когда я, подтерев жопу вышел из туалета и сел за компьютер, чтобы покушать маленький трамвайчик с монитора, который как раз ждал, чтобы быть поглощенным моим желудком, из унитаза сзади меня вылез мой папа. Мой папа - это сильно усталый усатый рыжий таракан, который вечно шляется без дела. Его шерстка очень пушиста и сильна своей затейливостью. Так вот, папа мой, рыжий этот таракан, улыбался неприхотливо так и скромно, опустив намоченный в пене один ус и смотрел вправо, скривив тоненькую шую, косил большими своими глазами. Обычно это дяди усатые, ну - так я называю их, своих отцов, ходят не голые совсем, а ходят в шикарных фраках, подпоясанные резиновой макарониной. Они зачем-то пялят на себя шляпы-котелки, чтобы совесть, наверно не мучила за выпущенные из черного космоса идеи, но не в этом суть. Их усики аккуратно подстрижены и загорелы.
Выйдя на улицу, ты всегда обнаруживаешь один и тот же мультипликационный пейзаж: малые пластилиновые люди, пластилиновые маршрутки и троллейбусы, пластилиновые домики, в которых, кажется, что-то продают, пластилиновые совести мутных выделений одной бабки, у которой я изредка покупаю у самого дома пачку лаки страйка. Почему же это происходит? Попытаюсь сейчас описать данный механизм.
Выйдя на улицу, ты обычно, если спешишь, конечно же, ловишь тачку. Ну, и что дальше? Что - не отвечает водитель? Ты ему что-то говоришь, а он весь съежился и застыл? Застыл и словно поймал в твоем лице то выражение невразумительного, но уже красивого в своей требовательности спокойного позыва к закономерному? Ну и конечно, все правда - все вездесуще - ведь посмотри за окно машины! Улица, дома, деревья - все застыло словно перед взрывом.
Потому что все знают, что твоим следующим жестом будет легкий такой толчок таксиста за плечо, от которого у водителя вдруг качнется и отвалится набок голова (ну чем не схожу с папой-тараканом!), отвалится легко, точно этого только и ждала - как кусок хлеба, а из обрубка шеи хлынет проворной змеей в потолок старенькой "ауди" мощная струя зеленой густой жидкости, чавкающего гноя, который заполнит в скорости всю машину и начнет, шипя, задавать тебе некоторые вопросы. От вопросов этих легко избежать, если выйти на улицу. Но можно, конечно же, остаться в машине и не поддаваться на провокации струи. Потому что окружающий мир уже давно готов к этому взрыву - все, незаметно кивнув тебе, стали пластилиновыми. Они теперь тихи и послушны, их можно легко мять и рвать, они и есть суть твои всецелые боги. И будут они приходить к тебе через пластилиновое лобовое стекло, любуясь тобой, порой чего-то требуя, порой смеясь, но чаще всего - просто, чтобы тебя приветствовать и один за одним на выгодных условиях предоставить тебе скупщиков. И вот маленькие, точечно-напористые скупщики уже потекли и перетекли, устремились к тебе, переползли и перелетели и теперь уже снуют у тебя по голым ногам, скупая по бросовым ценам то, что представляется им ценным.
Я целыми шляпками-котелками отгребаю вброс ключи от всех своих мусоропроводов, а за эти самые вот шляпки-котелки они дают моим папам - рыжикам-тараканам на десять унций чистого граненого, идеально отшлифованного купороса глянцевого, производителем которого является один мирный лохматый ворон, мирно дремлющей на серой отмели.
Люди гибки, потому что они сделаны из пластилина. Люди мелки, потому что их всех можно достать рукой. Люди зловонны, потому они хорошо пахнут. Люди зловонны - а значит они осязаемы. У каждого маленького человечка по шесть-восемь ног (смотря на какой частоте смотреть), каждый человечек необуздан в своей полимерности, каждый человечек стонет и блюет рыжим отваром из прошлогодних закономерностей. Но срок ли год-то, когда слюни проложили нам путь в сотни миллионов лет? Куда ни кинь - одни слюни. Слюни издают наши серые морды - ведь мы скаковые лошади.
Скаковые лошади, подернутые серой дымкой треснувшей в лесу слуховой вилки от парогенератора Великого Охотника племени Сиу. Подернутые м чем-то маленьким, серым и бурым.
Вы присутствовали при инцесте? У вас было ощущение, что ваш личный ворон под утро встал (а ночи, надо вам заметить, значительно удлинились) и живенько склевал все звезды, совсем не поделившись с вами?
Нет?
Тогда вы не поняли, что я хотел вам сказать на ближайший миллион лет.