Похмельной жаждою томим,
Я левой водкой отравился.
Оно, конечно, хрен бы с ним,
Вот только Ленин мне явился.
Ногами, топая, как слон
По комнате прошелся он,
Скрипели громко половицы.
И наяву увидел я
Сюртук и кепку,
Добрый взгляд,
Гвоздику красную в петлице.
Я посмотрел в его глаза,
Подумал: все же чудеса
Бывают, что ни говорите!
А он мне пальцем погрозил
И строгим голосом спросил:
А ну-ка, батенька, дыхните!
И он к устам моим приник,
Затем полез на броневик
(а этот здесь, откуда взялся?!)
И все смотрел на пулемет,
С намеком: Мол, а тех, кто пьет+
И так лукаво улыбался.
Я в руку взял тогда кирпич,
Сказал: А шел бы ты, Ильич,
И без тебя, не видишь, скверно!
А тот, прищурясь, продолжал:
Да вы, голубчик мой, нахал!
Мы расстреляем вас наверно .
Я размахнулся, что есть сил,
Но кто-то вдруг заголосил:
А ну, держи его за руки!
Накинулись со всех сторон,
В ушах раздался шум и звон,
А я кричал: Пустите, суки!
Возник откуда-то народ,
Заткнули быстренько мне рот
(причем моими же трусами!)
Средь ухмыляющихся лиц
Плыл величаво белый шприц
И свет померк перед глазами+
+Как труп на койке я лежал
И глас врача ко мне воззвал:
Вставай, алкаш, очнись от спячки!
Впредь думай, что за гадость пьешь,
Не то от белой, от горячки,
Ты ласты точно завернёшь!