И было утро, хотя с какого хуя, ведь это происки прошлого мира, не было
утра, но было пусто и темно, как в прямокишечных путях у афроамериканца, но я на
этом особо свойственно самому себе не заморачивался, а лишь сидел и развязывал
приставшие к зубам окончания нервной системы непонятно каким образом там
оказавшихся и особо не удивляясь всепоглотившей после вчерашний прозреваний и
переизлияний темноты залившей выступы и вмятины моего деформированного
снеговиками тела и пустоты пытающейся превратить меня в воплощение вакуума своей
коллапсирующей агонией деструктивного оргазма, потревоженные нервные окончания
отвязались от моих желтых роговых отростков и теперь свободно развеваются в
воздухе, которого на самом деле не было, удивляясь абсурдности бытия, бешено
вращаются, не встречая препятствий и возбудителей подвергаются постыдной
детуменесценции, сворачиваясь в геометрические спирали и конусоиды пружинят,
вылавливая спрятавшегося от конца света за полотнами с кисточкой Пабло Пикассо,
держащего свой инструмент в пропущенных через уши и выведенных через ноздри руках
и отбиваясь от обезумевших окончаний падает и срывается с осознания того, что он
реален, вспоминает о том, что сегодня первый день и с выражением тупой покорности
на лице сжирается на ходу мутирующими нервами, кисточка вылетают и влетает в
заполняющие ничто пустые пространства, падает в одно из этих относительных фактов
существования мира, все еще отравленного реализмом прошлой ипостаси Земли,
начинает бешено вращаться в темноте и пустоте вполне правомерно с августейшего
демиургического разрешения рисует светило, воплощающее собой мечту кубиста,
одного из типов людей достойных жизни в этом мире из-за изначальной
принадлежности ему избирает своим голосом и рукой Пикассо, перед слиянием с моим
естеством оставил свой последний эффектный штрих, в который я совершенно
невпизделся, но почему-то понял что это хорошо, наверное, говорят голоса моих
предшественников, которые еще не подозревают того, что это культурная революция
мироздания, сохраняя количество, разлепить и перестроить концепцию вещей, с
использованием всех последних достижений людей, которых мой спившийся коллега по
цеху с партийной кличкой Бог и целой вереницей вагонов самовлюбленности и культом
личности, переросшим почему-то в ужасное слово религия , появившееся от моего
импульса, но сожранное моими нервами в однопромежуточье, благо теперь был свет,
лучший из придуманных в реинкарнациях, на котором, вспомнив о своей реальности
появляются усы и глаз Сальвадора Дали, от чего очень серьезно выпадаю в осадок и
падаю с половины света спотыкаясь о еще несозданную, но теперь вполне реальную
границу, которую может послушавшись совета полуразложившихся губ Бога и назвал
между днем и ночью, но это будет между Пикассо и Алистером Кроули, который тоже
вспомнил о своем праве на существование и оккупировал еще невозделанную моим
сознанием целину, куда я с удовлетворением наконец-то обкончавшегося импотента
сваливаюсь и вырубаюсь, день один и никакого вечера там тоже не было, только на
мгновение слившиеся повешенный в качестве ночного светила Кроули и Пикассоветило
в безумном коллаже поющие мне колыбельную, летопиздцы идут туда откуда они
родились лингвистический и материально, я отдыхаю.