Посвящается моему другу и соратнику бес пезды Дмитрию Корнилову......

За немалые годы путешествий по всему миру организм Корна, как ему самому казалось, научился вырабатывать определённый иммунитет к людям самых разных народностей. Однако местные аборигены, которые, по идее, уже давно должны были бы привыкнуть к туристам, облепили фотографа, тянулись ручками к камерам и так несносно верещали на своём языке, что всегда невозмутимый Корн с трудом сдерживал нарастающее раздражение.
-- Господин Корнилов!
Он обернулся.
-- Простите, что задержался, - из толпы появился белый костюм и протянул худощавую ладонь,-- Меня зовут Жак. В это время в Катманду плохо с транспортом. Я провожу вас до гостиницы.

Пока они протискивались к выходу из аэропорта сквозь стройные ряды непальцев, появившаяся было у Корна, неприязнь к этому народу исчезла. Напротив, влекомый французом, предвкушая холодный душ, он даже позволил себе подарить окружающим несколько добродушных улыбок, но аборигены с появлением белого костюма как-то потеряли интерес к его особе.

Корн был вполне счастлив.
Душ в скромном отеле, пусть и не такой холодный, как в мечтах, взбодрил порядком измученное утомительным перелётом тело. Корн взглянул на часы: у него оставалось ещё чуть менее часа до встречи с представителем National Geography Magazine. Контракт был подписан ещё в Лондоне, но последние детали предстоящей съёмочной сессии в высокогорных районах Непала всё же следовало обсудить на месте. Корн хотел ещё успеть покопаться в аппаратуре, но борьба с подкравшимся сном была заведомо проиграна. Он успел поставить будильник.

_______ Шива отказывалась доиться уже пятый день. Утренний визит шерпа по имени Кутта, имевшего репутацию неплохого доктора, сулил некоторую надежду на выздоровление овцы. Однако старик, осмотрев животное, лишь покачал лысой головой, взял мятый доллар и скрылся внизу под облаками. Весь вечер Он провёл возле любимицы, всячески стараясь поддержать ускользающую жизнь в слабеющем существе. Он молился, стоя на коленях перед распятием. Он начистил до блеска медного Будду и, в конце концов, заснул у порога хижины, обнимая Шиву.

На утро Шивы не стало. Из последних сил Он дотащил холодную тушку до ледника, вырубил в твёрдом снегу прямоугольную дверь в иной мир, опустил туда Шиву и накрыл каменной глыбой. Вернувшись, он сел на землю своего огорода. Горькие слёзы выступили на его с каждым годом всё более сужавшихся глазах. Сегодня он не пойдёт провожать садящееся за ослепительный хребет солнце. Эта смерть стала для него самым тяжёлым потрясением с тех пор, как восемь лет назад Он оставил Москву ради небесной тишины одного из граничащих с Тибетом районов Непала.

_______ Корну потребовалась неделя, чтобы свыкнуться с лёгким, но постоянным головокружением и по уши влюбиться в вершины Королевства. Плёнки "уходили" одна за другой, снимки обещали быть великолепными. К тому же, впервые за практику удовольствие от работы было сопоставимо с гонораром за неё. С такими светлыми мыслями Корн карабкался по игриво вьющейся тропинке. Вскоре он достиг границы слоя пухлых облаков. О, какой вид должен был ждать его там - наверху. Пять минут и, тяжело дыша, Корн вынырнул из серой пелены. Десятки остроконечных пиков словно парили в разряженном воздухе. Корн медленно поворачивал голову, стараясь охватить всю панораму+ Его восхищённый взгляд не сразу заметил невзрачную хижину и человека, поднявшегося ему навстречу. Человек был высокого роста, имел европейские черты лица, бронзовая кожа лоснилась на его гладком неправильной форме черепе. От неожиданности Корн вздрогнул.
В следующее мгновенье их глаза встретились. Время принялось топтаться на месте.
-- Корн?
Удивление ещё душило фотографа, не позволяя ему выдохнуть имя, которое возвращало ему молодость. Он сделал шаг к человеку.
-- Корн?? - повторил почти не изменившийся голос.
-- Зур?
Они крепко обнялись. Со стороны, наверно, это было слишком похоже на сцену из детского кино, но они думали сейчас не об этом. Слишком многое замерло внутри каждого из них, но не для того, чтоб выплеснуться безудержным счастливым матом, как это произошло бы на их родине.
-- Пойдём -- Зур увлёк фотографа в свою хижину.
Потом, сидя на краешках стульев, они долго улыбались и хлопали друг друга по плечам. На столе уже стояла рисовая водка. Когда её не стало до половины, Корн начал задавать вопросы. Он с жадностью узнавал скупые подробности отшельнической жизни друга. Зур мало отвечал, ни о чём не спрашивал, всё больше лучезарно улыбался. Корн видел в его глазах то, зачем гонялся всю жизнь+ Где-то в глубине его души появилось пока ещё смутное и несознаваемое чувство+тоски что ли. И мутная капелька зависти.
-- Старик, а ведь неспроста, что мы вот так встретились... Слушай, -- Корна вдруг передёрнуло, -- а как же ты тут..ну...без женщин совсем?
На секунду лёгкая тень набежала на просветлённое лицо отшельника. Он молча встал и отодвинул белую занавеску с небольшого окна. За окном был двор. Во дворе Корн увидел пару пасущихся овец.
-- Ммм..-- задумчиво, но с уважением промычал фотограф, а сам подумал: " а что я собственно хотел услышать. Только обидел зря...".
Но Зур нисколько не смутился. Он вдруг вскинул указательный палец вверх, будто в голову ему пришла замечательная идея, и бодро вышел во двор. Через мгновенье Корн стал свидетелем маленькой трагедии. Зур взмахнул громадным тесаком, и одна из овечек с хрипом повалилась на землю. Другая с удивлением оглядела обезглавленную, но ещё брыкающуюся тонкими конечностями подругу, чихнула и принялась с жадностью щипать багровую травку... Зур терпеливо дождался окончания судорог, взвалил тушу и вернулся в дом.

Вечерело. Они были пьяны и сыты: Зур великолепно приготовил мясо; по-прежнему мало говорили. Необъяснимая, но теперь вполне ощутимая хандра давила Корна.
-- Надо проводить солнце, -- Зур с трудом оторвался от стула, -- идём+ Покачиваясь, друзья вышли из хижины, тут же справили нестерпимую нужду и медленно начали подъём...

Рассвет застал их неподвижные тела на надгробии могилы Шивы: -- Ты прилетишь в Лондон, там передашь плёнки моему агенту, получишь бабло+ много бабла... я напишу бумагу. Потом махнёшь в Москву или нет, сначала сгоняй в Лос-Анджелес или в Амстердам - там отдохнёшь как надо... никаких овец! А потом в Москву+ Иванова навестишь! Он в этой сраной редакции теперь главный редактор+Представляешь, что с ним станет, когда ты появишься у него на пороге? А? Соберёшь друзей, поедете на мою дачу, нажрётесь как свиньи...а? Послушай, тебе денег за эту мою сессию хватит тебе даже больше чем на год! Соглашайся! Я...у меня такого шанса больше может не быть... а мне надо...я должен немного пожить здесь... Понимаешь??? - Корн умоляюще глядел на суровый профиль друга.-Понимаешь?! Солнце лениво двинулось из-за лилового ледника.
-- Конечно, - спокойно проговорил Зур, - конечно понимаю, иначе я бы не был здесь... Мы сделаем, как ты говоришь.

____________ Было очень неудобно в этой давно забытой одежде, ботинки жали, а особенно досаждали фотокамеры болтающиеся и больно бьющие по бокам. Но Зур старался не замечать этого. Щемящее предвкушение дороги поглотило его. Впереди будет всё замечательно, хотя бы просто потому, что это "впереди" будет. Он крепко, ладонями сжал руки Корна, оторвал последний взгляд от родного дома и с гиканьем припустил под облака...

Корн, поёживаясь от непривычно холодного утреннего горного воздуха, с улыбкой глядел вслед уменьшающейся фигурке друга. Одной рукой он задумчиво чесал бороду, другой- свалявшуюся шерсть за ушами нежно блеющей овечки. В глазах его было то, за чем мы гоняемся всю жизнь...