Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!
Она всегда могла сказать, была ли у него та девочка.
Как же ее зовут? Наташа… Да, точно, Наташа. Несколько раз заходила на выходных, передавала для него свои статьи на правку. Потом только звонила. Потом перестала и заходить, и звонить, то есть при ней звонить - номер ее телефона в памяти определителя иногда появлялся.
Мокрое полотенце в ванной, номер телефона -- ну да, улики, иногда они были, иногда - нет.
Главное то, что происходило ночью. Он опять становился таким, каким был, давно, но был, она это помнит. Набрасывался неожиданно, будил, разворачивал к себе. "Трахаться будем" -- бросал это почти зло, впивался в губы, судорожно гладил грудь. Она не успевала толком возбудиться, но с готовностью раздвигала ноги, принимала его. Он входил, одним рывком, начинал двигаться в ней, сначала медленно, потом все быстрее. Она чувствовала привычную тяжесть его тела, прижималась к нему.
Он отстранялся, на вытянутых руках нависал над ней. Она любила этот момент, любила всматриваться в его лицо - глаза закрыты, нижняя губа закушена… Где он? Может быть, даже и не с ней. Но привычная тяжесть его тела - вот она. И он внутри -- твердый, сильный.
Первый толчок - это лучше всего. Даже если влагалище совсем сухое и от этого немного больно. Смазка появлялась очень быстро, и он уже свободно двигался в ней, умело убыстряя и замедляя темп. Она понимала, почему его так любили женщины - много женщин… Даже в эти минуты, когда, казалось бы, он не с ней, и думает не о ней, он все равно оставался по-своему заботливым.
Он был заботлив даже в своей грубости. Менял позу, не спрашивая, хочет ли она, и при этом не забывал подложить подушку - чтобы ей было удобнее. Зная, что она не любит брать в рот необмытый после ее влагалища член, почти силой всовывал его, и при этом нежно гладил по волосам, проводил по губам пальцами, шептал что-то ласковое. Грубо вставлял сзади, очень мощно, но потом делал именно то, что ей нравилось - выходил на всю длину члена, водил у входа, как будто дразня, чтобы опять войти, так что она начинала стонать, и могла только просить: "Еще…"
Он красиво кончал. Замирал на мгновение, переставал дышать. Она чувствовала, как напрягается его тело - звенящая струна под ее руками. Сама напрягалась, обхватывала его ногами, раздвигая при этом бедра как можно шире, подавалась навстречу… Ну же, ну… Струя спермы выливалась, точнее, выстреливала в нее, она чувствовала ее внутри таким теплым озерцом, и было жаль расплескивать это тепло, вставать, идти в ванну, чувствуя, как сперма стекает по голым ногам.
Стояла под душем, думала. Прикидывала, на сколько еще ночей хватит его желания и долго ли придется ждать следующего всплеска. Иногда плакала.
Она не знала, любит ли его. Любит ли она воздух? Скорее всего, нет.
В спальне не выдерживала, злилась, не зная, к чему привязаться, демонстративно включала ночник, проверяла будильник. На него это не действовало, он тут же засыпал, как сытый и довольный зверь. При неверном свете ночника его лицо казалось молодым. Как раньше. Шла на кухню, курила.
"Я тебя предупреждал, я не могу по-другому". Предупреждал. Когда-то давно, еще в самом начале, опустился перед ней на колени, задрал юбку. "Знаешь, что мне нужно больше всего? Вот это…" И одним рывком стащил с нее трусы.
Молодая была, глупая. Ничего тогда не поняла. И только лет через десять дошло, что именно он так судорожно пытается повторить с все новыми и новыми женщинами. Вот это первое мгновение - когда женщина уже его и еще не его. Но он точно знает, что будет его.
Он оставался с ней. По-своему берег, за эти двадцать пять лет ни одна из них не появилась на пороге их дома с чемоданом, ни одна не позвонила, чтобы наговорить ей гадостей или просто дышать в трубку. Со временем женщин становилось все меньше, последние года три он вообще как-то притих, и, кажется, начал стареть.
И она поняла, что боится этого.
Она не знала, ненавидит ли эту Наташу. Знала одно: если эта девочка когда-нибудь исчезнет из их жизни, она сама подойдет к телефону, наберет ее номер, переписанный из памяти определителя. Найдет слова, любые, главное, не расплакаться после первой же фразы. Главное, двинуться дальше, чем "Это Елена".