В этом году выдалась ужасно холодная зима. Кузьма сидел в своей хате, похожей больше на загаженную нору какого-нибудь вонючего зверька вроде скунса, и коротал неумолимо долго протекавшие зимние дни чередуя «синие» и «зеленые».
---
Его звали Саней. Погонялку Кузьма он получил в школе, как и большинство из нас по признаку созвучия с фамилией – Кузин. Больше всего в жизни он обожал ганджу и бухло, а напившись последнего закатить кому-нибудь по роже или упасть летом под каким-нибудь отдаленном от мегаполиса деревом и крепко придавить массу, наслаждаясь свежим неизгаженным выхлопными газами и прочей хуетой цивилизации свежим воздухом. Любил он и вдоволь поебаться с какой –нибудь второсортной телкой, так как на красивых ухоженных девок у Кузьмы вечно не было денег. Обычно ебля перерастала в высокие по его мнению отношения, продолжавшиеся от недели до двух месяцев. Больше Кузьма не выдерживал присутствия в доме хранительниц очага и напившись выгонял их на хер, после чего не раз об этом желея: «Ой бля» - стонал он после очередного запоя, увидев что хата-нора уже не похожа на нору и даже не похожа на частицу городской свалки, а скорее напоминает выгребную яму - «Скока ж убирать, ёбанарот, ну нахуй выгнал а?!»
Зиму Кузьма не любил, возможно из-за дискомфортных по причине холода пикников, возможно потому что подолгу приходилось, замерзая, ожидать барыгу или какого другого подрядившегося кекса в ожиданиях волшебного коробка с дурью. Друзья Кузьмы – Миха и Стас по кличке Дятел по мнению всего двора являлись такими же как и он аморальными типами, растлевающими общество своими выходками, да и к тому же бездельниками не имеющими цели в жизни. Честно говоря и Дятлу и Миже, да и Кузьме было похую общественное мнение, выражавшееся в перешептывании за их спинами «пенсий», постоянно сидящих на скамейке возле подъезда или играющих в лото и нихуя полезного по мнению друзей не делающих.

Кузьма сидел на кухне прибывая в хуевом настроении. Во первых после вчерашней попойки с Дятлом и какой-то бабой, непонятно в какой момент и откуда появившейся болела голова, во вторых, утром, идя на толчок он поскользнулся на бливотине и упав нехуево ударился о дверной косяк головой, от чего она теперь гудела еще больше и в третьих он все утро пытался вспомнить кто и как разхуячил вчера унитаз, обнаруженный им в таком при попытке поссать… Попивая по третьему разу заваренный из пакетика «Липтон» чай и слушая блеянье Гребенщикова , которое лилось из колонок старого двухкасетника Кузьма поймал себя на мысли что тайну разбитого унитаза одному ему не раскрыть и решил позвонить Дятлу. Монотонно роясь в куче хлама, разбросанного в комнате в поисках трубки радиотелефона спизженного позавчера из хаты какого-то там знакомого Михи, находящегося где-то в теплых странах на отдыхе, Кузьма услышал тихий стук в дверь: «Тук- тук туктук». Так стучал только Миха. Кузьма, подойдя к двери и посмотря в глазок, открыл и поздоровавшись первым делом попросил приятиля сгонял за пивом.
«Так уже, братуха» - весело выпалил судя по всему похмеленный Миха, вытаскивая из-за пазухи баллон Очаковского.
«Ништяк, не забыл старика» - крякнул Кузя.
Появление баллона пива явно обрадовало его. Он стал подвижнее, в глазах появился блеск, и заперев за Михой дверь он резво побежал на кухню открывая на ходу заветную баклашку.
Войдя на кухню Миха увидел стаканпива и Кузьму с запрокинутой назад головой, вливающего в себя остатки пенной жидкости из другого стакана. Выпив залпом стакан пива и довольно рыгнув Кузьма с такой же скоростью опракинул второй, за ним последовал третий. Голова еще болела, но по телу, приятной дрожью, потекло тепло. Кузьма любил такие моменты. Прикрыв глаза и закурив сигарету Кузьма выпустил два дымных кольца и спакойно спросил «Мих, а где наш кореш – долбоптица?»
- «А хуй его знает, выж бля вчера так наебенились, весь двор уже за это трет»
- «А ты-то откуда знаешь ты ж к Бате ездил?.... Хотя… если все базарят… они-то откуда?»
- «Ну бля, морду вчера Пыжику набили, с бабой какой-то сидели на лавке песни орали… вон Лесик говорил»
- «Ну нихуя ж себе!... А про то как унитаз разбился никто там не знает» - с надеждой спросил Кузя, и тут же поправил себя «Хотя откуда… мы ж не на улице его кололи»
После этого на кухне воцарилась тишина, сопровождаемая бульканьем пива, разливаемого по стаканам и чирканьем зажигалки. Первым тишину нарушил Миха: «Кстати, давай как Дятлу наберем, нужен он»
- «Набирай, бля, на хуе пальцем» - протянул Кузя: «Я бля перед тем как ты зашел минут 10 трубу искал, заебенил куда-то по пьянее – хуй найдешь в такой жопе».
- «Хе, бля, тоже мне проблема, где базe-то поставил?» - с нотой хитрости в голосе выпалил Миха. Кузьма вольяжно указал рукой на тумбочку в коридоре где красовался сведеспизженный аппарат. Миха, подойдя нажал на кнопку «Интерком», которая по мнению Кузьмы представляла собой «ненужную поебень». Где-то под ворохом кишек пронзительно заверещал телефон. «Во хуйня прикольная, бля» - с удивлением и неким непониманием в голосе протянул Кузьма….

Допив пиво и так и не дозвонившись до Дятла пацаны поняли что делать нехуя и решили сходить за второй. Кузьма предложил взять сорокоградусной, на том и порешили. Кузьма оторвался от любимой табуретки, стоявшей в углу стола, начал собираться, пытаясь найти свитер и более –менее чистые брюки. Несмотря на свой образ жизни одевался он всегда со вкусом и в дорогие вещи, как правило украденные из той или иной обнесенной им хаты. Кузину возню прервал Миха:
- «Слыш, братуха, я вообще-то хотел вам обоим сказать, но по ходу Дятел наебенился уже, или убился где-то, ну да и хер с ним…..садись, попиздеть нужно, потом за водярой ломанемся, делюга есть…»
Кузьму как будто кто-то дернул, дернул сверху за прозрачную невидимую нить. Имевший привычку немного сутулиться и по блатному чуть вжимать голову в плечи он как будто расправился и ровно, не сутулясь, сев на любимый табурет, деловито закинув правую руку за голову выпалил «Давай, базарь, слушаю»
Суть Михеной наколки заключалась в «обносе» чурок на два килограмма дури, толи чуйской, толи афганской…, он говорил как всегда заикаясь и невнятно передавая суть дела при этом обильно украшая изложение матом и уходя от темы в дебри пересказа жизненных воспоминаний. Кузьма знал Миху давно и привык к такому стилю изложения делюги, друзья и раньше занимались криминалом, и если для Михи это было что-то вроде хобби и средства для поднятия адреналина, то для Кузьмы это было ремесло.

Вообще жизнь Кузьмы можно поделить на три стадии: детство, прошедшее примерно как и у всех, юность, немного блатную и одновременно преданную науке и «мурку», которую Кузьма в конечном итоге выбрал своим стилем и ЖИЗНЬЮ. Я не буду описывать детство Кузьмы, прошедшее в любимом и в тоже время порядком надоевшем дворе и юность, которую он посвятил учебе в институте, который не успел закончить, и якшанию с «представителями блатного мира»…
Кузьма учился на хирурга в мед. институте. По мнению некоторых преподавателей он подавал надежды на талант, да именно, из него мог бы получиться отличный слуга Гиппократа, но на третьем курсе его гаудеамус неожиданно прервался – Кузьма сел в тюрьму. Первым его преступлением стало ограбление. Подвыпив с местными «старыми урками» он, предаваемый блатной мысли с другом (а как впоследствии оказалос – с полным козлом и уебком Василием, по кличке Очки) угрожая выкидухой сорвал норковую шапку и отобрал лопатник у жителя когда-то братского Китая. Приняли его быстро – в день совершения ограбления. Толстый опер, еле передвигавший на кривых коротких ножках свое массивное тело, состоящее преимущественно из пуза, взял Кузьму у палатки: обнесенный китаец подло показал на него пальцем из окна Мусорского бобика. Отсидел он немного, чуть меньше года, при этом утверждая на частых допросах что преступление совершил один, без Васи, хотя «китайский брат» и утверждал обратное. На суде, как учили в набитой до отказа «хате» пустил слезу и с присущим ему артистизмом произнес «заключалку», после чего словил три «условных года».
Вася, естетственно, получил пиздюлей, так как ни разу не загнал, чмыреныш, дачку, и после отоварки навсегда был вычеркнут Кузьмой из жизни.
После почти годовалой отсидки Кузьма так и не смог восстановиться в институте и его жизнь покатилась кувырком. Он пытался работать грузчиком, электриком, охранником, но везде встречал негатив, который заключался в напоминании о том кто он, о его прошлом, и явном неуважении к нему как к личности. Все отчаиные попытки Кузьмы начать честную жизнь потерпели фиаско и кончились затяжным запоем. Посли выхода из штопора, сопровождаемых как это обычно бывает галлюцинациями, Кузьма решил что его судьба – криминал, его судьба - воровать.

Прервав Миху, впрочем как обычно, на середине повествования, Кузьма достаточно долго отсутствовав на кухне, появился с тетрадкой, в которую он имел привычки записывать все детали своих «делишек», а затем торжественно их сжигать. Взглянув на Миху и сказав свою коронную фразу, позаимствованную у одного из преподавателей в институте: «Собирись, печень, ты самый важный орган!» попросил изложить его всю суть сначала и без воды….

Продолжение следует….

© Дэмон