— Тьфу ты, напугал! Ты же в гостинице был, внутри! — Гошка шарахнулась от курящего на пеньке у входа Равиля.
— Да я через окно, привычным ходом, вы там опять ругались небось. Мне дядя Шахан не велит слушать, когда он стружку с подчинённых снимает. Я уж лучше подальше от начальства, поближе к кухне. Держи вот, для тебя прихватил, а то ты и так мелкая. Будешь голодной бегать — и вовсе на ноль сотрёшься, — Касымов протянул Гошке свёрток в плотной упаковочной бумаге: — Горячие ещё, зато вот это холодное, — Равиль вынул из-за пенька две запотевшие бутылки тёмно-зелёного стекла, укупоренные сургучом.
— Это что? — Гошнаг завертела носом и попыталась исполнить стойку охотничьей собаки, учуявшей дичь.
— Чевочка с пупочком и булочка с молочком. Хычины, сыр и осетинское пиво Баегаены Ирон. Не бойся, оно не очень крепкое, его даже детям дают, вроде тебя.
— Ты-то почём знаешь, батыр башкирский?
— У меня в отряде осетин служил, привозил из Владикавказа, там чехи ещё до революции завод открыли, у осетин пиво — национальный напиток, важнее вина и араки. Хороший народ аланы, да, — Равиль отколупал сургуч с одной из бутылок, немного вдавил пальцем пробку, легонько стукнул донышком об коленку и передал бутылку Гошке, придерживая большим пальцем полезшую вверх пробку... — Твоим ртом только мух ловить хорошо, а не к серьёзному делу подпускать! — ехидно засмеялся Касымов, наблюдая за пузырями пива из носа боевой подруги.
— Дудак! Дя педвый дас пиво из годлышка... — Гошка облизалась почти до бровей, прошмыгалась и присосалась обратно к бутылке, на этот раз без конфузных последствий. — Я только бочковое из кружек в Краснодаре пробовала, с отцом когда была. Мне не понравилось, горькое оно какое-то, а это сладенькое, прям как квас пьётся.
— Так у вас же в Майкопе пивзавод огромный и веранда летняя при нём, а лето здесь девять месяцев в году. На кой ляд за сто двадцать вёрст в Краснодар тащиться?
— Ты не понимаешь. Там меня никто не знает, а здесь... Здесь репутация. Что родителям скажут? Ваша школьница — пьяница? Ещё пиво это осталось в буфете?
— А как же репутация?
— К чёрту эти условности и пережитки! Как революционные подвиги свершать, так пожалуйте бриться, Гошнаг Платоновна, а как пивка ребёнку налить, так кукиш от советской власти?
— Не бузи, держи моё, я только открыл. Ты куда собиралась-то, ниспровергательница?
— Самолёт нужно заправить, не только ж меня. В отделение к тебе надо заглянуть, родственничка забрать и на телефонную станцию позвонить. Спать хочу, сил нет, — Гошка допила вторую бутылку пива, доела хычин с сыром и протяжно зевнула.
— Это тебя пива разобрало, школьница-пьяница. Пойдём, отведу тебя в номер, поспишь хоть часок.
— Комсомолки по номерам не ходят, в бричке вздремну, пока ты на ней разъезжать будешь. Держи деньги и талоны, сто литров бензина и десять масла, не перепутай смотри. Бочку в гостинице возьми и ведро, солдатика с собой захвати, поможет тебе наливать-грузить. Постарайся талоны отоварить, деньгами Виктор везде расплатится. Не лапай меня, сама залезу. На козлах вдвоём езжайте, в кузове женский день, как в поселковой бане. Заправка — там, отделение — там. Исполняйте, товарищ лейтенант. Спасибо за хычины и пиво от трудового народа, кстати.
— Не за что. Вкусные хычины были наверно. А ты же не комсомолка вроде?
— Вкусные. Сочувствующая я, отвяжись, чего пристал, как банный лист? Сплю я уже.
Гошка действительно мгновенно провалилась в настолько глубокий сон, что никакой шум бочек и вёдер, никакая ругань башкира с заправщиками и даже грохот копыт по булыжной мостовой возвращающейся с задания конной сотни красноармейцев не мог его потревожить.
Проснулась девушка от своего собственного громкого чиха — лейтенант щекотал ей нос пушистым стебельком лисохвоста.
— Себе засунь в... куда-нибудь! Нигде от тебя покоя нет!
— В куда-нибудь не получится, я в брюках. Просыпайся давай, я самолёт заправил, Виктор несказанно доволен, что я здесь краснодарские областные талоны сбагрил. Кавалеристы в полном составе вернулись, привезли обоз с трупами и ранеными, с полдюжины пленных захватили — тех загнал на задний двор до твоего возвращения. Солдат к речке отправил купаться, лошадей поить и полевую кухню раскочегарить. Охрану выставил, само собой, руководству велел без нас обедать, у тебя же планы ещё какие-то же были. Набрал нам халюжей и лимонада грузинского. Мы сейчас у отделения, дальше сама разбирайся с родственником и звонками, я не в курсе.
— Велел руководству?
— От тебя нахватался. Вроде работает пока. Ты-то где так насобачилась людьми управлять?
— Я часто езжу с отчимом по делам, помогаю ему с земельным товариществом, благо освоение школьной программы не занимает много времени. Не люблю школу, не люблю свой класс и большинство учителей, занимаюсь дома по книжкам. У нас в Шунтуке есть грамотные люди, Мендельсоны, например, да и другие тоже есть, просто эти первыми на ум приходят. Чисто крестьянских семей раз два — да и обчёлся. В этом году закладывают опытную станцию ВИР, а перед этим, прошлым летом, учёные из Москвы и Ленинграда место выбирали, спорили по кадровым вопросам. Брошюры интересные оставили по механизмам управления, созданию коллектива, правильной постановке и выполнению заданий, с примерами диаграмм Ганта, общей семантикой Коржибского и работами Вальтера Полякова по управленческому мышлению... Касымов, ты заснул что ли? Тебе тоже полезно прочитать, между прочим. Когда это «потом как-нибудь»? Ну прямо как мой отчим, ага. Потом — суп с котом. Да кому я это объясняю? Товарищ лейтенант у нас дюже грамотный, левую ногу от правой уверенно отличает, когда их в штанины засовывает. Открывай отделение, начальничек. Покормили хоть Корепанова моего?
— Ты же не сказала. Велела убрать его с глаз долой в безопасное место, я и распорядился. Кто знает, может он болен чем и ему не всё можно? Сама потом со своей семантикой кишки из меня вытянешь. Я мало что про этих Коржибских с Поляковыми понял, но генеральную линию усёк. Заходи давай, диаграмма колхозная, спит твой Корепанов, как убитый.
— Убитый? — Гошка стремглав бросилась к решётке единственной камеры для задержанных, но успела увидеть, что Василий Константинович подаёт очевидные признаки жизни, почёсывая во сне высунувшуюся из под обтёрханной шинельки длинную босую ногу и сразу же успокоилась, махнув Равилю рукой и приложив палец к губам.
— Пусть поспит, во сне есть не хочется. Это твои хоромы теперь?
— Не царские, конечно, но на пятерых хватит вполне, — Касымов повёл Гошнаг под локоток дальше по коридору, мимо трёх сиротски обставленных кабинетов и остановился возле большой двери из полированного кавказского ореха в конце коридора, — вот мои апартаменты. Хорошо здесь бывший начальник обустроился, буду и я теперь тут барином, не стыдно жену на работу пригласить.
Гошнаг прошла мимо резного трёхстворчатого шкафа и большого письменного стола к окну, распахнула створки, достала из рукава штык и начала ковырять им откос снаружи рамы.
— Ты зачем красоту портишь, вредитель социалистической собственности?
— О тебе забочусь, между прочим. Ну не всё так плохо, стены целиком кирпичные, а не только с внешней стороны облицованы, можно ещё один этаж деревянный поднять. В Шунтуке углежогов попрошу, за три дня выведут вверх, и три дня крышу перекинуть. Плюс день на всё про всё, итого — неделя. Брус, доска у нас на лесопилке есть, завтра и начнём с утра. Мне теперь гужевой транспорт ни у кого выпрашивать не надо с такими кониками.
— Нафига надо строить ещё что-то? И так всё красиво вроде.
— Не в красоте дело. Подойди сюда, что ты из окна видишь? Лес сосновый, кусты всякие. И тенёк, и для дыхания полезно, мне в госпитале врач говорил, что после моего ранения... Сразу видно, что набегами привык работать и своего угла не было. Лес с трёх сторон, у входа кустарник высажен, вы тут, как на ладони будете, даже выхода запасного нет или замурован он. Я не знаю, до меня строилось, говорят — училище какое-то планировали. Детям тут хорошо, тихо. Ещё один резон — Тульский теперь районным центром стал, значит и народу сильно прибавится, и правонарушений больше станет, не деды с бабками на новое место приедут, а у вас камера только одна. У майора спросим сегодня, как правильно организовать, завтра отчим приедет, замерит всё, смету составит и сам всё накуёт, в своём деле он большой мастер, отвечаю. Деньги у Умаровича сейчас есть, и очень большие, тайник наверняка не пустой, и я сколько привезла. Пусть сразу в бюджет на развитие Тульского и Шунтука закладывает, мы же не кабаре с шансоном и голыми комсомолками организовать хотим. Мастера есть, материал тоже, ну и понимание исторического момента присутствует, деньги все в республике и на местах остаются, волки и овцы целы, сыты, стройными рядами и с песнями шагают в светлое будущее. Согласен?
— Ещё как согласен! Ну и голова у тебя, Гошка! Пожалуй, я твои книжки уже завтра и попрошу почитать. Там про работу милиции есть что?
— Про всё есть, но это про организацию работ, создание коллектива. Я сама пока во всём не разобралась, перевод иногда плохой да и опыта нет ещё. Книги про сыщиков люблю читать — это полезно и интересно, развивает наблюдательность и воображение.
— Жалко, что ты после школы уедешь куда-нибудь в большой город учиться, а то помогала бы здесь Шахану Умаровичу и мне жизнь налаживать, да и сама бы большим начальником стала на пользу людям.
— Никуда я уезжать не собираюсь, мне в Шунтуке хорошо, я здесь выросла, родители у меня тут, названые сёстры. Здесь от меня напрямую многое зависит. Там, наверху, всё будет размыто, приблизительно, а я хочу каждого человека, каждую корову, каждый гектар знать и точное применение им находить. Будет порядок на каждом хуторе, в каждом хозяйстве, каждом дворе — будет и во всей стране порядок. Госаппарату какое подспорье сразу, сколько чиновников для реальной работы освободится, сколько тех же милиционеров на заводы отправятся и в институты учиться? Я в сельхозакадемию краснодарскую пойду. Тут близко, на вакации дома можно быть, с детьми заниматься, по горам лазать, да просто самой собой побыть в конце концов. Вот, раззудила душу — и домой захотелось, к родителям. Помыться, постираться, в кровати своей понежиться, а то в бричке не поймёшь, то ли волос конский в матрасе колется, то ли клопы цыганские кусают. Где телефонный аппарат тут?
— На столе стоял, когда мы с дядей Шаханом перед заседанием заходили помещение осмотреть.
— Кто из милицейских был?
— Двое молодых, рыжий твой и капитан — участковый в этом кабинете. Он остался с документами работать, а остальных мы на машине с собой забрали. Ты думаешь, он тоже?
— Похоже на то, — Гошнаг показала Равилю обрезанный телефонный провод, засунутый за шкаф. — Буди Василия, только пусть в своё гражданское одевается, хватит позориться пугалом на огороде. Поесть ему дай с лимонадом, курить не разрешай, а то опять в обморок брякнется, не мала баба клопоту, та купила порося. Пойду ещё осмотрюсь и подумаю.
Через десять минут Равиль зашёл в кабинет, где Талько, сидя в кресле, что-то увлечённо чертила на листке бумаги, высунув от усердия кончик розового языка.
— Доедает твой Вася, чуть пальцы себе от удовольствия не пооткусывал. Одет, обут, спрашивает, где его деньги и справка.
— Осмелел Василий Константинович, голос подал. Держи, только пусть расписку на твою должность напишет, что всё изъятое получил полностью и претензий к советской власти не имеет, — Гошнаг толкнула по столу жёлтый бумажный пакет, лист бумаги и указала на перьевую ручку в чернильнице-непроливайке. — Погоди, проверим рыжего заодно, — в конверт упал золотой червонец, оставшийся от алмасты во дворе директорского дома.
На это раз Равиль обернулся мигом и положил монету на стол:
— Не надо ему чужого, даже думать не стал. Пишет сидит, старается. Почерк у него хороший, кстати. Ты скоро?
— В принципе всё ясно, мелочь одна только осталась. Ты не заметил утром, лошади у входа в отделение стояли?
— Точно не было, троицу эту на авто до гостиницы довезли, говорил же.
— Куда же он телефон дел? Ты запомнил, какой он был?
— Конечно запомнил. Высокий такой, чёрный, бородка коротко острижена, усы щёточкой, виски на кос...
— Касымов! Я про аппарат спрашиваю, не беси меня!
— А-а-а...Большой такой, чёрный, трубка у него, значит, ...с проводом, ага...Ну не разглядывал я телефон, что ты на меня матерным взглядом смотришь?
— Никак я не смотрю, не выдумывай, — Гошнаг снова подошла к окну и внимательно осмотрела подоконник, покачала головой. — Обойди вокруг и прими меня из окна. Вдоль стены, по отмостке ступай, а то затопчешь всё следами косолапыми. Ключ от отделения где взял?
— Капитан из ящика стола запасной дал. Обещал и свой отдать при передаче дел.
— Понятно. Ваське вели у повозки ждать, папки вот эти туда кинь, ловить меня иди, — Гошка полезла на подоконник и устроилась на нём, свесив ноги наружу.
Из-за угла отделения вышел Равиль, волочащий за руку не по погоде тепло одетого Василия.
— Я же сказала у повозки его оставить! Только Пата и Паташона мне не хватало. Что опять у него за вид? Лето на дворе, а он во что одет?
— Талько, это твой протеже, между прочим. Вещи нашлись, а сумка, в которой они были — нет, вот он всё на себя и напялил разом, говорит, что пар костей не ломит, и я с ним согласен, если честно.
— Так и оставил бы его у брички, пусть ворон от моих халюжей отгоняет.
— Нету уже халюжек, ни твоих, ни моих. Он их и не жевал, заглотил, как гусь. Теперь писить захотел подопечный твой. Боюсь одного отпустить, неувязанный он какой-то.
— С трёх сторон лес, больше места не нашлось, как сюда его тащить?
— Хватит орать, не глупее тебя. Васька повыше меня, ему сподручнее тебя снять — говорит, потерпит ещё, а у меня грудь разболелась, где ранение, как бы самому не оконфузиться и в галифе не напрудить.
— Так я сама спрыгнуть могу. Держите куртку, в ней наган и штык, аккуратнее, — Гошка заёрзала на высоком краю подоконника, оставшись в одной уже порядком замусоленной немецкой футболке, и ...
И поняла, что прыжок может закончиться непредвиденным образом, ибо пиво и лимонад ещё не покинули её организм упорядоченным естественным образом.
— Ладно, снимайте, раз уж припёрлись, хоть какой-то от вас толк.
Касымов поставил Ваську на нужное место и стал регулировать обхват его длинных рук, изобразив из них подобие бондарного обруча на небольшом бочонке.
— Удержишь?
— Я сильный, было бы что держать, там ботинки половину весят, наверно.
— Внимание, уважаемая публика! Сейчас на ваших глазах тигрица Гошка прыгнет с высоты через горящее кольцо! Алле-оп!
— Дурак! — усмехнулась Гошнаг и соскользнула вниз.
То ли вредный башкир постарался, то ли сам неувязанный крепче сжал кольцо рук после того, как нижняя часть туловища Гошки прошла самым относительно широким местом, но майка на девушке задралась до самых подмышек спереди и сзади.
— А ты говорил, что держать нечего! — восхищённо присвистнул Равиль, когда побагровевший от смущения удмурт попятился назад и начал неуклюже размахивать руками, пытаясь ухватить подол футболки и вернуть её на место.
— О-о! Ниндэй матурлык! Фүмер буйы карап кына торор инем...
— Ты мне молодого человека не порть, раскурлыкался тут, как будто первый раз сиськи женские увидел, — Талько издевательски медленно опустила майку и заправила её в брюки. — Васятка, тебя когда из гостиницы сюда привезли, входная дверь открыта была?
— Закрыта, я сам её дёргал.
— Хорошо, иди в кусты по своим делам. Далеко только не отходи, заблудишься ещё.
— Я ключ старшине давал, он вернул и сказал, что запустил чучело внутрь и дверь за ним закрыл, — Касымов опередил вопрос.
— Иди за Васей, ты боялся в штаны напрудить, если меня ловить будешь. Или наврал, чтобы его подставить и на грудь мою зенки попялить, рожа твоя бесстыжая?
— Мимо кассы, я же не знал, что ты куртку снимешь. Что вынюхала, есть зацепки?
— А ты сам не видишь? Смотри вдоль отмостки. Земля мягкая, всё как на ладони.
— Точно! Две бороздки от зарослей тех до угла отделения.
— Теплее.
— Тащили что-то? Вроде волокуши?
— От волокуши они везде бы на одном расстоянии были, думай ещё.
— Чёрт! Неужто от ног?
— Ещё теплее. Осталось сообразить, в какую сторону тащили. Или тащил?
— Ну так туда вроде... Стоп... — Равиль встал на четвереньки. Нас же учили на криминалистике...
— Смотри, подсказываю, — Гошнаг с силой прочертила каблуком своего ботинка канавку рядом со старыми отметинами.
— Земля в сторону волочения по краям осыпается и травка туда же приминается, верно. Значит, в лес.
— Теперь издалека и свысока вдоль света посмотри. Земля здесь нехоженая, траву редко, но подкашивают, она примерно одной высоты отросла. Про отмостку не забывай. Что видишь?
— Двое третьего тащили, на отсвет видны дорожки чуть заметные. Один ближе кустам, второй — к зданию, на отмостку зашагивал иногда, на камне грязь в паре мест.
— Всё?
— Вроде всё.
— Тогда только на троечку. Ладно, с плюсом. За старание и за то, что не пререкался.
— Маловато будет троечки-то, я же в итоге всё правильно сказал.
— Разжуёшь — будет много. И рассказал не всё, и я подсказывала.
— Можно подумать, ты намного больше сказать можешь. Ты же даже с места не сошла, — Равиль надулся и полез в карман за сигаретами.
— Подумать не только можно, но и нужно. Например: тащили живого человека или нет, когда это было, кем эти двое приходятся друг другу и ещё многое. Где-то это сразу заметно, где-то надо сопоставить несколько факторов. Это не так трудно, если быть внимательным. Ты не обижайся и не расстраивайся, просто тебя после школы милиции сразу в бой бросили, на оперативную работу. Ты в ней действительно силён, раз даже я на своём хуторе про Касым-батыра слышала. Мне же работа следователя интересней, но это всё в теории, по книжкам, сам видишь, как с курткой прокололась, так что не бери в голову, я всегда постараюсь тебе помочь, мы же теперь на одной земле общее дело делаем. Вот и Вася появился, у меня к нему один вопрос маленький остался.
— Долгонько он ходил, верёвку что ли проглотил?
— На нём сто одёжек надето ведь. Пальто снимать — одевать пришлось даже, а пальто новое, в дорогу купленное, петли на нём ещё узкие, вот и возился с ними.
— Ты подглядывала за ним что ли? Отсюда не видать вроде.
— Эх, Касымов, Касымов, я тебе про внимательность что говорила? Как об стенку горох, честное слово! Он в кусты нормально застёгнутым уходил, а возвращается не на ту пуговицу скособененый, за версту же видать! Василий Константинович, забыла спросить: тебя когда привезли из гостиницы, то участковый был в отделении?
— Не было никого.
— Точно? Ты же дальше свой камеры не ходил небось?
— Ходил, почему не ходил? К нему и стучал в кабинет, кипяточку хотел попросить из самовара, нешто ему жалко воды горячей было бы. Устав ещё хотел целый попросить, интересно же, чем там заканчивается. В книжках всё самое важное в конце всегда.
— А с твоим что случилось?
— Ну это... как его... испортился он немного.
— Погрыз ты его с голодухи что ли? А что, мыши же грызут книжки, — рассмеялся своей же шутке Равиль.
— Ничего смешного нет, чего вы потешаетесь? Мне ночью по-тяжёлому приспичило, никого нет, я взаперти, потому что ещё под подозрением, красноармейцем же только утром стал, а приспичило ночью. Хорошо хоть ведро мне поставили, когда все уходили. И что мне делать было, скажите на милость? Палец потом об стену или решётку вытирать? Вы не подумайте, я не бескультурный какой-то, ведро я утром на улицу вынес, у него ещё дно худое было, я ночью не заметил, пришлось крыльцо и полы мыть. Но это ничего, я к труду с детства приучен, за Галькой ходил, когда малой была. Как она там, не слышно чего про неё?
— Пока новостей нет, но мы вопрос обязательно решим, слово даю.
— Спасибо вам большое, по гроб жизни благодарны будем. Вы не думайте, мы сильные, мы отработаем, мы...
Хычины
Осетинское пиво Баегаены Ирон
Майкопский пивзавод
Пеннисетум лисохвостый