— Всё! — Семеон поставил рюмку на стол, взял с тарелки огурчик, хрумкнул.
— Всё, — повторил он, — сапиенсы мне не интересны. Подумаешь, «венец природы», говна самовар. Делов-то: обезьяна стала таскать с собой камень и поэтому пришлось ходить на двух лапах. Потом облезла, научилась потеть и устраивать экспансию. Далее всё ещё более отвратительно — приспособленчество, неразборчивость в пище и милитаризм. И ты хочешь сказать, что это существо разумно?
— И что же теперь тебе интересно? — я тоже выпил.
— Чудо! Настоящее чудо.
— Проституция в социальном пакете?
— Что? А, нет... Вот смотри: развитию высокоорганизованных существ, в том числе млекопитающих, дали цветковые растения. Именно они дали путёвку в жизнь современному разнообразию.
— Каким образом? — разлил самогон по рюмкам, — все вылезли из небытия полюбоваться?
— Цветковые — это плоды шаговой доступности. Бананы там, картофан и прочие радости. Ты можешь представить себе жизненный путь сапиенса без этих ништяков?
— Запросто. Я читал, что бананы из Индонезии, картофель из Америки, а сапиенсы из Африки. Не очень шаговая доступность.
— Ну, хорошо, огурцы с баклажанами и арбуз на бонус. Я не про это. Как растение додумалось выпустить цветок? И как пчела, — если она тогда уже жужжала, — к этому цветку полетела? Кто первый наладил взаимодействие? И ты прав — любоваться есть чем. Цветы завораживают. Всё-таки классный самогон делает дядя Боря, согласись.
— Соглашусь и с самогоном и с цветами. А по поводу кто первый — из той же серии, что яйцо или курица. Софистика. Термин переводится «данных нет, но ты поспорь».
— Что ты, с курицей и яйцом всё ясно. Или, как говорил один следак из Одессы, «всё понятненько, мои обмылочки». Яйцо не могло появиться при отсутствии курицы. Курица могла появиться при отсутствии яйца. К примеру, её разжаловали из динозавров в курицу.
— Звучит, как «его опустили из мужиков в петухи».
— Прежде всего, звучит логично. Но Бог с ней, с курицей. Ты замечаешь эту иррациональную тягу всего живого к цветам? И при этом не всё живое — насекомые? Хотя многие и стремятся упроститься...
— Ты собрался ограбить цветочный ларёк? — догадался я.
— Почти, — кивнул Сёма и выпил.
После операции «Выборы» мы наслаждались относительным покоем. Даже с байкерами сдружились. Они нас отвезли в какой-то агрохолдинг в среднем Подмосковье, где мы три дня беспробудно наслаждались природой с наш счёт. Директором того совхоза был некий Борис Игнатьевич, который просил называть себя «дядей Борей» — простоватый мужик, похожий на весёлого борца-тяжеловеса.
Эпизодично мелькнул куратор со странной просьбой — вычислить телефонных спамеров, а то надоели, жути нет. Эта просьба нас удивила — всё равно, что воспитатель детского садика жалуется на малыша его сопливому товарищу. Но алгоритм Семён ему выдал сходу: внимательно выслушать рекламу — воспользоваться рекламой и обратиться к рекламодателю — с помощью угроз и морально давления получить у рекламодателя контакты агентства — с помощью угроз, морального давления и, возможно, пиздюлей, принудить спамеров прекратить деятельность. Денег за совет не надо, будем считать это дружеской барщиной.
— Ты видел луковицу тюльпана? — коллега разлил ещё по одной.
— Видел, — ответил я, — как репчатый лук, только плохой.
— Вот именно! Дядя Боря сказал, что у него пропадает пять тонн некондиционного репчатого лука. Мелкий, кривой и гнить начал. Десять контейнеров по полтонны, после сортировки. Готов отдать по семь рублей за кило, лишь бы освободить хранилище.
— Погоди, у него же свинарник аховый — два завтрака, и нет проблемы.
— Он говорит, что по договору с мясокомбинатом, он должен кормить порося конкретным кормом. Не то, чтобы могут заметить, но если да, то тогда «ой» — штраф такой, что сам на холодец изойдёшь.
— На спирт? — не унимался я.
— И это говоришь ты, вкушая такой изумительный самогон?
— Эм-м-м... пожертвовать на благотворительность?
— Какой ты бессовестный! — уважительно посмотрел на меня Семён.
Выпили.
— Хорошо. Купим мы этот лук. Тридцать пять — деньги небольшие. Можно даже сделать это ради симпатии к дяде Боре. Но дальше-то что? Тюльпаны из них не вырастут, тут даже магия бессильна.
— Магия бессильна, а документооборот всё может. В мире условностей, где крабовые палочки делают из минтая, а молоко является удоем пальм, бывают и не такие метаморфозы. Кстати, тридцать пять — не вся арифметика. Есть ещё сортировка, хранение, транспортировка, погрузка — выгрузка. Думаю, всё обойдётся где-то в сто — сто двадцать.
— И?
— И-и-и.. — передразнил меня товарищ.,- Семь рублей за кило лука, это тридцать-сорок луковиц, и потом по тридцать рублей за луковицу — в районе тысячи за кило тюльпанов. Даже с техпотерями, затратами и ретро-бонусом получается неплохо. Тебе что, не нравятся деньги?
— Нравятся. Но пока я только услышал, как мы их потратим. А как вернём, да ещё с профитом, как от наркоты?
— Хе! Видел я на пленэре одного типа.
— Где?
— Пленэр — это когда на свежем воздухе картины рисуют. Так вот, видел я на посиделках у дяди Бори одного типа. Живенький такой, усатенький, на таракана похож. И имя подходящее — Стасик. Он занимается озеленением территории.
— Это... как его... ландшафтный дизайнер?
— Нет, чиновник мэрии. Родной город нуждается в цветах! За откат, конечно. У нас есть в запасе юридическое лицо? Двухлетка? Чистенькое, но не сильно нужное?
***
В мире есть вещи, которые вызывают во мне тоску: женский бокс, шорох пенопласта, творожная запеканка, российский шоу-бизнес и пробки на дорогах. К ним же относится тяжёлый запой Семёна.
Во время оного товарищ теряет человеческое обличие, и имеет три агрегатных состояния: пьёт, спит, чудит. После того, как он нассал под телевизором в гостиной, я вызвал наркологов. Те приехали, деловито скрутили пьянчугу, вкололи ему какой-то херни, поставили сонной тушке капельницу, взяли деньги и ушли, шурша бахилами, не попрощавшись.
Через день я застал Сёму на кухне, за чашечкой кофе. Он был трезв и задумчив.
— У нас что, комары в доме?
— Доброе утро. Нет, это ты место входа иглы капельницы расчесал.
— А мне капельницу ещё и в булки ставили?
— Это уколы. Один, кажется, снотворное, второй — витамины.
— Надеюсь, ты на мне не экономил?
Лук мы вывезли очень быстро — рядом была чьи-то обширные владения, и мы договорились с охраной о передержке груза в течение недели.
Станислав объяснил нам следующее: тюльпаны сажают по осени, и весной идёт «подсевка» — уж больно любит наше население перемешать посаженное с городских клумб к себе на дачу. Сейчас мы опоздали, да и объём у нас незначительный — на весну надо раза в четыре больше. Поставку можно сделать через неделю. Оплата до конца года, но не позднее ноября. По ретро-бонусам: он берёт один рубль с луковицы. Два рубля с единицы берёт Главный инженер города по озеленению. Ну, и три рубля со штуки идёт туда, - он поднял взгляд в потолок. Со своим рублём он подождёт — рассчитаемся после оплаты. Главный инженер тоже, а вот туда, — он опять поднял взгляд в потолок, — надо сейчас, так как решение об оплате просто так не принимают. И вот что, в документах наименование продукции должно быть «Луковица Т», никаких «тюльпанов», и не по весу, а в штуках. Фасовка в полипропиленовые мешки по триста штук.
— С каким воодушевлением мы фасовали лук! — отрешённо вспомнил Семён, — я теперь понял энтузиазм первых пятилеток — для себя же, не для дяди. А что получилось? Как в той поговорке — вместо хлеба с маслом, хуй с луком. Как думаешь, сказать чекисту?
— Для чего? — пожал я плечами, — для поглумиться?
— Ну да. Это можно назвать «контркидок».
— А дядя Боря?
— Дядя Боря нам честно продал честный лук. Да и не хочется к нему с претензиями подъезжать... прибить может. А я против насилия, особенно над собой. То, что он в сговоре со Стасиком — верняк. Но ведь и не предъявишь.
— Как думаешь, куратор вздрючел тех спамеров?
— Вряд ли, — Сёма отхлебнул кофе, — он, в отличие от нас, не идиот. Денег взял.
— Лук куда денем? Дерьмовый и в таком количестве?
-Лук? Хм... Что ж, будем искать людей, в которых осталась ещё хоть капля совести. Цветы — это прекрасно!
P. S. На этом отрывке останавливаю сериал. Во-первых, от этих персонажей надо отдохнуть, а во-вторых, боюсь, что за мной придут.