1.

Неторопливый рассказ Тимофея про визит к старой работнице богадельни прервал сигнал рации на поясе лейтенанта. Тимур хотел выйти в коридор, но Игнат Фёдорович жестом остановил его.

— В Караганде. Дежурство у меня закончилось, если что. Чего? Так это на другом конце города, я на Прудовой, тут пердуны из стардома деда важного на Пасху обнесли по мелочи и забор повалили. Сидим у него с директором, за возмещение трём, чтобы заявы не было. Не завидуй, ещё не наливают. Где я их увижу? На улице если только случайно. Доложу, ясен пень, конец связи.

— Патруль в Гавердовском пропал. Машина в теньке на обочине, а двоих кренделей с оружием ни грамма нет. Может по следу, может по бабам. Дежурный всех обзванивает перед тем, как кипиш поднимать. Дядя Игнат, ты извини, что так про тебя говорил. Подумал, что нашим посиделкам обоснование нужно, если кто пасёт.

— Как раз очень правильно придумал, молодец. Такой версии и будем все держаться. Если дело затянется, то говорим, что на почве рыбалки подружились, будет возможность за городом без чужих глаз и ушей встречаться. И часто у вас патрули пропадают?

— Случается, — усмехнулся Тимур, — город маленький, все под одним одеялом спят, а младший состав почти весь из местных. Встретили одноклассника к примеру, а у того сын родился. Заехали поздравить на пять минут. Где пять минут, там и второй литр.

— Так на машине бы и ехали тогда.

— Ну тут куча вариантов. Может светиться не хотели, или не близко. Маячок показывает машину на маршруте, а сами на такси или с друзьями туда и обратно. Ну поорёт начальство, что на вызов не отвечали, так мы за цыганями по кустам гонялись. Пока все находились вроде.

— Понял. Ты мне набери потом в любое время, скажешь, что блёсны нашлись.

— Лучше поплавки, они не тонут, — подколол Тимофей.

— Или грузила, — поддержал шутку Олег Павлович.

— Тогда уж удилища, — сам рассмеялся Тимур. — Думаете, прослушивают?

— Бережёного Бог бережёт, сами знаете. Хорош гоготать. Продолжай, Тимофей.

2.

— Короче, дала мне кадровичка листочек, на котором написала: Бэрэтэрэ Екатерина Генриховна, 1936. г. р., Старый базар, Комсомольская улица, да вот она, бумажка эта... Подойдёт, говорит? Она главврачом работала, после пожара врачом отделения. Заканчивала врачом-консультантом, но на должности санитарки, консультанты у нас штатным расписанием не предусмотрены.

— Подойдёт, наверно, я ж не писатель. Жена с дочкой съездят, если что. Спасибо тебе.

— Не за что. Погоди, передай ей вот коробку зефира. С Пасхи стоит, а я всё равно на диете. 

Домой поехал, поел, поспал до четырнадцати ноль-ноль, пока дочка в школе и жена на работе, проснулся, душ принял, обед разогрел, Наташку встретил, пообедали...

— Зефир-то не схомячили? — ядовито ввинтил Тимур, — до бабки донёс хоть?

— Не донёс. Дядя Игнат, что он меня сбивает? Я обстоятельно, как вы сказали, чтобы важных деталей не пропустить...

— Он больше не будет, — старпом пригрозил лейтенанту внушительным кулаком, — рассказывай дальше

— Кулаком-то я покрепче могу ему заехать, руки помнят, ты только подмигни, дядя Игнат. А зефир я не донёс, а довёз, понял? Мы зефир в шоколаде любим, а этот яблочный в сахарной посыпке был. — Тимур увидел ещё один кулак, но на этот раз с отогнутым средним пальцем. Впрочем, перепалка была совершенно дружеской.

— Я прикинул по времени, чтобы сюда вовремя, и в три часа выдвинулся на Старый базар. Там ещё движение по кварталам одностороннее и застройка старинная чёрти как устроена, это же бывший центр города, купцы как хотели, так и строили. Крутанулся раза три и на второй линии нужный дом нашёл. Ну как дом, скорее флигель от старинной усадьбы, наверно ещё дореволюционной постройки, но состояние пригодное, не валится, даже окна пластиковые. Крыша и вовсе черепичная, это здесь редкость. Видно, что участок урезали со всех сторон, сотки три всего осталось, я машину еле втиснул, чтобы калитку не загородить.

Достал коробку с зефиром этим, позвонил, стою, как курьер, жду. Минуты через три бабка вышла, хотя к ней это слово не подходит совсем. Среднего роста, тощая, прямая как палка. В длинном платье, на голове типа чепчика что-то, на пальцах кольца с камнями, туфли лаковые, ну прям графиня из кино. Калитку открыла, не стала через забор переговариваться, сразу воспитание видать. Представился, легенду про Наташкино сочинение прогнал, коробку вручил.

— Проходите в дом, Тимофей Степанович, что же вы без дочки приехали?

— Я, Екатерина Генриховна, человек простой, юлить не буду, — сами знаете по стардому, какими пожилые люди могут быть, я и жену-то к работе близко не подпускаю. Извините, что я так...

— Совершенно незачем извиняться, вы поступили мудро. Не разувайтесь, проходите в гостиную, осматривайтесь, я сейчас к чаю накрою, не отказывайтесь, чай у меня особенный, на горных травах.

— Неужели сами собираете?

— До недавнего времени сама, только последние пару лет у старого знакомца беру, он на Хоходзе травы собирает, — так я его в своё время и учила многому, он издалека приехал, там другие растут.

— А вы сейчас не про старца Зосиму говорите?

— Про него. Вы его знаете?

— Как не знать.

Игнат Фёдорович, если честно, то мы про Зосиму, целительство и всё такое разговаривали. Генриховна даже ногу мою посмотрела, сказала, что хорошо всё, только операцию крошечную на коленке сделать надо, кусочек хряща удалить и через месяц можно будет серьёзно ногу закачивать. Говорит, на дому у себя сделает, только заморозку, перевязочные и антисептик купить, а то в больнице так распашут. Очки не носит, рука твёрдая — при мне отварную рисинку на десять ровных частей скальпелем разрезала, сам зубочисткой через лупу пересчитывал, честное слово!

— Верим. Знаю одного кардиохирурга в Питере, за восемьдесят ему, а режет, что молодые шить не успевают. Почему ты решил, что с головой не в порядке у неё?

— На часы глянул, скоро к вам уже ехать, а по общему делу конь не валялся.

— Спасибо большое говорю, Екатерина Генриховна, за предложение, сегодня же супруге расскажу, она у нас в семье всё решает. Для Наташки только ничего не узнал. Может быть у вас фотографии остались или газеты старые? Можно целую выставку сделать про вашу жизнь или ещё что-то придумать.

— Это лишнее, Тимофей Степанович, я публичности избегаю, знаете же про эти пожары, а я же немка, и муж мой немец. Мы сюда в 1935-м году приехали с ним по программе привлечения иностранных специалистов. Муж по экспедициям археологическим пропадал, а я, чтобы дома не сидеть, пошла в медицину, у меня же четыре года учёбы в Кёльнском университете. Выучила язык, защитила диплом. Детей нам Бог не дал, вот в работу и ударилась.

Фотографий довоенных лет много было, но перед событиями Хуберт всё в Германию отвёз, мы же домой собирались, сами понимаете...

— Хуберт? Ты ничего не путаешь?

— Не путаю, сам переспросил — вы же Бэрэтэрэ по документам? — это после войны я фиктивно замуж вышла, с фамилией немецкого генерала очень трудно было, а Хуберт в конце войны пропал. Я ещё запомнил — навроде, как в Лолите Набокова, я читал, не смейтесь.

— Никто и не смеётся. Что с фотографиями?

— Екатерина достала из шкафа кожаную папку с красивым тиснением. 
— Вот, тут, совсем немного, я вообще после войны не фотографировалась. Ну на документы или групповое около больницы. Это вот лет десять назад Зосима меня на Камне на Полароид снял. Тут я у себя в кабинете, когда главврачом работала, тут с опекаемыми на территории в конце пятидесятых, на пасеке с ульями, в саду яблоневом — для газеты делалось.

А здесь, — Генриховна вытащила из-за обложки старинную раскрашенную цветным гуммиарабиком фотографию, — воспоминание о далёкой прекрасной молодости, мы с Хубертом у цветника нашего дома. Он смешной такой в этом тирольском походном костюме... Как раз собирается на Эльбрус, в очередную экспедицию. 1936-й год, как помнится.

Вы приезжайте все втроём, c женой и Наташей. Про ногу вашу решим, а я пока для девочки конспект напишу. Выберем пару снимков про работу, только обещайте, что дальше школы не понесёте, мне слава не нужна. Только поторопитесь, у меня нехорошие предчувствия.

— Вы прекрасно выглядите, Екатерина Генриховна, о чём вы?

— Благодарю за комплимент, со здоровьем всё в порядке, хоть в космос лети. Война эта тревожит. Ступайте, Тимофей Степанович, не обращайте внимания, и так вас заболтала. Визитку возьмите, наберите завтра. Мобильного у меня нет, не жалую этот поводок.

— Соседи тебя видели? Не проезжал никто?

— У одного соседа забор глухой высокий, у второго стройка заброшенная, арматура ржавая валяется. Когда выезжал, еле с Гегельвагеном в узком проулке разминулся. Вот и все наблюдения. А! Там в пекарне маленькой на углу халюжки купил с пылу с жару. Отличные и недорого совсем. Извините, не довёз, съел по дороге, пока о бабке всё думал.

— С Гелендвагеном что ли разминулся? — не преминул опять подковырнуть Тимур.

— С ним, ага. Дочка так называла, когда маленькой была.

— А думал ты о зефире, переживал наверно, раз халюжки все умял?

— Плевать мне на зефир, говорил уже. Про операцию на ноге думал и о том, сколько же Генриховне лет на самом деле и в уме ли она.

— Чего думать, у тебя калькулятора в телефоне нет? 2023 минус 1936, сколько будет?

— Не умничай. Ты каким местом слушал? Она с мужем сюда в тридцать пятом приехала, и у неё четыре курса института уже за плечами. Вот и считай хоть на пальцах. Где-то десятого года того века Генриховна и сейчас ей сто тринадцать? Да ладно, она на семьдесят с трудом выглядит, уж я-то насмотрелся бабок на работе.

— Тимофей, а она не говорила, какую фамилию носила до фиктивного замужества? — старпом побарабанил пальцами по столу.

— Не, не говорила. Немецкую наверно.

— Но как, Холмс? — не унимался Тимур.

— Как, как... Сядь, да посрак. Сам узнай через паспортный стол, твоё же ведомство. Или вот, позвони, — негодующий санитар порылся в карманах и через стол перекинул лейтенанту визитку.

Игнат Фёдорович ловко перехватил её и стал внимательно рассматривать кусочек картона, даже понюхал его.

— Халюжки и впрямь хороши, а Екатерина — женщина со вкусом и с деньгами. — Визитка перекочевала к Тимуру, — дерзай.

— Халюжки хорошие, потому что Тимофей их так ел, что обляпал визитку, духи тонкие, приятные, но тут я пас. Текст готическим шрифтом крупным набран, зрение всё-таки не очень, дальнозоркость.

— Садись, два. Тимофеевы отпечатки свежие и пахнут непережаренным растительным, а дело к вечеру, значит честно готовят. За духи не ругаю, они арабские, очень дорогие и стойкие, во флаконе с притёртой крышкой десятилетия могут храниться, но это мелочи. Текст готического вида, но он напечатан вручную на пишущей машинке и карточка обрезана тоже вручную. Такие машинки Германия выпускала в ограниченном объёме как раз по программе обмена специалистами, у меня была на первом пароходе. Дама явно знает что-то большее.

Тимофей, ты большой молодец, особенно в том, что ничего додумывать не стал. Сейчас ещё не такое уж позднее время, набери ей, извинись, скажи, что жена обрадовалась, хочет приехать завтра с Наташей и всё обсудить. Надеюсь, твои подыграют потом, они сами в зоне риска.

— Не отвечает она что-то, третий раз набираю, может спать уже легла?

3.

— Вот, держи. Одежда твоя в стирке, может завтра готова будет. Но всё равно в карантине тебе ничего не выдадут домашнего. Я вот тебе нашла из стардомовской формы. Неказистое, но новое, давай помогу надеть. — Катька положила комплект одежды на кровать, а бумажник с ключом на тумбочку, — я ничего не смотрела там, ты убери под матрас, иначе меня накажут.

Красавчик брезгливо отодвинул одежду и открыл бумажник. Лицо его скривилось, и он что-то пробормотал себе под нос. Рыжая не разбиралась в языках, но по интонации поняла, что это матерное.

— Одежда, обувь, хорошие, машина с водителем. Немецкая. Быстро. Это тебе лично, — в Катькину ладошку легла купюра в 200 евро. — Потом ещё столько. Шнель, шнель!

По пути в сестринскую Катька чуть не сшибла в коридоре главврача. 

— Извините, Мариэтта Назировна, я всё-таки домой пойду, что-то нервы расшалились.

В сестринской санитарка вновь от души приложилась к рябине на водке, разрумянилась и стала обмахиваться веером из еврокупюр. С одеждой проблем не будет, в ТЦ на Центральном рынке не бутик от Лагерфельда, но выбрать есть из чего. С немецкой машиной было труднее, однако ещё одна доза рябиновки освежила память, — ухажёр двоюродной сестры работает в гараже главы республики. Переговоры были короткими, — за хорошие деньги здесь и министр за руль прыгнет и дверь услужливо откроет. Екатерина Ивановна допила любимый напиток и отправилась поджидать экипаж у ворот богадельни.

— У тебя родственничек богатый в Европе крякнул или за старого баро замуж собралась? — сестрин хахаль Мурат, водитель Гелендвагена кортежа главы республики, ехидно подколол Катьку, лихо допивающую рябиновку из горлышка.

— Тебе-то с этого какое счастье? Крути баранку и за дорогой смотри, за всё уплачено, — пустая бутылка полетела из окошка в придорожные кусты, — у обменника тормозни, где Алкомаркет.

— В ТЦ курс лучше.

— Не хочу там деньгами светить. И рябиновка там не продаётся.

— Логично. С тобой сходить, принцесса?

— Пойдём, поможешь донести.

— Деньги? Если их столько, то я с сестры на тебя переключусь, пожалуй. Ты не думай, я ведь и жениться могу, если что.

— Разбежался прям. Раньше думать надо было, а не шелудивой обзываться. Тащи ящик рябиновки в машину, женишок.

4.

— Не думаю, что Екатерина Генриховна почивать легла, гости у неё редки, а с Тимофеем они фото разглядывали, о Зосиме и прежних временах говорили. Конспект опять же для Наташи написать хотела. Немцы педантичны, она не будет на завтра откладывать, ещё и по коленке Тимофеевской в атласе или учебнике посмотрит, для старых спецов только в радость опять в деле быть. Надо бы съездить на всякий случай. Поднимайся, Тимофей Степанович.

— А мы? — чуть не хором вскричали директор и лейтенант, — мы же одна команда, сами же говорили...

— Не верьте им, дядя Игнат, это они на наших плечах до халюжей добраться хотят, — не без удовольствия вернул должок санитар.

— Допустим, я могу прикрыть визит как руководитель дома престарелых, — ввязался Олег Павлович, — типа уточнить данные для получения почестей и льгот.

— Гайцы тормознут, а от вас ромом за версту несёт, — далеко уедете? Да и вообще с моей ксивой любой базар перевернуть можно или замять.

— Уговорили. Только без самодеятельности и молча. Тут всё на кухню отнесите, у нищих прислуги нет. Олег, держи ключи от ворот и от Форда, разберись там и на дорогу поставь. Не всей свадьбой же ехать на четырёх машинах. Там под торпедо бита бейсбольная на клипсах. Потренируйся вынимать пока. — Игнат Фёдорович отомкнул высокий металлический пенал в углу кабинета, достал помповик, коробку с патронами и быстро набил картечью пару магазинов, взглянул на часы и прикрутил под ствол фонарик.

— Воевать будем? — довольно спокойно поинтересовался Тимур.

— Надеюсь, что не придётся, однако си вис пацем, пара беллум, слыхал наверно?

-Я на юриста вообще-то учился и про: хочешь мира — готовься к войне, в курсе. А кто такой Хуберт? Он как-то связан с тем, что происходит или происходило? Ему ведь тоже больше ста лет, выходит?

— Длинная история. Давай сначала с нашей дамой разберёмся, у неё же фото его есть, Тимофей видел.

Прошу, присматривай там за Олегом и Тимофеем, у тебя какой-никакой опыт есть. Устаканим дела, тогда и подкалывайте друг друга хоть до мокрых штанов. Пошли в машину. Олег, ты рули пока к Старому базару, а там Тимофей подскажет, где машину приткнуть можно. — обратился старпом к сидящим на передних сиденьях.

— У халюжной и остановимся, там напрямки вдоль забора до бабкиного дома метров пятьдесят, да и другие машины там стоят, кушают люди, пока горячие. Правда, такая махина всё равно в глаза бросаться будет.

— Пусть бросается, на нас меньше внимания обратят. Кстати, ты-то как на Зосиму вышел? Сказал, что всей семьёй жизнью обязаны ему. Или секрет?

— Да никакого секрета. Примерно за год до посадки старца мы с женой и дочкой приехали погостить к тёще сюда. Я тогда в самой силе был, при деньгах и славе. Катались на Паджеро новеньком по округе, фоткались, на камеру снимали, тут же столько красоты, что глаз не отвести.

Чёрт дёрнул нас поехать в горы, посмотреть Каштановую рощу, водопады и альпийские луга на плато. Поднялись до площадки перед тропой, но лезть побоялись, Наташке ещё семи не было. Походил, посмотрел, вижу слева вроде следы от колёс в чащу вверх идут. На джипе, думаю, по любому пролезем. Дорога узкая, петляет, но вроде поднимаемся потихоньку.

Добрались до поворота с развилкой. Справа склон, кустарником заросший, слева обрыв, я к нему прижался максимально, чтобы жена могла дверь открыть и вылезти посмотреть, куда следы дальше ведут. Сам отстегнулся, высунулся немного, ногой в край упёрся для баланса веса. Только жена вылезла, что-то или кто-то в правый бок как саданёт, и полетели мы с дочкой кубарем по склону вниз в машине.

Хорошо, что Наташка на заднем сидении в хорошем детском кресле пристёгнута была, ей только едой из корзинок досталось слегка, но от страха она речь потеряла и вообще куда-то в свой мир ушла. Мне ногу в колене как карандаш сломало, а потом центробежной силой выкинуло нахрен из машины в орешник, еле успел до этого сигнал нажать. Жена говорила, что от Паджеро будто тень какая в кусты метнулась, но она не уверена.

По её словам, уже минут через пятнадцать Зосима на осле появился с верёвками. Сначала Наташку вытащил к развилке, потом меня в кустах нашёл и ослом туда же доставил. Осмотрел и сказал жене, чтобы та потихоньку по тропинке до площадки спустилась и ждала, а меня с дочкой он пока у себя оставит и попробует на ноги поставить, если жена языком трепать не станет. Срубил жердей и на волокуше нас ослиной тягой потащил вверх к себе. Я не помню почти ничего, Зосима мне что-то из пузырька в рот налил, боль утихла, и я вырубился.

Очнулся толком дней через пять, Наташка меня трясёт: папка, вставай, дядя Зосима сказал, что сегодня нас вниз доставит, а там мамка встретит. Я дяде Зосиме помогала по хозяйству и за тобой ухаживать. Он хороший, только грустный, потому что одинокий. Мы с ним на пасеку ходили, в Каштановый лес и травы полезные на лугах собирали. Дядя Зосима так ходил, а я за ним на ослике. Ослик тоже хороший, он сильный и добрый, совсем как ты, папочка!

Я на колено посмотрел с опаской — забинтовано все, и шина сверху из досочек наложена. Тут сам старец пришёл: вот тебе мазь для колена, утром и на ночь мажь, вот настойка от боли, если совсем прижмёт, но не увлекайся. Шина на время транспортировки, дома снимешь. С палкой пока ходи, не торопись ногу загружать. Через месяц иди к врачам, снимок сделай, они подправят там по мелочи, если надо. С дочкой всё в полном порядке, можете не беспокоиться.

— Спасибо, отец! Чем могу тебя отблагодарить?

— Не надо ничего, у меня есть всё, что человеку надо. Если хотите, Наташу на каникулы привозите, у девочки дар к целительству несомненный, и с животными она разговаривать умеет, и про травы на лету схватывает. Откуда только всё берётся? Воистину промысел божий людям понять не дано. Поднимайся, богатырь запечный, неча бока пролёживать, у осла день расписан наперёд и счётчик тикает.

Тут налево, Олег Павлович, как раз под шелковицей приткнуться можно, за ней вдоль забора проход до бабкиного дома.

— Тимофей первый, за ним я, потом Олег, Тимур замыкает. Напротив адреса в кустах осматриваемся и решаем.

— Прикольно получится, если Генриховна в саду цветы по вечерней прохладе поливает, а тут вооружённые головорезы кааак выпрыгнут из крапивы и давай всё свинцом уделывать. — Тимур был настроен скептически.

— Отставить разговорчики в арьергарде! Тимофей, у нашей пассажирки отопление печное разве?

— Нет вроде, в прихожей ниша с котлом бойлерным, как почти у всех в частном секторе.

— Тогда откуда дымок из трубы? Или у неё баня в дом встроена?

— Камин у неё в зале. Большой такой, старинный. Я думал, для красоты, на такую махину дров не напасёшься.

— Странно всё это. На улице тепло и дождя не было. Как комнаты в доме расположены?

— Сначала типа сени, дальше, за второй дверью, бойлерная и санузел слева, справа вешалка с обувницей и шкафы одёжные. Потом слева кухня, справа холодильник и буфет. Зал большой, на обе стороны, метров тридцать квадратных, стол огромный с креслами, по правую сторону камин как раз с причиндалами. В дальней стене зала две двери. Наверно в спальни, туда не ходил, врать не буду.

— Всё слышал, Тимур? Пекаль в карман переложи, удостоверение на виду, звони в звонок у калитки и переминайся с тупым усталым видом. Если бабка выйдет — проверка паспортного режима в связи с участившимися квартирными кражами. В дом напросись, типа окна-двери проверить. Не пустит, — обойди при ней дом снаружи, наплети про профилактику безопасности. Держись спокойно, с уважением, не дави, но всё подмечай.

— А если не выйдет?

— Обойди участок снаружи, прикинь, где перелезть незаметно можно. Тимофей ей набирать будет, послушаешь, работает телефон или нет. Нам отзвонись, сам в дом не лезь пока. Ступай.