- Излишний пафос безусловно вреден, - заявила Сибирячка, - Кара моей карме может последовать.
- Мою смотри не зацепи, - сказал я, - Что ты натворила на этот раз? Покайся, прелестная грешница, оно тебе поможет.
- Позволила себе охи-ахи в уютной жежешечке. Про медвежий марафон в Черчилле. Там всего делов-то, снег, ветер, медведи, и бежать по льду сорок два км. Вся палитра из оттенков белого, надо было подкрасить хоть какими эмоциями. Вот и воскликнула, типа, а где ещё в мире есть город, чтоб белые медведи по нему свободно шатались! Ну и указали мне. Можно сказать, мордой ткнули в Лонгийрбайен на Шпицбергене. Придётся ехать, а иначе кара карме! Ты про это богами забытое место что-нибудь знаешь?
- Ха-ха три раза. Сначала уточни, как долго ты готова про это слушать. Тебе же известно, что про Арктику и историю её освоения я могу говорить неделю, без перерывов на сон, жратву и удафком. Мне начать с поморов и викингов, с экспедиции Русанова, с полётов Амундсена и Нобиле или сразу с послевоенного времени?



Прилетели. Самый северный в мире аэропорт с пассажирскими рейсами по расписанию. Ни таможни, ни паспортного контроля.



Уже минут пятнадцать, как качка перестала чувствоваться. Углубляясь в бухту ледокол шёл всё медленнее и медленнее, затем нервно вздрогнул и остановился.
- Приехали, - вслух подумала Сибирячка.
- Похоже на то, - согласился я.



Мы вышли на палубу правого борта. В воздухе висела мелкая морось. Суровый старпом сбросил трап и уже топтался на льду. Я спустился к нему.
- Лёд сантиметров десять-двенадцать, - сообщил старпом, - Слегка прогибается, но вас выдержит. Смотри внимательнее, ближе к берегу разводья.
- А поближе никак не подвезёшь? - осторожно спросил я. Поверх льда стояла вода, пара сантиметров, но если стоять на одном месте, то лёд прогибался больше, вода становилась глубже, и в ней появлялись медленные пузырьки, как в выдыхающемся шампанском.
- К языку ледника ближе не положено, - сказал старпом, - Сераки видишь? Лёд, бывает, рушится. Хорошо, если в океан, но может и на скалы, тогда осколки летят сильно и далеко. Были инциденты, и даже трупы.
- Да нам бы к берегу, на кой мне тот ледник...
Старпом посмотрел из-под ладони на гребни морен между восточным краем ледника и крутыми отрогами горы Рамфьеллет, протыкающими низкие облака.
- Пять кабельтовых, - прикинул он, - Сами дойдёте.
Мы поднялись обратно на палубу.

Всё это время парнишка-экскурсовод втирал столпившейся на носу ледокола публике про ледники и их коварство. Сибирячка с одним из матросов спустили на лёд наши санки с грузом.
- Свою винтовку у старпома забери, - напомнил я Сибирячке. Меня услышал стоящий поодаль коротко стриженный широкоплечий пассажир, и радостно поздоровался по-русски.
- Бери Маузер! - авторитетно посоветовал он, и тут же поинтересовался - Куда сами?
- Да вот, прогуляться решили, на время отпуска, - ответил я, - Ну и уединиться заодно. У нас итальянка, Сабатти, она полегче Маузера.
Мужик протянул мне ладонь размером с мои две.
- Удачи вам, и дежурьте по ночам, а то медведи! Привет от Балтфлота.

Мы уже стояли с рюкзаками у трапа, как подбежала высокая блондинка и стала наседать на старпома объёмистыми сиськами и южноштатовским английским.
- Экскурсовод сказал, что эти люди уходят одни на ледник! Это правда?! Но это опасно! Неужели вы их так и отпустите!! Вы обязаны их задержать!!!
- Мы в свободной стране, на очень свободной территории, мисс, - старпом был спокоен, как питон Каа, - Это их жизни, их решение и их ответственность.
- Одну минутку, мадам, - Сибирячка рюкзаком отодвинула блондинкины прелести на безопасное расстояние от старпома, - Мастер, когда мы выйдем на берег, то дадим в вашу сторону ракету. Белую шумовую, если всё в порядке, красную сигнальную если нужна помощь. До ракеты, пожалуйста, не уходите.
- Аффирматив. Уходим по белой ракете, по красной идём на помощь с Зодиаком, - подтвердил старпом, и, повернувшись к блондинке, добавил, - Вот видите, мисс, мы заботимся о безопасности.

Мы вернулись на лёд, впряглись в санки, и потопали к берегу, на северо-восток. Вслед нам из матюгальника экскурсовода неслось: "Эти бессташные русские путешественники дадут нам белую ракету с берега...", "Ура!" - отвечал ему хор пассажиров.
- Никогда меня так в поход не провожали, - проворчала Сибирячка, - Устроили мы им цирк с конями... на льду.
- А что за мадам была, уже познакомиться и выпить успели?
- Так, парой слов за стойкой бара перекинулись. Домовитая янки, из тех, какие к тридцати пяти обзаводятся футбольной командой спиногрызов. Огребают на этом такие гормонально-ментальные проблемы, что всю оставшуюся жизнь считают себя ответственными за весь мир и всех его обитателей. Собирают деньги на спасение тушканчиков в Восточной Африке, проводят митинги в защиту гражданских прав вирусов и распространяют петиции за глобальный запрет монооксида дигидрогена. Синдром гиперответственности у куклы Барби. Неизлечим. Знаешь ведь таких.

Знаю, конечно. Но не будем развивать тему, мы ведь их какое-то время не увидим. Мы, надеюсь, и других хомосапиенсов до конца отпуска не обнаружим.

На льду стали встречаться ручейки и обширные лужи неизвестной глубины. От ледокола отошли метров на шестьсот, до берега осталось ещё полстолька.



Держим дистанцию в двадцать метров, пояса рюкзаков расстёгнуты. Поверх Сибирячкиных санок лежит запасная лыжа ("Манька") с мотком стропы. Если я провалюсь, подруга кинет мне Маню, чтобы я мог вылезать опираясь на окантованную железом лыжу, а не на ломающийся край льда.
Я поймал себя на мысли, что меня мало волнует перспектива провалиться в эту самую Умербухту Гренландского моря. Меня заботит, чтобы в этом случае у Сибирячки выдержали нервы, и чтобы она не бросилась помогать мне выкарабкиваться. Чтобы кинула мне Маньку, а сама, как положено, осталась на месте и не напрягала своим весом тонкий лёд. "Самый безумный пункт инструкции рожден не на пустом месте. За ним – чья-то жизнь и чья-то смерть" (с).

Разводье. До камней, до берега метров восемьдесят. Увеличили интервал до тридцати метров. Ушёл вправо, стало хуже, разводье не сузилось, но появилась ледовая полоса между водой и камнями. Попробовал в противоположную сторону, ближе к леднику - это нелогично и небезопасно, но проход среди промоин таки благополучно нашёлся. В этом месте к берегу течением прижимало толпу льдинок длиной-шириной-диаметром по несколько метров, и через это скопище удалось выбраться на обледеневшие валуны.



Проверка Сибирячкиных нервов не состоялась.



Мы запустили в сторону ледокола белую шумовую ракету, обули лыжи и повлеклись в моренные завалы, стараясь держаться ближе к краю ледника.



Температура около нуля, снег тяжёлый, сильный подлип. За три часа выматывающего топтания протащились два с половиной километра, набрали сотню метров высоты, но так и не выбрались из моренных нагромождений. Пошёл мелкий дождь и видимость сильно ухудшилась.
- Есть две заповеди, когда маршрут не получается: "Жми что есть сил" и "Остановись", - процитировала Сибирячка уважаемого писателя, - Похоже, сейчас уместна вторая заповедь.
Я согласился, и даже не стал ехидничать, что когда уместно жать что есть сил, мы не вспоминаем заповеди Олега Куваева, а просто впрягаемся и просто прём.
Поставили палатку, намереваясь отдохнуть и перекусить.

Пока Сибирячка доставала заныканые с завтрака бутерброды и разливала чай из термоса, я заснул и едва не упал с рюкзака, на котором сидел. Пока я рассматривал карту и решал навигационные ребусы, то же самое случилось с Сибирячкой. За последние двое с половиной суток мы толком спали всего часа три-четыре. Последние приготовления, упаковка барахла для перелёта, перелёт с пересадкой в Осло, перепаковка барахла для движения, беготня по Лонгийрбайену (в порт договариваться за ледокол, на заправку за бензином, в магазин за винтовкой) вотэтовсё времени на расслабон не оставляло.

Спать так спать, залегаем. Рабочий день, конечно, выдался коротким, но пусть.

Сибирячка обычно просыпается раньше меня, намного раньше; я вообще могу дрыхнуть сколько угодно. Но не в этот раз. Я проснулся первым, посмотрел на время и разбудил подругу. Продрав глаза, мы некоторое время поспорили, чему бы нам не поверить - здравому смыслу или часам, хотя оба твёрдо знали, что не умеют врать часы GPS, покуда прибор видит спутники.
Мы проспали шестнадцать часов! Ага, сильный недосып, свежий морской воздух, физкультура с грузами. И нервные нагрузки, не без этого. Но шестнадцать, сцуко, часов, без отрыва головы от подушки - это несколько внезапно!

Дождь прекратился и слегка похолодало, но видимость не сильно улучшилась, и подлип остался прежним. Ещё полдня лазания по моренным завалам, с холма на холм, с гребня на гребень, и тело ледника таки стало проглядывать.



Довольно ветренно, и мы решили пообедать на площадке, прикрытой от ветра последним моренным гребнем. Только поставили палатку и расслабились, как ветер усилился, даже в нашем уютненьком затишке анемометр показывал 40 км/ч, а поднявшаяся позёмка скрыла весь рельеф. Значит, и второй рабочий день мы заканчиваем в обед, и снова дрыхнем.

Пурга продлилась чуть дольше полутора суток.
Похолодало, небо засинело, жить стало веселее.



Крепкий северный ветер нёс крупяную позёмку, лыжню почти сразу заметало, но видимость была хороша. Умербухта, залив Исфьёрден, и за ним на горизонте горы у Груманта и Баренцбурга.



На этом мокрый этап закончился. Здесь, на Земле Оскара II, у нас больше не будет ни дождя, ни риска провалиться в воду. Но о том в следующий раз, а пока видюшка.