«Рождённая в пьяном мозгу мысль порой лишь кажется поверхностной, и далеко не всякий способен оценить весь ужас её глубины». (Igor Geros)
«Благими намерениями вымощена дорога в ад». (крылатое выражение)



Аркадия я знал с самых юных лет. Мы учились в одном классе и после окончания школы сохранили добрые отношения на долгие годы, изредка созваниваясь или встречаясь в компании общих знакомых. А после того, как его жена пустилась во все тяжкие и укатила в столицу, Аркадий зачастил ко мне, нередко оставаясь на денёк-другой. Я относился с пониманием к этим визитам, ведь дома его ждала лишь пустая квартира и ранящие душу воспоминания. Постепенно наши бесплодные по своей сути вечерние споры о смысле жизни за стаканчиком стали для меня нормой жизни, ещё более сблизив нас. И тут эта нелепая, неожиданная для всех смерть на операционном столе от банального аппендицита!
С поминок я вернулся в изрядном подпитии и препоганом состоянии духа. И только было собрался завалиться спать, как услышал негромкий, но отчётливый стук в дверь. Нетвёрдой поступью я переместился в прихожую, не раздумывая повернул ручку замка и толкнул дверь плечом. От резкого движения меня занесло, и я едва не вывалился за порог.
Лишь чудом мне удалось избежать столкновения с незваным гостем, от вида которого мой хмель как рукой сняло. В призрачном свете луны бледно-розовая туша на крыльце казалась жутким и неуместным порождением чуждого мира. Я отшатнулся и застыл. Словно в кошмарном сне, где тебя настигает убийца или кровожадный монстр, не было сил не то чтобы бежать, но даже ногой пошевелить и оторвать глаз от мерзко дрожащего свиного рыла в обрамлении чуть колышущихся лопухов ушей. Огромный боров стоял на задних конечностях, опираясь передней левой на косяк, а правую занеся над местом, где только что находилось полотно двери. И в пронизывающем взгляде крохотных поросячьих глазок, в упор нацеленных на меня, виделось нечто большее, чем звериное естество.
Этот осмысленный взор показался мне до боли знакомым. Рыло снова судорожно дёрнулось, и из пасти вырвались три рявкающих звука, заставивших меня содрогнуться от чудовищной мысли. В них угадывалась искажённая до неузнаваемости, но, тем не менее, человеческая речь!
- Игорь, это я.
Не отдавая себе отчёта в нереальности происходящего, я выдавил:
- Аркадий!?
Ответом мне послужила неблагозвучная рулада, из которой мозг словно отфильтровывал речевую составляющую.
- Я помню операционный стол, помню Христофора в маске, потом провал и я вижу его и себя самого будто бы с высоты двух метров над столом. А потом, …потом темнота, туннель, какой-то свет впереди и чувство покоя. …Вдруг бо-о-оль …нестерпимая, …и я в сарае у Христофора. Он пытался говорить со мной, но я молчал. Вот только что вышиб дверь сарая и сразу к тебе…
Было видно, насколько нелегко давалась ему речь. Я начал приходить в себя, да и алкоголь поспособствовал оценке немыслимой ситуации как вполне допустимой.
И тут мою память словно электрическим разрядом прошило воспоминание о последнем разговоре с Христофором, главврачом городской больницы.
В нашем городке его знал почти каждый. Но, несмотря на репутацию хирурга от Бога, люди относились к чудаковатому медику весьма настороженно, и если не побаивались, то всячески избегали встречи с ним.
Недавно на юбилее нашего общего знакомого мы с Христофором оказались рядом за праздничным столом. Не испытывая к нему симпатии, я не был настроен на диалог и потому лишь изредка молча кивал в такт его вдохновенным словоизлияниям. Прилично приняв на грудь, он нёс какой-то бред о том, что в момент клинической смерти, когда сознание ещё сохраняет относительную целостность, его можно удержать и имплантировать путём замещения в новую здоровую оболочку.
Выходит, это не было пустым трёпом! И алкоголь тогда лишь подтолкнул Христофора поделиться тем, что не давало ему покоя.
Мой разум отказывался оценивать его поступок. Даже если он и возомнил себя Богом, мне ли судить о том?
И теперь уже без страха и отвращения я глянул в поросячьи глазки:
- Куда хуже быть свиньёй внутри, чем снаружи. Давай, Аркаш, проходи, будем думать, чё делать…

* * *
Очевидно, что в вертикальном положении боров чувствовал себя не в своей тарелке. Аркадий виновато хрюкнул, опустился на четыре конечности и процокал на кухню.
Я закрыл дверь и переместился следом. Налил водки в эмалированную миску, накрошил в неё белого хлеба и поставил рядом с ножкой кухонного стола:
- Аркаш, откушай, быть может, мозга и прояснится.
Уговаривать Аркадия не пришлось. Не мешкая, он сунул пасть в миску и суетливо засучил рылом по краю посудины, причмокивая от наслаждения и расплёскивая во все стороны содержимое.
- Ты, того... не особо свянячь-то, а то убираться тут некому.
Наполнил рюмку и себе:
- У-ух! Пожалуй, присоединюсь. А то чё-то и мои мозги набекрень, не помешает и освежиться.
Я махнул водки и тут меня осенило:
- Аркаш, есть идея! А что если мы с тобой воспользуемся приборчиком Христофора? Ну, тем, которым он тебя в свинью превратил. Но только в обратную сторону – захерачим тебя в тело Христофора.
Боров на мгновенье замер, но тут же оживился:
- А чё, а-а-хрю-хренительная идея!
И зачавкал дальше, но вдруг встрепенулся:
- Слушай, а моё это, ну, ...мужское достоинство вернётся?
- И чего это ты о достоинстве вдруг вспомнил? Самое время! Но не ссы, сделаем из тебя знатного хряка! Шучу. ...Короче, откуда я знаю, как это всё работает? Хотя, давай мыслить логически. Ежели у Христофора причиндал в рабочем состоянии, то всё должно быть нормалёк!
Аркадий удовлетворённо хрюкнул и вернулся к трапезе. Долакав, протяжно рыгнул и, судорожно подёргиваясь, рявкнул:
- Захрю-хрюначим в гавно этого мудака его же приспособой!
- Ну, в гавно – не в гавно, главное, тебя из свина вытащить и впиндюрить в этого урода. А свинью сожрём! И никаких концов!
- ...Какую свинью?
- Ну…, в смысле, тебя. …Ой, извини, чё-то не то сказал. М-м-м, ...
- Игорян, это же каннибализм.
- Какой каннибализм? Аркаш, это будешь уже не ты, а просто свиная туша. А ты будешь Христофором, ну, в смысле, в теле Христофора.
- А-а, ну тогда ладно.
Видать, новое естество оказалось не столь привычным к проверенному годами напитку, и Аркадий затянул:
- Ви-хрю-хри враждебные веют над нами, злобные кто-то там нас злобно гнетут... А налей-ка ещё чуток и сигаретку подкури. Ну, пожа-алста...
- Аркаш, погодь, на первом месте – дело! А уж потом расслабимся.
Но не совсем же я бессердечный, тем более, когда друг в такой беде. Я задумался на мгновенье, прикурил сигарету и сунул её в пасть борову. После чего плеснул в миску грамм пятьдесят и добавил к ним приличный кусок хлеба:
- Ладно, но по чуть-чуть. Бум держать себя в руках. И главное, закусывай, а то совсем развезёт.
Выждав, пока боров сделает несколько затяжек, вытащил у него из пасти недокуренную сигарету и затушил её. А чтобы не оставалось соблазна, долил остатки водки себе в рюмку. И немедленно выпил*. Пока я занимался этими манипуляциями, боров шутя расправился с содержимым своей миски. Последствия привели меня в замешательство. Аркадий стоял пошатываясь над пустой миской, периодически похрюкивая, и остановившийся взгляд его поросячьих глазок был направлен куда-то далеко за пределы моей кухоньки.
Я забеспокоился:
- Аркаш, ты как? Готов двигать к Христофору?
- Всегда готов! – рявкнул он и вздёрнул переднюю правую конечность, словно пытаясь отдать пионерский салют.
От этого неосмотрительного движения его занесло и он бесстыдно, прямо-таки как в Бодлеровской «Падали», растянулся под столом, отбросив в падении пустую миску в дальний угол кухни.
Подобный кульбит ещё больше меня расстроил:
- Дружище, соберись! Нас ждут великие дела!
- Ы, ы, да, да, - пробухтел Аркадий и после нескольких неуклюжих попыток принял, наконец, положение стоя.
Я дружески, но без фанатизма, дабы снова не перевести борова в горизонталь, похлопал его по спине:
- Ну, давай-давай, приходи в себя, пора двигать собой.
Мы кое-как переместились в прихожую. Рядом со входной дверью на глаза попалось новое топорище, купленное пару месяцев назад для замены старого, пришедшего в негодность. Мелькнула мысль: «Пожалуй, пригодится!»
Я прихватил топорище и вслед за боровом вышел в ночь.
К тому моменту наше состояние оставляло желать лучшего. Но до дома городского эскулапа было рукой подать, и яркая луна стала нашим невольным пособником. Можно лишь догадываться, насколько нелепо или зловеще выглядела в обманчивом лунном свете странная мотающаяся из стороны в сторону парочка.
Тем не менее, недолгий променад благотворно сказался на самочувствии Аркадия. Его похрюкивание в такт движению обрело уверенность и стало вселять надежду на успех нашего безумного проекта.
Дом Христофора встретил нас слепым взором тёмных глазниц окон, но чуть в глубине участка я различил силуэт небольшого строения. По всей видимости, два его окна были плотно занавешены, поскольку исходящий от них свет был едва различим.
Я толкнул борова в бочину:
- Наверняка он там. Шаманит, небось, падла.
- И какой у нас план? - нетвёрдым голосом поинтересовался Аркадий.
Я пожал плечами:
- Даже и не знаю. Давай, по ходу дела разберёмся. Но в общих чертах я так думаю: Христофор – хлюпик, и задача свалить его с ног – это как два пальца... После этого...
Поджав губы, я окинул оценивающим взглядом далёкие от изящных контуры тела своего приятеля и добавил:
- После этого ты прижмёшь его к полу, уж из-под тебя-то он точно не выберется. А я постараюсь выяснить, где его приспособа и как она работает. Ну, как-то так... Погнали!
Мы приблизились к двери постройки. Звонка я не обнаружил, поэтому довольно настойчиво постучал в дверь. Никакой реакции не последовало. Выждав где-то полминуты, постучал повторно и почти сразу же услышал из-за двери недовольный голос:
- И кого это там нелёгкая принесла?
Я спрятал руку с топорищем за спину и ответил нарочито взволнованным голосом:
- Христофор, это я, Дядька, из 37 дома! Извини за поздний визит, но мне нужен твой совет.
- А, Игорь, проходи.
Дверь открылась и в проёме появилась щуплая фигура Христофора. Я сделал шаг вперёд и, не раздумывая, наотмашь снизу засветил ему топорищем в челюсть. Что-то хрустнуло, Христофор вскрикнул, но устоял на ногах. Я тут же сообразил, что был не прав – сломанная челюсть будущего Аркадия не порадует.
- Аркадий, фас!
Двадцатипудовая туша сбила Христофора с ног и отбросила в угол лаборатории. Боров бросился вслед и всей массой навалился на ноги эскулапа, не давая ему подняться.
Я вошёл внутрь и закрыл за собой входную дверь. Огляделся по сторонам.
На рабочем столе посреди комнаты я увидел разбросанные в беспорядке бумаги и включённый монитор. Тщедушное тело Христофора было надёжно зажато тушей между стеной и кроватью-каталкой. Рядом стояли стеллажи. На их полках помимо каких-то папок, медикаментов и инструментов стояли две клетки: в одной из них деловито сновал хомяк, в другой дремала кошка. Я повернулся к Христофору:
- Ну, и чё ты здесь творишь? Развлекаешься экскрементами над живыми людьми?
- Игорь, не дури!
Хотя разбитая челюсть и мешала Христофору отчётливо изъясняться, он торопливо забубнил дальше:
- Это никакой не эксперимент над живым человеком. Аркадий был уже мёртв, когда я провёл обмен. Сознание Черчилля, ну, это кличка борова, было перенесено в тело, находящееся в состоянии клинической смерти. И с Аркадием это было вынужденной мерой. Скажем так, промежуточным этапом. Обмен с другим человеком нам никто не позволит сделать, но можно перенести его сознание, скажем, в примата. Таким путём можно сохранить человеческую личность в тех случаях, когда обычная медицина становится бессильной. Более того, это реальный путь к бессмертию.
Но моё затуманенное алкоголем сознание отказывалось внимать доводам рассудка:
- Ну-ну. Бессмертие, говоришь? И кем же ты себя возомнил, подонок? Небось, считаешь себя Богом, раз творишь всю эту хуйню! Но мы всё это исправим.
Я подошёл к Христофору:
- Ну что, сам расскажешь как работает твоя бесовская машинка? И где она?
Ответом послужило нечленораздельное то ли мычание, то ли рык.
- Угу, значит сами говорить не хотим? Ничего-о, разберёмся.
Я подошёл к столу и начал перекладывать разбросанные по нему бумаги и буклеты. Один из них привлёк внимание надписью на обложке: «MindTransfer. Описание. Инструкция по применению. Автор Христофор Б.» Моих познаний в английском было достаточно, чтобы понять – это то, что мне нужно. Я схватил его и начал судорожно листать. Наконец, взгляд остановился на следующем абзаце:
«...Обмен сознаниями осуществляется между двумя ближайшим к Wi-Fi роутеру объектами. Оба объекта должны иметь достаточно развитый мозг для приёма информации. К этой категории можем отнести всех млекопитающих и птиц, а также некоторых крупных рептилий. Объектам присваиваются внутренние IP-адреса используемой сети, и после однократного исполнения алгоритма программа автоматически отключается...»
До меня допёрло: «Так это не какой-то автономный прибор, это компьютерная программа!»
Я обернулся к Христофору:
- Слышь, придурок, так это чё получается: эти оба, как ты их называешь, объекта, остаются живыми что ль?
- Да, да, я же тебе говорил, что никто никого не убивал.
- Ну, коне-ечно... Ага, а где тут у нас роутер? – задал я провокационный вопрос и бросил взгляд на Христофора.
Проследил за его невольно метнувшимися глазами и увидел прибор на стене метрах в двух от сладкой парочки.
Аркадий к этому моменту уже то ли похрюкивал, то ли сладко похрапывал.
- Н-да, догнало! Аркадий, не спать!
Боров пошевелился, заставив Христофора застонать.
Я переместился к рабочему столу, нашёл на экране монитора иконку с названием «MindTransfer», подвёл к ней стрелку мыши и дважды щёлкнул. Открылось окно программы. Пугало количество окошек с настраиваемыми параметрами. К тому же, моих познаний в английском было уже недостаточно, чтобы понять, что это за параметры. Но не возникало сомнений в назначении большой зелёной кнопки с надписью: «Start transfer».
Я бросил взгляд на Христофора:
- Ну что, приятель, будем надеяться, у тебя тут всё правильно настроено?
Ответа я не получил, но в его глазах читался неподдельный ужас.
Я огляделся по сторонам. Нужно было понять, может ли что-то помешать процессу. Взгляд упал на две клетки на стеллаже, и в памяти всплыл абзац из инструкции.
«Так, лишняя живность в радиусе действия роутера нам ни к чему. В пизду хомячка! Кота туда же!»
Я отнёс клетки в противоположный угол комнаты и вернулся к двум подопытным:
- Ну что, Аркаш, готов к экзекуции?
- К какой, нахуй, экзекуции? – заплетающимся языком прорычал боров. – Дай, бля, поспать...
Его реакция подтолкнула меня к мысли, что после обмена сюрпризы свиноподобного Христофора нам с Аркадием ни к чему. И чтобы тот не начал чудить, надо бы как-то его нейтрализовать.
Я в который раз обошёл комнату и на вешалке возле входной двери обнаружил брезентовые стропы . Отлично - то, что нужно!
Вернулся к похрапо-похрюкивающему борову и накрепко стянул ему стропами передние и задние конечности:
- Дружище, ты уж извини, но это для нашей с тобой безопасности.
Не обращая внимания на ёрзающего под свиной тушей Христофора, я переместился к рабочему столу и нерешительно застыл перед монитором. Наконец, выдохнул и нажал заветную зелёную кнопку.
Два тела в углу лаборатории забились в диких конвульсиях. Три-пять секунд – и оба одновременно затихли.
После недолгой паузы я нерешительно выдавил:
- Аркадий, ты меня слышишь?
Лицо Христофора чуть шевельнулось, и до меня донеслось едва слышимое:
- Да, но чего-то башка раскалывается...
Я чуть не подскочил:
- Ничего, ничего, Аркаш, щас оклемаешься! А домой вернёмся, я тебе ещё и пару колёс Кетонала скормлю. ...Да, и надо эту бесовскую программу отключить!
Я развернулся к монитору и начал шарить глазами по экрану в поисках нужной кнопки, при этом непроизвольно комментируя вслух свои изыски:
- Так, так, и где же мы тут выключаемся? ...Во-от она – заветная красная кнопочка. И что тут у нас написано? Ага, «Outside» - «out» значит у нас «выход».
В ответ на мои комментарии свиная туша судорожно задёргалась и комната содрогнулась от чудовищного едва разборчивого рёва:
- Нет-нет-нет, только не это, не нажимай эту кнопку! Это трансляция программы во внешние сети с самоактивацией!
- Поздно, приятель! Во внешние, так во внешние.
Свино-Христофор взвыл пуще прежнего. Не обращая внимание на солирующего борова, я подошёл к зажатому им Аркадию:
- Ну чего, дружище, давай-ка попробуем выбраться из-под этого Шаляпина!
С огромным трудом совместными усилиями мы высвободили заново рождённого Аркадия из-под воющей туши. Чуть отдышавшись, я с сожалением отметил:
- Что ж, придётся сегодня обойтись без отбивной. Мы ж не такие циничные твари как эта мразь!
Я кивнул на борова и добавил:
- Ну вот, наконец-то, форма соответствует содержанию. Полежи-ка пока тут, а завтра разберёмся, что с тобой делать.
После чего обернулся к держащемуся за челюсть Аркадию:
- Ну, чего, двинули? Надо отоспаться, а уж завтра поутру займёмся и твоей челюстью.

* * *
…На следующий утро наш городок было не узнать. Редкие прохожие шарахались от лающих человеческими голосами собак, трубных матюгов мычащих коров и наводящего ужас отчётливо членораздельного кошачьего воя. Звуковую палитру дополняли отдельные истошные вопли супругов, проснувшихся в телах друг друга. Я боялся даже представить, что сейчас творится где-нибудь в Африке или юго-восточной Азии. Двери своих домов перестали казаться надёжной защитой. Мир летел в тартарары…

* - В.Ерофеев. «Москва-Петушки», глава «Серп и Молот – Карачарово»

10.2013-10.01.2022