1.
Планерка в газете «Катунская правда» была в разгаре, что значит — весь ее малочисленный коллектив уже сонно клевал носом под мерный голос редактора.
— Надеюсь, вы не забыли, что наш девиз — три «О» — Ответственность, Оперативность и... Карамышев, вы не спите? Что я сказал?
Фотокор поднял отсутствующий взгляд на редактора:
— Не сплю. Ответственность, Оперативность и Онанизм.
— Почему «Онанизм»? — искренне удивился редактор, Виталий Сергеевич Плашкин. Фотокор пожал плечами, принимаясь чистить линзу объектива своего полноформатного «Никона»:
— Ну ты первый начал красивыми словами кидаться. Все равно толку от этих лозунгов ноль. Тексты как были неинтересные, так и остались.
— Ой, а ты бы мог сделать лучше! — мгновенно окрысилась на фотокора молоденькая журналистка Танечка Гольдштейн, взявшая псевдоним Красавина.
— Я еще юнкором писал лучше тебя нынешней, но потом наскучило.
— Да Карамышева за снимки гнать в шею надо, а он еще полез учить нас писать! Вот что он вчера наснимал?
— Капель, — вздохнул Карамышев, и с тоской посмотрел в окно. — Прекрасную весеннюю капель.
— Технически снято отлично, — вступился за фотокора редактор.
— Да! — согласилась Танечка. — Но я-то ему задавала снять капельницу! Больничную капельницу, а не чертовы сосульки! В следующий раз предлагаю за такие косяки нещадно штрафовать! Может хоть через кошелек начнет доходить.
— Против штрафа не возражаю, — равнодушно сказал Карамышев. — И предлагаю вырученные деньги передавать нашей журналистке, чтобы ей было чем платить за такси. У меня окна кабинета выходят на стоянку, и видеть, как она каждый раз за поездку расплачивается натурой прямо в машине мне не комильфо. Я семейный человек правильной морали. У меня жена и дети... собака, в конце концов!
Коллектив воззрился на Танечку, наблюдая как та начинает краснеть.
— Я... я... Это мой парень, Марат и мы любим друг друга!
— Любите друг друга менее пылко, а то, когда такси на стоянке с диким скрипом скачет под ритмы секса, и ваша голая задница, мамзель, мелькает в лобовом окне, на эту картинку сбегаются позырить все местные охранники.
Танечка уже просто пылала от стыда. Фотокор равнодушно продолжил:
— В общем, если редакция так уж жаждет ООО, в следующий раз я устрою вам и вашему таксисту, дорогая, классный оптимистичный, оперативный и ответственный фотосет. Прямо из окна. Там даже сосулька будет!
— Ну хватит! — прервал его угрозы журналист Шварцман. — Ни стыда, ни совести!
Танечка сорвалась с места в сторону туалета, всхлипывая на ходу.
— Согласен! — кивнул фотокор. — Ни стыда, ни совести, да и вкуса у нее нет. Кто в наше время носит трусы в горошек?

2.
— Танечка укатила домой на тебя дуться, Шварцман в знак солидарности с ней и просто на всякий случай ушел в запой, — говорил редактор, шагая вместе с фотокором в сторону рабочих кабинетов. — Вот теперь и писать некому, что в газету ставить будем?
— Ой! — поморщился фотокор. — Писать и я умею, чего там сложного. А как наши творцы лабают, не покладая Интернета: «копировать» — «вставить», тут даже обезьяну легко научить.
— Так покажите класс, Карамышев, — предложил редактор. — Сделайте мне к концу недели пару материалов, посмотрим! Запасной текст при таких слабонервных работничках нам никогда не помешает.
Тут он замер, глядя на пару посетителей у кабинета, поджидавших его рядом с дверью на специально поставленном для этого диванчике. Не то чтоб он пугался необычных гостей: люди к нему приходили постоянно, причем, совершенно разные. Особенно осенью и весной, в период обострений психических заболеваний. Но сейчас...
— Здравствуйте! — сказало первое существо, поднимая от айфона беленое лицо, обрамленное черным капюшоном. — Мы эмоготофрики-тиктокеры! Мы хотим, чтобы вы написали про нас статью! А то люди нас на улицах совершенно не понимают и постоянно бьют.
— Помните, к нам в том году дедок притащил изобретенный им вечный двигатель из туалетной бумаги? — тихо спросил редактор фотокора.
— Уточню: из использованной туалетной бумаги, — ответил фотокор. — Экономный был дедушка и небрезгливый.
— Вот теперь я заскучал по тому времени, — вздохнул редактор, кивая на визитеров.
— Да ты не печалься, Сергеич! — жизнерадостно подбодрил шефа Карамышев. — Подумаешь, молодежные течения и эпатаж, мать его. Разве это проблема? Если приглядеться, вполне себе сексапильные девочки!
— Мы мальчики! — возмущенно ответили странные существа у двери.
— А! — крякнул фотокор. — Значит, есть проблема.

3.
— Написали вы про эмоготофриков, прости Господи, на удивление очень даже ничего, — подвел итог редактор, когда фотокор принес ему текст, созданный после общения с тиктокерской молодежью. — Что сказать... удивили! Помните еще, как юнкором писали, видно старую школу. Так что не будем останавливаться на достигнутом, готовьте диктофон, сейчас придут еще посетители с проблемой. Есть шанс по-настоящему помочь простым, так сказать, человеческим людям!
Вскоре дверь открылась, впуская в кабинет редактора парочку — мощную женщину и худощавого мужичка с синяком во весь левый глаз.
— Ну что же, последняя надежда на вас, журналисты. Вы же «Катунская правда», вы же за правду, да? — бодро с места в карьер начала тетка, вытаращив глаза на редактора. Далее последовала история про несчастного тракториста, который сегодня, в день зарплаты, оказался избит сменщиком. Кроме того, избивший агрессор — некий Захар Семенов — в качестве трофея забрал часть денег с зарплаты. А директор предприятия даже не шелохнулся помешать беспределу. Пришел несчастный избитый бедолага домой и все как на духу рассказал жене. А та решила дело так не оставлять.
Говорила в основном женщина, мужичок лишь временами поддакивал.
— Защитите простого работягу! — под конец изложения происшествия воззвала тетечка. — На вас вся надежда! Неужели некому заступиться за обычных людей?
— А прокуратура, суд, полиция? — спросил Карамышев.
— Дык они все купленные на корню, — как ребенку объяснила простую истину тетечка.
— Вы думаете, статья в нашей газете дело решит?
— Да черт с делом, нам правда нужна! — с легким пафосом заявила тетечка. — Пусть весь город узнает про жулика-директора Согрина!
Фотокор задумчиво смотрел то на тетку, то на ее мужа. Потом сказал:
— Ну тогда поехали!
— Куда? — пискнул мужичок.
— К Согрину в гости, — ответил Карамышев.
— Да зачем... — начал было возражать мужичок. Но тетка перекрыла его возражения радостным возгласом:
— Хорошо, поехали! В глаза этому упырю хочу глянуть!

4.
Согрин принимал их хмуро и без явного желания.
— Значит, избили вот этого... тракториста и деньги отняли. Так? А кто избил?
— Семенов, — тихо сказал побитый, явно трепеща перед директором.
Директор взял мобильник, включил громкую связь.
— Захар? Что вы с трактористом не поделили?
— С этим пидаром? Так я же пояснял!
— Так ты для прессы повтори. Я на громкой связи. Тут у меня сам синьор Карамышев.
— Оу, привет прессе! Да с удовольствием расскажу! Дело такое: иду мимо трактора, там этот полупокер со счастливой мордой колесо на восемнадцать достает. Причем, не какую-то хуйню — «Хаккапелитту», слышь, последней модели! Откуда, спрашиваю, такие шикарности? А тот с гордостью, слышь, с гордость — говорит — «Добыл!» «Добыл», слышь! И как подвиг выкладывает: мол, ехал он на своем бурбуляторе по шоссе и тут на отнорке по Северной, ну где еще почти никто не ездит, видит: авария. Две тачки столкнулись лоб в лоб. Всмятку, наглушняк вообще, прикинь! Выпрыгивает он из трактора и давай с одной из разбитых машин запаску сдергивать. Так и привез, добытчик хуев. Я, говорит, без палева, там, слышь, в салоне кто-то дергался, да меня не заметил, окошки-то побиты и кровью залиты! И смеется радостно!
— И что дальше? — спросил фотокор.
— А что дальше могло быть? Пиздили мы этого пидара всей сменой, но я начал первым, тут скромничать не буду. Потом я взял колесо, вытащил бабло у этой гниды на проезд, погнал на место ДТП, возвращать.
Семенов тяжко вздохнул в трубке.
— Что сказать, наверное, знал бы заранее, вообще бы убил этого уебана. Там в салоне дети были... Врачиха на Скорой знакомой оказалась, говорит, имелись шансы спасти, если бы кто успел вовремя вызвать ноль-три, или сам первую помощь оказал, слышь. Вот такие пирожки, Карамышев. Вот так и напиши, Карамышев!
— Так и напишу, — невозмутимо ответил Карамышев, покосившись на тетку. — Мы же за правду, да? Вот и напишем всю правду.
— Не надо такой правды! — просипела тетка, пораженно взирающая на своего мужа. — Ккому такая правда нужна? Нет, не пишите!
— Да откудава мне про детей знать!? — завыл внезапно тракторист с фингалом. — Чо им, жалко это колесо, думал, они все равно убитые! А чо деньги отняли? Деньги мои верните, я их заработал!
Казалось, с отвращением на визжащего мужичка глянула не только жена, Согрин и фотокор, но и рыбки из аквариума. Директор, скривившись, вытащил из столешницы трудовую книжку, видать, заранее припасенную, и пачку денег. Швырнул все это в лицо тракториста.
— На тебе, гандон. А теперь съебался в ужасе.

5.
— Какое у вас верное журналистское чутье, Карамышев! — похвалил редактор. – Другой бы поленился ехать к Согрину, разбираться…
— Я еще юнкором знал, что в спорах надо опрашивать обе стороны, но нынешние журналисты разучились старым принципам, — сказал фотокор. — А по поводу чутья: я же работал на прошлых выборах с Согриным, понимаю, что за человек. Его тогда в добровольно-принудительном порядке дернули избираться в депутаты от всеми любимой партии. Все кандидаты как кандидаты: врут в три короба и обещают манну небесную. А этот – фиг вам. Слова не вытянешь. Уломала его пиар-команда только одной спортшколе пообещать помощь. В итоге народ ожидаемо проголосовал за пиздабола, что клялся дать каждой бабе по мужику и остановить войну на Ближнем Востоке. А наш сокол пролетел. И знаешь, что? После выборов звонит мне директор той спортшколы и орет — «твой проигравший кандидат рабочих нагнал, окна нам меняют и двери!» Я Согрину звоню, спрашиваю — «зачем, вы же проиграли?» А он в ответ — «Да какая разница? Я же пообещал помочь».
Карамышев закинул на плечо увесистую фотосумку.
— Ладно, текст будет позже. А пока пойду капельницу фотографировать.