Злой был старшина роты, ой бешеный. Худой, рыжеватый, с хитрой мордочкой пронырливой крысы. Контуженый в Афгане природный русак говорил с диким кавказским акцентом. Взрывом повредило голосовые связки. Прапор не говорил - орал, резко переходящий в анал.
- Дынывальний блять, пачиму очко насрано нах? - сука, твоей мордой витру! Дежурный тумбочка блять, днивальний говно толкать!
В переводе с прапорщицкого на русский сие означало - дежурному занять место на тумбочке дневального, а "курку" - дневальному - наводить порядок в туалете.
Первые буквы фамилии "Пятницкий" старшина проглатывал. Получалось что-то вроде:... пниц-кий! Виебу, сюка!
Вадим, проживший всю сознательную жизнь в военных городках, всё, что ниже по званию "майор" за офицеров не воспринимал.
И тут его дрочит старый контуженый дикий прапор Штепа. Он же Стёпа. Он же старший прапорщик Степанов. Дрочит, как родного. До кровавых мозолей.
Казарменные очки блестели под старыми лезвиями, зубными щётками и соляной кислотой. Товарищ курсант вытирал слезы мокрой половой тряпкой.
Первый курс. Приказано выжить.
На втором курсе дикий Штепа не успокоился, а стал дрочить курсантов ещё сильнее. "Чтоби ни охуивали блять, молокососи! - пояснял он ротному, старшему лейтенанту Беспалову, по кличке" Бес".
Ротного доводы старшины удовлетворяли: это же туалет! - ну зачем же там срать? - было жизненным девизом рыцаря Беспалова и начертано на его фамильном гербе.
В благоухающем ротном туалете пахло дезодорантами, висели картины, а в углу щебетала канарейка в огромной стальной клетке.
Но сто двадцать задниц будущих мотострелецких командиров за сутки наводили в толчке знатный срач, который разгребал наряд по роте под руководством песданутого старшины.
Шесть очков или очек на сто двадцать человек без офицеров.
Но на каждого хитрого Степанова найдётся свой хитрый Иванов с резьбой.
Старшего прапорщика нокаутировал младший сержант Иванов, огромный и спокойный мордовский увалень, командир отделения первого учебно-боевого взвода. Дело было так.
Рота находилась в учебном центре, очень далеко от Петербурга.
Казармы в учебном центре были построены при императоре Павле или ещё раньше и находились в катастрофическом состоянии. Проводка искрила, стены осыпались, канализация исходила миазмами.
В нескольких десятках километров от лагеря погибал паром "Эстония", а первые заморозки нежно тронули трубы канализации.
Понеслось говно по трубам - вернее, наоборот - говно как раз замерзло и вызвало панику у дежурного по роте младшего сержанта Иванова - к подъёму должен был прибыть старшина Штепа. Это было фиаско, грозившее снятием с наряда и заступлением заново.
Вставшую по подъёму роту удалось перенаправить "на дальний кордон" - сортир типа Эм и Жо, вернее Эм и Эм расположенный за зданием бывшего клуба.
Пока не прибыл старшина, наряд пробивал дно ломами, шлангами и такой то матерью у долбаных труб.
Отчаявшись, младший сержант Иванов открутил штык-ножом заглушку и бросил в зловонную клоаку взрывпакет, украденный с занятий по общевойсковой тактической подготовке - пиротехническое средство, предназначенное для имитации разрывов мин, артиллерийских снарядов и гранат.
Шарахнуло знатно - царская чугунная труба взорвалась, чуть не побив осколками суточный наряд этажом ниже и выбив парочку окон.
О канализации можно было забыть - памятник русской инженерной мысли 18 века был уничтожен мордорским вандалом.
Вместе со взрывом в канализации на циклеваный сосновый пол казармы рухнул, схватившись за сердце, Штепа. Такого залёта здоровье дикого прапора выдержать не могло.
На прощании с телом старшего прапорщика Степанова построили весь батальон.
Тело светилось радостью - наконец-то оно убыло в лучший из миров. На груди старого прапора сияли два ордена "Красной звезды", медали "За отвагу", "За боевые заслуги" и три нашивки за ранения, два из которых - тяжёлых.
Новоиспеченный пенсионер, вытирая слёзы, прощался с личным составом. Курсанты, завидев иконостас любимого старшины, впали в ступор. Видеть в человеке, отвечающем за каптерку, простыни и мыло настоящего героя, не отягощенные жизненным опытом мозги юнцов отказывались.
- До свидания, товарищи курсанты! - чётко, без заикания и акцента выпалил прапорщик.
- До свидания, товарищ старший прапорщик! - ревел батальон.
- Я к вам, как к детям, вы мне как семья! - почти рыдал старшина.
"Чем иметь такого папу - лучше буду сиротой" - молча думал батальон.
- Батальон, смирно - равнение на старшину!
Комбат и офицеры отдали прапорщику воинское приветствие.
Пенсионер приложил руку к головному убору. Степанов плакал.
Пятницкий тоже вытирал слёзы - он не знал - были это слёзы радости или слезы печали.
- Батальон, вольно! Командирам рот провести развод на занятия!
Шедший мимо строя бывший старшина подмигнул Вадиму - мол, всё будет хорошо, ты зла не держи.
****
И вот они встретились в школе милиции. Нет, не Штепа с Пятницким. Встретились как раз Пятницкий и Бес.
Штепа работал водителем на "скорой", обрёл настоящую семью и нянчил маленького сынишку. Был здоров и счастлив, как и всякий военный пенсионер.
Беса назначили заместителем начальника параллельного курса "Б". За никому не известный залёт Беса из училища отправили сначала в Чечню, а потом из блистательной северной Пальмиры дослуживать пенсию в Тьмутаракань. Бес честно отвоевал командировку и тут же уволился, восстановившись в органах внутренних дел всё тем же "курсачём" - курсовым офицером, оставшись до мозга костей вполне нормальным военным ротным. Пенсия нужна всем.
Пятницкого он встретил, как родного сына и даже обнял.
- Я знал, что ты в люди выбьешься - приговаривал капитан в новой милицейской форме, хлопая новоиспеченного младшего лейтенанта по плечу.
Вскоре они перешли на "ты" - две родственные души.
Когда сладкая парочка заступала на дежурство по Высшей школе МВД, слушатели первых курсов засыпали по команде "вольно" строго на правом боку, а наряд по курсам даже не пытался спать (отдыхать лёжа).
Бес заступал дежурным - Пятницкий - помощником, даже начальник Школы, молодой генерал, шёл мимо дежурной части на цыпочках, козыряя знамени - раздолбайскую "шаромыгу" оккупировал Устав внутренней и караульной службы Вооружённых сил России.
Бес был задротом, Пятницкий не отставал - дрочил первые курсы не хуже, чем его лично Штепа. В оттутюженной форме, в начищенных до блеска туфлях, Вадим чистым носовым платком искал недостатки в уборке расположения. Всю ночь дневальные наводили порядок, роняя слезы и проклиная доебистого мамлея и долбанутого капитана.
Под вечер, за пару часов до развода, Бес, как правило, снимал с наряда наиболее разгильдяйскую смену и эти же курсанты и сержанты заступали заново.
После расправы Бес и Вадим спокойно шли на пиво, пили разливную "Балтику", посмеиваясь над молодёжью и вспоминали родное командное училище.
- А помнишь, как ты меня гонял? - напоминал ротному бывший курсант.
- Было дело. Ты сам виноват. Рукопашный бой - слабый у тебя был. Вечно с разбитым носом!
- Зато я бегал за весь бат! И второе место по стрельбе из боевого оружия! - возражал Вадим - кто на соревнованиях из СВД с открытым прицелом пулеметный расчёт уложил?
- Первое место у меня было - довольно поглаживал не существующее пивное пузо Олег Иванович и делая глоток из кружки. Вадим, наконец-то узнал, как в миру зовут бывшего отца-командира.
Разница в возрасте всего в семь лет - а какая пропасть...
(продолжение следует)