МАНЯ. Часть 5.

- Ну тут хоть без жертв, чем дело кончилось-то?

- Манька в отделении переночевала, её выпихивали, но от пива не смогли оторвать. Не обижали, сам знаешь, наших особо не трогают, соседи же, да и оперотряд наш с дружинниками помогают. Генерал там ногами топал и грозился сгноить на каторге, но ему эксперт-фотограф пообещал снимки задницы крупным планом и в цвете, тот и угомонился, даже посмеялся.

С Поликарпом всё хуже, утром в субботу мы с Юркой туда поехали, всё-таки за девчонку заступался.  А он и в вытрезвителе буянить продолжал, хотели дело заводить, пришлось из общака стольник отдать, чтобы порвали бумаги. В кадрах наших сами личное дело сожгли, хорошо хоть удостоверение ему не успели сделать. Деньги гроссмейстер вернул через месяц, мы же потом к тёте его на адрес поехали, а то вдруг лыжи намажет. Дока ему ходули пообещал на узел завязать, когда упырёнок за воблу голос поднял. Полуэкт сразу пятно спереди на портках майкой прикрывать начал, - Доку с добрым лицом я только после двух литров водки халявной наблюдал, тяжело ему с заплечниками живётся. Оперативные расходы щорсовцы сразу компенсировали с лихвой. Мне всегда эти клетчато-шашечные не нравились, - что там у них на уме?

- Семёныч, но и тут её особой вины нет, из-за дрища же влипла.

- Запал ты на неё, Альбертыч, вот и адвокатствуешь, хоть кол на голове теши. Вынужден тебя расстроить, огрехи её выделительной системы, это ещё цветочки, хоть и перманентные, но там ход мысли отчаянный.

- Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, -не мной сказано.

- Воля ваша, сударь.

Дюймовочка изначально была закреплена за профессором Ахматовым,-ты не смотри, что у него правая рука от локтя деревянная и протезная, в перчатке кожаной,
зарплату забывает в свои 82 года вовремя получать, бухгалтерия бесится, каждый месяц отписываясь.  Трёх жён схоронил, с Нильсом  Бором якшался в Англии и не сел, а ещё и на Берию похож.

Александр Сергеевич очень охоч был до розария, и особенно пестовал Дюймовочку, делясь с ней всякими материальными благами. Понятно, что прикрывал все её чудачества. До поры, до времени.

- И его под вытрезвитель подвела?

- Нет, но подставила хорошо.

В пятницу, второго июля, Берия забрал её и ещё одну курочку, Воронцову, на свой день рождения домой, так как был не юбилей. Жил, да и живёт профессор на улице Горького, в доме у Белорусского вокзала, где ресторан Якорь, в огромной трёшке.

Гулеванили они там от души, напитки и блюда из ресторана официанты приносили, всё честь по чести. К вечеру воскресенья профессор выдохся и улёгся спать, тем более, что в понедельник ему надо было выступать на какой-то важной конференции. Барышням он выдал денег на такси и на всякие шпильки-заколки.
Воронцова действительно засобиралась домой, но Дюймовочка уговорила её ещё немножко посидеть, - не пропадать же добру. Понятно, что немножко превратилось во множко, благо доставка работала бесперебойно.

С употреблением горячительных напитков у Дюймовочки нарастала инициатива. Первым делом она решила постирать майку и юбочку, - уляпалась креветками  и прочими рыбными деликатесами. Так как горячая вода была отключена, то Маня скинула всё с себя в тазик, замоталась в полотенце и поставила кипятиться на плиту, после чего вернулась в столовую, где продолжила весёлую трапезу с подругой.

Душа требовала развлечений, и они принялись играть в карты на щелбаны. В какой-то момент Мане показалось, что Воронцова бьёт слишком сильно ,и в её голове созрел коварный план. В момент очередного похода в туалет она прихватила в прихожей протез руки Ахматова.

Тут небольшое отступление: правую руку профессор потерял в автоаварии, а будучи франтом  не мог позволить себе ходить в пиджаке с пустым рукавом. Всего у него было четыре протеза, - два на выход, обтянутые тонкой лайковой кожей, с большими перстнями какого-то английского научного сообщества на каждом, и два обыкновенных, деревянных, для дома, с разной конфигурацией кисти. Висели эти протезы в прихожей, на специально приспособленных крючках.

Дождавшись выигрыша, Маня выхватила из-за спины белую парадную руку и больно тюкнула зажмурившуюся Воронцову в лоб. Та заметила подмену, обиделась и началась небольшая ссора, закончившаяся тем, что Дюймовочка принесла остальные три на выбор и позволила поставить себе ответную шишку на лбу.

Помирившись, барышни решили немного пошкодить, - накрасили ногти на одной из бытовых рук и нарисовали чернилами наколку в виде пробитого стрелой сердца с надписью: Не забуду Машу- 1978. Эту хохлому проказницы тихонько подложили профессору под одеяло, в область гениталий, после чего продолжили развлекаться.

На этот раз они играли в ладушки, фехтовали, боролись на руках , гоняли по ковру банку с гуталином(всё это с помощью протезов) и ясен пень, поломали на них пальцы, войдя в раж. Тут с кухни повалил дым, - про стирку Дюймовочка забыла напрочь.

Девчонки бросились тушить уже начавший разгораться огонь всем, что попадётся под руку, в том числе и единственной оставшейся бытовой рукой, отчего та заметно обгорела и подкоптилась. Манькино бельишко тоже пострадало изрядно. Хорошо хоть окна кухни, выходящие во двор, были открыты и дым быстро рассеялся, не потревожив мирно почивавшего хозяина квартиры.

Дюймовочка простирнула свои тряпки от копоти, повесила всё сушиться, запихнула обугленный таз под ванну и села за стол обсудить  перспективы с подругой. Перспективы были мрачными, цвета поломанной чёрной руки. В качестве стимулятора идей был выбран коньяк.

- Воронцова! Эврика! Я всё придумала. Бери руки в руки и неси в ресторан, там наверняка завхоз какой-нибудь есть и клей найдётся, вот мой червонец, должно хватить.

- Фигушки! Ты всё затеяла, ты и неси.

- Так мне не в чем, всё мокрое ещё, да и в дырках. А я приберу тут пока.

- А вот не надо мне было гулю на лбу набивать. Я сейчас вообще домой поеду.

- Воронцова, не будь сукой. Ладно, я сама схожу, ты только дождись, потом спустишься, такси поймаешь и к подъезду подгонишь.

- Ладно, не обижайся, только не зависай надолго, я час подожду, не больше. А ты в полотенце пойдёшь?

- Сейчас накину что-нибудь.

На кухне из накинуть был только фартук, а в столовой - шторы и чехлы на креслах. Маня на цыпочках подкралась к спальне, в которой были все одежные шкафы, и заглянула в замочную скважину. Берия ритмично похрапывал или попукивал, на его лице была счастливая похотливая улыбка. Маня нажала на ручку, но старая медь предательски скрипнула и звуки оборвались.  Этот план провалился. Поменяться вещами Воронцова отказалась наотрез, - тебе приспичит, или учудишь чего, даже и не думай.

Надо знать Дюймовочку, её нельзя было остановить. В прихожей висел наутюженный для конференции костюм профессора, со звездой героя соцтруда и прочими орденскими планками. Берия был довольно субтилен, и костюмчик пришёлся почти впору. Маня немного подвернула штанины и рукава, заколола шпилькой лишнее в поясе, увидела, что её белые сабо на каблуке никак не подходят и надела  лаковые ботинки учёного, хоть они и были размера на три больше,- Воронцова, как я тебе?

- Один в один, только усиков не хватает и шапку надень норковую, волосы под неё уберёшь, и не отличить прям, я её на антресолях нашла. ( специально для Гринго: Воронцова русская по отцу, а вот  мамина фамилия ни в один кроссворд не впишется)

-  Будут и усики!

У Мани была определённая проблема в состоянии опьянения, - он всё принимала за чистую монету, но подавать себя у неё было в крови. Питерской ( не московской) тушью она нарисовала усики и отправилась в ресторан с охапкой дров. Алкогольно-мозаичное сознание вновь заставило её добиваться относительно правильной цели совершенно негодными средствами.

Двери подъезда выходили во двор и были совсем рядом с задними дверями ресторана, возле которых  курили или что-то носили-выносили труженики общепита. Но лёгкие пути не для Дюймовочки. Она вышла через двор на Грузинский Вал и с него свернула на Горького (ныне Тверская).

Летом Москва не так многолюдна, но в выходной, да ещё и в самом центре, рядом с Белорусским вокзалом.. Можете представить себе пьяного Чаплина с золотой звездой на груди,  в норковой шапке, несущего перед собой три руки разного цвета? А ведь кому-то повезло.

До входа в ресторан оставалось метров десять, вслед Мане неторопливо ехала патрульная машина, экипаж которой особого внимания на неё поначалу не обращал, - ну и что, что летом в шапке, гость столицы с национальными особенностями, сзади же не видать.

Ещё несколько секунд, и Маня бы успешно пришвартовалась бы в тихой гавани, но подвели ботинки. Бедолага  уже занесла было ногу на мраморную ступень, но запнулась, покачнулась и рассыпала груз. Бросилась поднимать, нагнулась и...

Шапка упала, из пиджака вывалились сиськи, шпилька с пояса отскочила и, когда Маня выпрямилась, держа двумя руками протезы, профессорские брюки немедленно съехали до колен.

Был бы патруль из родного четырнадцатого отделения, - опознали бы по родинке, но эти были из центрального, и увезли Дюймовочку на Большую Дмитровку.
- Лёнь, ну неужели Воронцова не могла  Маше помочь и не выпускать её в таком виде?

- Да кто их разберёт, пьяных куриц. Обиделась, видать. Предлагаю понизить градус, а то что-то коньяк забирать начинает, а истории ещё не конец...

З.Ы. для более полного погружения в обстановку:

Все свои институтские фотографии перерыл, - нет Дюймовочки, хотя вроде  снимали нас вместе. Стал искать в сети похожий типаж примерно тех лет, и аж вздрогнул,- девушка слева почти точная копия Маши, только наша чуть-чуть худее была, а лицо просто один в один, и причёска такая же. Удивительно, что вторая немного похожа на Воронцову.



Ахматов:



Про ресторан Якорь и меню 1974 года. В 1978 подороже стало, но не очень сильно.