Избушка бабы Гаши, одна из целой деревенской армии домов, стояла почти на опушке леса, как солдат в карауле. Вековые сосны и ели, эти зеленые великаны, внушали мне, четырехлетнему пацану, огромное уважение и вызывали трепет. Правда, чувства эти, не мешали шляться по лесу с утра, лакомясь земляникой, а потом весь день мотаться по селу, время от времени забегая в избы и получая нехитрое крестьянское угощение.
– О, артиста внук (деда в деревне звали артистом), заходи, держи.
Батон разрезался вдоль по всей длине, густо смазывался маслом, а сверху - толстым слоем клубничного варенья. Мгновенно уничтожив лакомство, я несся дальше, навстречу новым приключениям.
Деревня Козелкино будто сошла с полотен русских художников Васнецова, Левитана и Шишкина. С одной стороны-лес, с другой –поля, в центре озерцо с перекинутым через него горбатым мостиком, гуси и утки возле воды. Очень мне, городскому ребенку, нравилось, что все люди приветливо здоровались друг с другом. Конечно, были и ссоры.. Помню, с интересом наблюдал сцену выяснения отношений двух теток возле колодца: –Сука, отравлю колодец, хлебнешь водички отравленной!- орала пейзанка, надсаживаясь, словно оппонентка находилась в версте от нее. Та, конечно, в долгу не оставалась. Больше всего меня потрясла угроза отравить воду, которую она сама же и будет пить.

На краю деревни стояла старая трухлявая пожарная вышка, лазить на которую было строжайше запрещено. Но, как известно, в четыре года запреты только вдохновляют на подвиги и вышка покорялась мною не единожды. Вечернее солнце, уже не ослепительное, но еще яркое, освещает разноцветные заплаты поля, возле границы которого стоят дед с председателем колхоза и о чем-то беседуют. Забавная штука-память: я до сих пор помню фамилию председателя-Кукушкин. Зачем?...

Вечером баба Гаша, ловко орудуя ухватом, мечет чугунки на стол из огромной русской печи. Баба Гаша-великая русская женщина, потерявшая в войну шестерых детей, но не утратившая доброту и способность радоваться жизни. Фотографии ее дочери и пяти сыновей, висевшие на стене рядом с темными иконами, притягивали меня, как магнит. Я никак не мог осознать своим детским умом, как это: вот же они, живые лица, а их нет. Позже, чуть повзрослев, я перестал пристально разглядывать портреты, заметив, что бабуля плачет каждый раз, когда я это делаю.

В детстве мы часто спрашиваем у взрослых, почему они плачут. Потом, с годами, когда уже поздно, вместе со слезами приходит понимание. Память-тяжелая ноша, но она оставляет нас людьми.