Геша заболел внезапно. Еще вечером ничто не предвещало. Пришел с работы, приговорил привычные триста. Поболтал с женой. Помог убрать со стола. Кино, правда, смотреть не стал, сразу спать пошел. А ночью отправился поссать, а по дороге в клозет сознание и потерял.
Очнулся уже в реанимации.
- Рыгай, сука, рыгай! Сюда, пидер, сюда! . - Хлестала его по щекам размалеванная под готессу медсестра.
- Сссука! Какого ты его пиздишь?! Уволю пидераску! – Орал из дальнего конца зала доктор.
- Чимерис пили? Расскажите как вас отравили.- Увещевал Генчика, присевший у кровати дежурный милиционер.
Гена не был каким-то там авторитетом, но и униженным себя считать не привык. И, неизвестно, что вернуло его к жизни: то ли рванувшие в лицо черноглазой медсестры желтая блевотина, то ли мерзость от прикосновения ее липких ладоней. Очнувшись, Гена всю ночь выл от боли, скреб ногтями стену у коечного изголовья, и поклялся никогда и ни за что не стать жертвой хлещущей по щекам медсестры.
Ночью пацаны нашли концы, перевели из общей палаты в отдельную. Сбились в круг под окнами палаты, плевали в блестящую в свете уличных фонарей лужу, и приговаривали,
- Беда. Ой, бедаа.
Доктора поставили диагноз панкреатит и три вопросительных знака. Приказали не пить. Доктора в диагнозе сомневались. Он - нет. После той злопятной ночи больничная известка так въелась в его ногти, а вывернутые наизнанку кишки, так истончились, что бухло осталось лишь в сонных мЕчтах.
Некоторые говорили, что трус. Жена пеняла на непонимание. А ему было похуй. Пить он бросил. Алкоголь заменил спортом. Секс- литературой. Он почти прекратил жить, но и умирать не желал. Он стал бояться спать, перестал чувствовать тепло и ждал только жары и летней страсти.
Спустя полгода Геша похудел, стал красив и невыносим, как бог. Он раскачивался в поиске равновесия шагал от Будды к Шварценегеру. Искал себя в сознательном и лингвистическом. Качался, в общем.
Он прошел все. Красоту созидания тела и философию сказаний. Наслаждение болью и примирение с лекарствами. Он прочел Кафку, Ницше, Фейербаха, Витгеннштейна и "Кризис цивилизации". Он стал красив как Бог и отвратен как Иуда. Геша стал разговорчив как лектор и невоспримчив как догмат. Он все познал, все предал, и ничего не приобрел.
Оджды утром Генчику приснилась та, черноглазая медсестра.
- Рыгай, сука, рыгай, - Втыкала слова в его кадык сестра.
А ему это было уже похуй. У него был панкреатит, а это - круче любой лингвистики. Геша был готов помереть за ту больничную готессу. Отдать за нее единственное, что у него осталось- жизнь.
Но, утром жена упала на Гешу жизнерадостным телом, прижала дыханье чрезмерной грудью, и брызнула из него на простыни не только жертвенная жизнь, но и тонкие душевные кишечки.