– Зайчутка, ответь честно, что больше всего во мне нравится?
– Глаза.
– Нуу, ты даже не подумал! Разве кроме глаз ничего? Взгляни хорошенько. Что больше всего?
– Глаза.
– Кхым... А подробней. Почему?
– Большие. Красивые. Глядят. Очень нравятся!
– Грудь у меня тоже большая и красивая, но про неё ты забыл. И бедра крупные, но очень статные.
Когда в офисе я с большим разрезом на бедре, мужики просят его зашить, – не калечить им психику. Или перевернуть разрез вперед, чтоб наповал и не мучиться. Чем грудь и бедра плохи? Ну, подумай, котик.
– Подумал. Глаза.
– Пфф!... А ноги? Да когда я в мини, у мужиков шаббат. Когда в макси, – траур и производительность, как в шаббат.
А пальцы? Один живописец, увидев их, сказал карандаши. А музыкант, целуя, прочил карьеру флейтистки, – такие у меня подходящие к свистку губы.
А плечи? Да как ими поведу, мужики шатаются, как роща под топором санитарной порубки. Ну, подумай, что больше нравится? Не спеши, малыш.
– Не спешу… Глаза.

– Да ты свои-то разуй! А спина?! Когда я с голой спиной и зябну, то ОРЗ у мужиков. А волосы? – шелковые, длинные. Когда они распущены, мужики в шоке, как цирюльник Зверев. Ну?
– Глаза.
– А брови? Собольи, широкие, шикарные. У маленького Брежнева такие были.
А носик? Да каждый мужик грезит, чтоб такой носик поглубже совался в его финансовые дела, бумажник и душу. Ну, что больше по сердцу?
– Глаза.

– А ступни? Тарантино назвал ступни Турман божественными. Это он мои педали не видал! – не то б я кошмарила шашкой якудзу и зажигала с Траволтой, а ты б курил большой попкорн…
– Глаза.
– Черт! А моя лебяжья, лилейная шейка? Да мужики мечтают, чтоб обладательница такой вскочила им на шею и скакала, что Буденный в атаку: загнала, поцеловала и пристрелила в ухо.
– Глаза.
– А ямочки на щечках? – их отрыли купидоны, чтоб мужики падали туда, как в западню на колья и сладостно погибали от любви. Ну?
– Глаза.
– А коленочки? У них мечтают коленопреклоненно склонить коленные шарниры интеллигенты в седьмом колене и не отрывать колен от земли, даже под угрозой подколенного бурсита и радикулита.
А мои маленькие атласные ушки, над которыми плачут от умиления зайчата, ЛОР и слагает оружие отит и воспаление среднего уха?
– Глаза.

– Чтоб тебе! Жопа! В смысле, взгляни на жопу, мой чистый мальчик. Когда другие падают на стул, он скрипит. Когда я, – поёт аллилуйю. Деревянные лавки пускают побеги, а чугунные любезно принимают форму задницы. Даже брызги на нее не попадают, когда я…ну ты понял… Ну?
– Глаза.
– Ты слепой окулист… – ни пизды не видишь! А кожа? Сияет, бархатная, родинки рассредоточены стратегически безупречно – как баллистические ракеты класса «Сатана» – каждая разит наповал.
– Глаза.

– Оо! Который?! Правый, левый? Они разные, – на одном минус полтора, а другой уже дергается. Лицо, зубы? Подумай хорошенько, любимка…
– Чего б мне не стоило, – глаза!
– Бу-бу-бу. Ах, может ты и прав, лапусик. А что в них прекрасного? Ну-ка, расскажи.
– Большие. Красивые. Глядят.
– Кхым… А подробней…

А. Болдырев.