Пишет мужчина по имени Марат. Пишет и с жаром призывает меня быть мужчиной, незамедлительно прекратить всякие шашни с его супругой, и в особенности рекомендует воздержаться от написания страстных писем в стихах, коими я её засыпаю вот уже третий месяц, а равно как и тайные встречи наши незамедлительно свернуть, которые разворачиваем мы в стольном граде Москве, когда я и легкомысленная жена ревнивца бываем там, исключительно инкогнито, разумеется.
Называет меня товарищ Марат почему-то исключительно Игорьком (иногда Игорем Борисовичем) и сообщает, что ему хорошо известен адрес моего места регистрации. А именно — город Подольск, в коем я компактно проживаю вместе со старенькой мамой и собакой Гердой неуказанной породы.
На все мои попытки сообщить, что никаким посторонним жёнам я отродясь любовных стихов не писал, и в Москве ежели и бываю, то строго под присмотром супруги собственной, гражданин Марат верить отказывается, и настоятельно предлагает мне явиться в город Набережные Челны, где (далее цитата) он мне, собаке, рога-то пообломает.
Моё, возможно и не совсем тактичное замечание о том, что в сложившейся ситуации, соответственно устоявшимся канонам социального общежития, с позволения сказать некие отростки на головной части организма, именуемые в народе рога — это как раз таки удел господ, чьи легкомысленные барышни крутят романчики на стороне — не вызвал желаемого понимания и только ещё больше раззадорил страдальца.
Товарищ Марат пообещал лично явиться в град Подольск и сделать там мне нехорошо. На это я, разумеется, согласился и, памятуя о недавней, и, к сожалению не состоявшейся дуэли неких медийных персон, заявил, что оставляю за собой право выбора оружия, недвусмысленно намекнув, что двуручный меч — вот истинная отрада израненной душе и услада истосковавшемуся сердцу.
Также я высказал пожелание лицезреть на ристалище и саму виновницу предстоящей схватки, поясняя сие своим острым желанием, в случае моего проигрыша, тянуть к ней окровавленную руку и хрипеть — ну что, довольна теперь , довольна ты, волчица, а в случае безоговорочной моей победы — нагловато целоваться у всех на виду с без пяти минут вдовушкой, и, попирая ногой поверженного мужа-деспота, сквозь зубы шипеть ему — говорил я тебе, не твоя Любаша, говорил?
После этого товарищ Марат как-то сдал, утратил спортивную форму и перешёл на лексику нижних сортов. Начал фантазировать о половых соитиях как с моей почтенной родительнице, так и со мной лично, чем, как вы понимаете, мгновенно исключил себя из тесного круга благородных рыцарей, с которыми я, как Игорь, да и вообще, как человек изящных нравов готов был вступить в поединок, и перевёл себя в ранг забаненых навечно. Более о товарище Марате новостей нет.

Ещё пишет женщина. Регулярно создающая новые аккаунты, и как следствие — постоянного имени не имеющая. Она зовёт меня ласково Анатолием и рассказывает, что сынок наш Андрюшка уже в старшей группе детского сада, и что к зиме бы ему надо справить новое пальтишко и какую-нибудь обувь, а алиментов от меня как не было так и нет. И что она всё понимает, у меня мол там богемная жизнь и масса молоденьких проституток, ловко выдающих себя за приличных, но немного фривольно одетых девочек, и что у меня там дорогое винишко льётся рекой, если уж не Волгой, так Енисеем это точно, но она при всём при этом одна Андрюшку то поднимать уже почти не может, и лучше бы было, если бы я всё же одумался да и вернулся домой в Пензу, где меня ждёт верная и любящая жена и маленький сынок без пальто и шапки.
На любые мои возражения женщина сразу же включает Марата и начинает угрожать, что обязательно напишет куда следует и тогда-то беспощадная (но справедливая) рука закона покарает меня и строго взыщет, настолько строго, что покупка пальтишки покажется мне тогда невинной шалостью и зря, зря я сейчас отказываюсь пожертвовать малым, ибо в дальнейшем — неизбежно потеряю всё.
И деньги, и вечно пьяных молодых проституток, и свою бессмертную душу тоже.
Сердце моё, ребята, не камень, но я очень сильно стремлюсь к достижению именно такого состояния вышеупомянутого органа. Поэтому мне, конечно, жаль бедолагу Андрюшку, вынужденного ковылять по Пензенским улицам в утлом пальтишке не по росту, но поделать с этим ничего не могу и не желаю.
И отказываюсь платить и признавать бастарда за своего. И неизменно слышу в ответ я незатейливые женские проклятия и пожелания отваливания неких срамных мест, и так же неизменно отправляю я женщину в компанию к Марату и иже с ними. Такие вот личные сообщения.