Сменился с вахты. Вышел на пирс. Дышу «примой» и немного морским камчатским воздухом. С правого борта от нашего Бэдээра, соседями по пирсу, стоит барс. Мы, матросы со стратега, немного свысока смотрим на этих подводных  охотников. У них же нет шестнадцати баллистических ракет, способных не выходя из базы уничтожить 72 американских города. А у нас есть, и отсеков мы имеем больше.

Этот барс вчера пришёл с морей максимум, а скорее всего на другой берег бухты ходил. В автономках  бывают  только стратеги нашей 25-ой дивизии, а барсы те из 10-ой - многоцелевой. 90-ые годы на дворе, мать их за ногу, на всех флотского бюджета не хватает.

Курю, смотрю на барс.

Из рубки  барса выходит группа офицеров, слегка поддатые и возбужденные. Но не из-за выпитого, совсем нет. Есть у них одно развлечение.

Кап-два несет за шкирку здоровенного рыжего кота с бандитской наглой мордой. Таких котов в народе повелось называть Чубайсами. Сука, как в воду глядел:

- Бросай Чубайса! – нетерпеливо кричит офицерская братия с барса

И летит Чубайс за борт, в холодную морскую воду.

«Лошади умеют плавать.
Но - нехорошо. Недалеко.» - слышали такую песню?
Так вот она и про котов… Но не про всех.

Чубайс этот кошачий оказался и впрямь Чубайсом. Но я понял это совсем недавно. Тонуть он и не собирался.
Орал только как резанный  и бил по мелкой волне лапами.

- Будешь ловить крыс?
- Не будешь воровать котлеты?
- Не будешь у ссать на пилотку?

Слишком много вопросов, когда нужен всего лишь один – Жить хочешь?

И кот им отвечает, что будет делать всё как надо.
Что он будет жить по морскому уставу.
Что будет бороться за живучесть корабля.
Что если вдруг, то он и за НЗ сойдёт.
Только верните в уютную тесноту прочного корпуса.
Только заберите из этого кошмарного безграничного пространства.
Только вытащите из этой неподвластной когтям субстанции.

- Говорит, что  исправится – с какой-то неуловимой для описания усмешкой  говорит кап-два
- Говорит, что всех крыс передавит – вторит ему кап-лей
- Говорит, что с Бэдээра пилотку мне спиздит – подключается старлей без головного убора

- Кидай ему шкерт – приказывает кап-лей верхнему вахтенному

Матрос, стоящий с АКСУ на страже лодки от потенциальных диверсантов,  кидает в воду тонкую веревку.

Чубайс как заправский канатоходец вскарабкивается по шкерту на легкий корпус и с проворностью гиббона по скользкому вертикальному трапу поднимается в рубку. И вот его рыжий хвост исчезает в глубинах лодки.

Кот вернулся в свой дом. Он наверно всё забудет, и будет дальше бродить по лабиринтам отсеков, палуб и выгородок. Забудет это купание и свои обещания. Забудет внешний мир как кошмарный сон.

Я всё жизнь прожил с котами.
Они были всегда.
И я точно уверен – не должны коты жить в железе.
Это слишком жестоко для вольного животного.
Я с детства знаю – кот,  когда хочет, приходит домой через приоткрытую форточку. Пожрать, поспать и попрыгать за моей бумажкой на веревочке.
Но всё остальное время для него это улица.
Улица полная неожиданности, полная соблазнов и опасности.
Где кошки поют сладострастно, зовут и манят.
Где пахнет полевыми цветами или свежевыпавшим снегом.
Где можно кататься в пыли или лежать на нагретом солнцем камне.
Где плохие мальчишки швыряют камнями, а хорошие девочки туго пеленают,  играя в доктора.
Где ловятся вкусные птицы и где собаки за один укус переламывают хребтину.
Там всё по-честному, там у каждого есть шанс.

А в лодке?
Там один шанс на всех.
Там все равны перед смертью.
Там нет спасительных деревьев, там нет приоткрытой форточки.
Зачем коту эти человеческие игры в царя Гвидона?

Докуриваю и иду вниз.

Туда где всё понятно.

Где есть родной четвертый с пятым – ракетные отсеки.
И камбуз в пятом-бис.

Где всегда по расписанию еда, немного сна  и где не нужна верхняя одежда.

Где служба в тапочках и нет строевой.

Мне там неплохо и я со всем согласен.

Я могу  ловить этих долбаных крыс и  есть, когда еды не останется.
Я могу гореть в объемном пожаре и растягивать шланг ВПЛ.
Я могу ставить упор и пластырь, если забортная вода найдет лазейку.
Я могу задраивать переборку, прежде чем  окислитель превратит воздух  отсека в пары азотной кислоты.
Я могу умирать от удушья, когда лодка навсегда ляжет на грунт и верить в спасение.
Я могу делать всё, что  потребуется немилосердному морскому богу.
Я могу это, потому что я сам выбрал.
Я могу это, потому что теперь лишь воля случая.
Я могу это, потому что от меня уже ничего не зависит.
Я могу это, потому что я человек.

Если так нужно, бросьте меня в море и  не забудьте про шкерт.

Но котов оставьте на суше.

Коты  не должны болеть агорафобией.

Я могу за них. И я справлюсь с этой задачей.