Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!

МолохТ :: Михеич. Не два, не полтора. Раз и три четверти
Мне бы сразу выложить вторую половинку и дело с концом. Вам может похеру, а мне саднит. Только соскучились по мне в Хайфе. Делать нечего, полетел. Хер его знает, уютный это городок иль чем-нибудь замечательный-примечательный-привлекательный, а по мне, кто не кат, тот ворюга и прохиндей. Явреи, такие явреи, я не жаден, но доят так, - да имейте совесть, господа Богоизбранные. Но, впрочем, живой, значит надо отдать должное, дело свое знают. Не до Михееча мне было. Другая проблема волновала, как самолётом обратно лететь. Блевал ведь по поводу и без, дальше, чем видел. А я не люблю неудобства причинять тем, кто окрест меня. Совестно. Десяток церукалов, и кое-как долетел, никого не обгадил. В аэропорте брателло встретил. Вот ему я на дверку машинки наблевал. И по дороге тож старался нутро выворачивать. Грустно..

        Ну дык про Михеича. Мне в организме погано, потому буду писать из вредности про беды.

        Под Орлом в сорок втором затишье стояло.  Не хватало уже сил с обеих сторон сплошным фронтом воевать, от Балтики до Чёрного. Попросту говоря, дивизией, в которой служил Михеич, заткнули дырку. А немец нас бил тогда повзрослому. Только не везде. Но до Волги опрокинул. По чесннаку,  проёбывали мы тогда.

        Хозяйство Михеичевское в лесу расположилось. И чтобы бойцы от праздного безделья дурью не страдали, принялся он оборону укреплять да быт налаживать. На опушке понарыли окопы в полный профиль, укрепили стенки плетнями, блиндажи соорудили в три наката, землянки просторные обустроили. Даже баньки срубили в каждой роте, благо камней и дерева в избытке было. Проредили лес. Вша, это не хухры-мухры, жывотная вредная. Добился Михеич, извели. С водой трудности поначалу были.  Вода была рядом, но под венгром. Возили с речки жиденькой и из пруда деревенского за десять вёрст на подводах. Но в бочки наладились дивизионные коновалы гадость какую-то лить. Чтоб, мол, не обдристались. Ни похлёбки поесть, ни чайку морковного заварить.  Про чай отдельно. А кипрей кто отменял? На счастье нашелся боец, лозоход деревенский, нашел воду в низине за лесом. Отрыли колодцы. Жить можно. Учёбу боевую наладил. То сё, матчасть, взвод в наступлении, взвод в обороне. Бойцу больше не надо. Знай свой манёвр. Время от времени тревожили ворога, но так, для порядка. Война же.

        Военные машины с обеих сторон пришли в неспешное, но неумолимое движение. Чувствовалось, затевается что-то очень и очень серьёзное. На Волгу пёрли, дело понятное. Отсечь от каспийской нефти и марганца, а это броня. И Воронеж. Ой, мало кто знает, что такое воронежская битва. Будет черёд и на орловско-курской земле схлестнуться, да так, чтоб понятно было, кто верх возьмёт, того и победа в войне. Да побыстрей бы уже, воевать надоело, дожать и домой к Дусе.

        Упёрлись рогом в этот посёлок проклятущий. Никак не давался. Прятался он с двух сторон за невысокими куганами-высотками. Разведка говорила, церковь там очень красивая.  Чёт меркнулось, с Дусей бы повенчаться, срам конечно, коммунист как-никак, но с Богом-то воевать сподручней. Беда была в том, что до них метров триста с гаком по лугу бежать надо было. Артилерией проутюжить бы, да не было «приданого».  Две сорокопятки разбитые с зимы стояли. Собачился Михеич с зампотехом полковым, но толку не было. Боёв серьёзных не намечалось тогда, всё потом да потом. Одно слово -  «прощай Родина», виноват, два слова, только какой в них прок?

Мадьяры, стоящие против Михеечева хозяйства, обустроились грамотно. Пристрелялись дельно. Рыпались раза три венгру мотню приголубить, опездюлились. Потери страшно считать было. Надо отдать вражинам должное, раненых и убитых собирать давали. Так, постреливали для порядка. В благородство ли играли, кто знает? А скорее всего вони у себя под носом не хотели. Но от этого ещё больше ярился Михеич. Уж больно уверенно себя чувствовали мандюки венгры. И еще саднило, вроде обучил бойцов выживать-побеждать, а их большей частью поубила война. Значит не тому и не так учил? Всё было, злость, отвага и негласный приказ, - венгров в плен не брать, звери. За Воронеж. Гады. Ан..

- Ну дай отравы какой-нить, хоть бы задымить лужок.
- Нету.
- Хрыч.
- Сам пиздуй.
- А в рыло? мм..
     
        Доукомплектовывали батальон, чем придётся. Оно понятно, вся силища военная на Волге и у Черного моря была. Пришли две маршевые роты новобранцев. Смотрел Михеич на очередное пополнение и обреченно думал, что у писарей от похоронок руки отсохнут. Необстрелянные, азиаты в основном, хлипкие пареньки с тонкими шейками соорудили какое-то подобие строя и затравленно смотрели на него тусклыми глазами. Щенки костлявые. По-русски говорили кое-как через одного. Не верилось, что прошли они хоть какую-нибудь подготовку. Замполит, придурок кожаный, прибил бы нахер, попытался им речь пламенную проорать, но только напугал ещё больше. Видимо подумали, что ругается он.
        Кем воевать? Взводных повыбило всех. Дыры затыкал в лучшем случае сержантами, а то и более или менее опытными красноармейцами. Из офицеров надёжных только Ромка-Ромашка остался. Толковый, умно-дерзкий калужский паренёк неполных двадцати лет. Кряжистый, основательный. /ремарка. просто совпадение. Однако../ Почти год с ним Михеич отвоевал. Доверял ему крепко. Но последние дни ходил Ромка сам не свой, посерел лицом. Видел комбат, много раз порывался ротный с вопросами непростыми подступиться. Наконец Ромка решился:
        – Что творится, Михеич? Ну не Москва ж за нами. Зачем так по-глупому людей тратим? Их там по взводу на каждой высоте, каждые десять дней меняются. А в посёлке до батальона стоит. Разведка ж говорит, в каждой хате квартируют, да крупозавод под казармы приспособили. Мы и полком без артподдержки станцию в лоб не возьмём. А соседи, что справа, что слева – их, что не касается?
        Что и как ему  ответить можно было? Занимайся, мол, своими делами. Новеньких подтягивать будем, обучать, чему успеем. Два дня на всё-про-всё. Приказ есть, выполнять надо. Пока высотки не займём и на себя фашиста из посёлка не вытянем, поддержки не будет.

        На оперативке в дивизии задачу поставили, а объяснять, что штабные стратеги напридумывали, кто же будет. Только и понял, что на заклание им идти.

        Помозговали, по всему получалось Ромке в лоб опять курган брать. Потом туда станковые тащить и поливать в посёлке всё, что шевелится, а заодно и соседнюю высотку. Может свезёт, и трофейный пулемёт с приданым приспособим.  Собрали ему бойцов покрепче да пошустрей. Заодно всех придурков из хозслужбы Ромке отдал. Роту уполторил числом от штатного. Остальным шуметь по флангам побойчей приказал. Что, надо было весь батальон погубить, а потом стреляться?

        В предрассветный, самый сонный час, ещё до зорьки, пока только-только обозначились зыбкие контуры веток деревьев на фоне серого неба, пока всё вокруг еще не имело ни цвета, ни тени, собрал Михеич ротных в своей землянке. Ночью захолодало, и лег на землю жиденький туман. Не Бог весть, но всё подмога. На внезапность после нескольких предыдущих атак особой надежды конечно не было. Чай не дурни напротив стояли. Всю ночь венгры осветительные ракеты палили. На быстроту надежда была, лишь бы не сдрейфили бойцы, не попятились. И на удачу, понятие малообъяснимое, но работающее.

        Еще раз повторил, поставил ротным задачу. Подбодрить попытался, да толку что. И так всё понятно было.

Понеслось. Бегом, молча.

        Ромкина рота почти сразу залегла. Жидковаты бойцы оказались на пулемётный огонь бежать. Не усвоили понятие, всех-то не постреляют, а добежавшие, это полдела, дальше убивать надо, юшку пускать врагу. Попрятались, кто как мог, за кочками, в воронках. Вжались в землю. Пулемёты замолчали. Зато из посёлка через высотку споро, с протяжным воем полетели мины. Михеич, видя, как тает на глазах в брызгах огня, рваного железа и комьях земли рота, понимал, что выбор не богат. Быстро вперёд уходить из-под миномётного огня надо. Брать на зубах высоту. Опять же дым от рвавшихся мин надежно укрыл луг почти до самого подножья кургана. Отступать…  А потом всё заново? Чем это самое «потом» отличается от сейчас? Но тупо лежать – смерть. Глухо матерясь,  Михеич побежал поднимать своё «басмаческое воинство».
        Они лежали, не обращая внимания на мат, тяжелые, кованым сапогом, пинки по рёбрам. Ничего человеческого не осталось в них. Только животное желание выжить. Жить. Оказаться как можно дальше отсюда. Сейчас. Мгновенно. В едва обжитой землянке, в родных горах, в плену, да где угодно. Лишь бы перестали их убивать злые, незнакомые им чужие люди, которым они ничего плохого не делали.
          Двое бойцов, лёжа, отчаянно мутузили друг друга, пытаясь укрыться за жиденьким кустиком бузины. Увидел гадёныша, лежащего на боку и задравшего вверх ногу, раззявив мокрую мотню, в надежде поймать пулю или осколок. К нему. Тщедушный смуглый мальчик тихо подвывал, не чувствуя боли от ударов, не понимая, чего от него хотят. Глаза Михеича пересеклись с его обезумевшим взглядом. От бойца густо шла волна первородного страха. Михеич физически почувствовал, как заполняется липкой паникой его душа. И убоявшись самого себя, будто чувствуя, что может заразиться чумой загнанного в самые отдаленные уголки сознания страха, трижды выстрелил в эту серую маску смерти.
        Осмотрелся. Бойцы, насколько видно было в дыму и тумане, поднимались. То-то же, мандюки, проняло. Сквозь всплески разрывов прорывался ядрёный мат взводных. Слышно было, как подбадривали они тумаками сомневающихся. Что-то легко толкнуло-кольнуло пониже ключицы. Боли не было, только как-то враз тело ослабло и занемело. Краем сознания понял – словил. И тут же хлёстко стебануло по ногам, ломая кости. Луг вздыбился и вязко приложил Михеича мокрой росистой зеленью в лицо и грудь. Безразлично подумал, что не пахнет трава травой, а только кисло смердит жженым порохом и толом. И отчаяние, как же они без меня? Накрыла ослепляющая боль. А потом спасительный мрак.

        Не хотел я про ихние мясорубства писать, не удержался.. Это же ненормально, какой-такой они жизнью тогда жили зверской. А что поделать, вокруг Родина, а её топчет чужой сапог.

        Скажем так, это не вторая половинка про Михеича, так.. полтора. Ну помните детское, - считаю до трёх. Раз, два, два с половинкой, два с трёхчетвертью. Будет три. Херовое такое три. Даже название понимаю, какое будет. Сик транзит..
(c) udaff.com    источник: http://udaff.com/read/creo/135898.html