Скотт притащил первую упаковку таблеток. Показывает свои медикаменты, рассказывает что для чего, целая аптека. На улице, если за свой счет покупать, эти препараты обходились бы ему в более чем $2000 в месяц. Это не считая другие медицинские услуги, походы по врачам и операции. Дороговатый гражданин США.
К тому же он безработный, на инвалидности, да еще и преступник. Но бодренький вижу, смеется шутит, расстроенным я пока его не видел.
Кушает сейчас. Намешал в пластиковую миску: рис, фасоль, перец, кетчуп, майонез. У него манера жрать на ночь, когда двери уже заперты. Похавал, вытащил таблетки и говорит: «А теперь... десерт». И начинает отколупывать их из коробочек.
Не высыпаюсь. Скотт гремит дверьми рано утром, когда идет принимать инсулин, затем смывает туалет, который шумит как торнадо, в пять двери опять открываются, щелкает громко замок... в пять тридцать тот мудак орет: «ЖРАЧКА-АА»! Потом еще раз пять: «Жрачка, жрачка, жрачка»!!!» Громким зычным голосом, который в утренней тишине звучит оглушительно. Ну и какого хрена так орать.
Шум двери и крик будят, потом уснуть не могу. А Скотт спит. Принимать столько таблеток и пить столько кофе и спокойно спать...
Кенни, бодрый старичок, которому семьдесят четыре года, ходил сегодня в суд. Дали девять лет. Соглашение у него было: от пяти до десяти. Кенни был уверен, что получит малый срок, иногда даже говорил, что через полтора года будет обнимать свою старушку и тратить пенсию на путешествия. Он не сомневался, что ему дадут от двух до трех лет. Так и говорил всем: «со скидкой на возраст два годика дадут, не больше». Но судья решил иначе, получай по максимуму: девять лет! Так что даже при отличном поведении он выйдет в восемьдесят два.
В суд ходил также Тодд — злой толстяк, что подносы раздает. Получил двадцать лет, плюс пожизненный испытательный срок. Это каждый месяц становиться на учет, явки на анализы, конституционных прав лишают, в любой момент могут прийти обыскать
дом, автомобиль или компьютер. Покидать свой район города или место жительства без разрешения нельзя, не говоря о том, чтобы покинуть территорию штата или страны.
Но это все цветочки, по сравнению с предстоящими двадцать лет взаперти.
В зале галдеж, идет футбол. Норман сидит на своем месте, смотрит ящик. Он спит до обеда. Потом целый день восседает на одном и том же стуле. Периодически к нему подходят вновь прибывшие зэки, посоветоваться. Он более двадцати лет отсидел, ветеран. Норман стал частью стола, будто прирос там. Ходит он медленно, плавно, живот колышется. Весит сто тридцать кг. Было сто, когда сюда прибыл. Веселый, спокойный, срок ему светит не большой, не то что некоторым, это греет. Еще года три и он дома,
а там, опять криминальная жизнь... так он говорит.
Появился новый тип вчера, транзитом, Ахмед – мусульманин из Индонезии, молодой бизнесмен, владел сетью пиццерий. Федералы выборочно держат мусульман под наблюдением. В его электронных письмах как-то мелькнуло слово «терроризм» и в один прекрасный день, в пять утра, когда Ахмед видел во сне восемнадцать девственниц, ФБР его посетило в количестве двадцати десантников. Шум, гам, врываются в дом, выламывают двери, паника и беспредел. Ахмед в постели в шоке, кидают его на пол, наручники и в тюрьму.
Нашли у него несколько автоматов и симпатизирующую восстающим арабам, литературу. Томили полтора года, затем, чтобы не передавать дело в суд, предложили подписать соглашение. В обмен на меньший срок, рекомендуют признать вину без суда и следствия. Подписываешь и получаешь не столь суровый приговор. Если
не соглашаешься, твердишь что не виновен, то получаешь по полной. Девяносто семь процентов дел выигрываются федералами, поэтому почти все подписывают соглашения. Остальные три процента — это те, у кого куча денег, либо нет мозгов.
Итак, Ахмед подписал соглашение: от ста пятидесяти лет до пожизненно.
Не подпишешь, будет смертная казнь. Сидеть в Super Max Security, подземной тюрьме для террористов в Колорадо. Света белого не видишь, из одиночной камеры не выходишь. Никогда. Душ и туалет в клетке. Двадцать четыре часа в сутки, один в подземной клетке. Сто пятьдесят лет.
Сэмми, тот что сумочки воровал, свалил сегодня утром. Прибыл он сюда худенький, руки тряслись от наркоты. Поправился, набрал килограмм двадцать. Относят зэки подносы, там кое-что остается, а Сэмми уже бродит, рассматривает, выковыривает маргарин, хлеб, фасоль, все что остается. Набирает миску и потихоньку ест в течение дня. Цикоревый напиток, что давали по утрам, наливает по десять бутылок и тащит к себе
в клетку. Если утром опоздаешь к бадье, то Сэмми уже всё выцедил.
В соседней клетке сидел Майлс, молодой зэк. Тоже сегодня уехал. Когда двери запирали, он начинал стучать по полу кружкой, типа рэпер. Я ему в ответ ящиком
в стенку. В зале мы не разговаривали. Враждебные вибрации. Отправили его сегодня на восемь лет.
На его место поселился Томас. Пятьдесят лет, длинные седые волосы, похож
на потолстевшего рокера на пенсии. Домашнее насилие. Что произошло... Соседи у него мексы, дружная familia* из пяти человек. Глава семьи – Хосе, низенький, с усами,

работяга, апельсины собирает в сезон, а так сидит на вэлфере*. Прибыл в США через пустыню в Аризоне лет пятнадцать тому назад. Их было семеро друзей, покинули родную Гвадалахару, чтобы в Америке батрачить, но только один Хосе добрался до земли обетованной, остальные в пустыне сгинули, съеденные шакалами и грифами.
Жену – Розалита зовут. Толстая шумная ацкетка в розовых лосинах. Трое детей у них, четвертого ждут в марте.
Как-то в субботу вечером соседи расшумелись, уж полночь а музыка гремит, дети визжат, Розалита на них орет, телик воет, Хосе пьет «Корону» и футбол смотрит.
А Томасу утром на работу. Постучал он в стенку деликатно... Раз, два, три... не слышат. А может слышат, но игнорируют гринго.
Вздохнул он и позвонил в полицию, так и так мол, в соседней квартире дикий шум, не дают спать, а мне с утра на работу, я менеджер по продажам, голова должна быть ясная. Повесил трубку. Пока ждал, мексы угомонились. Минут через несколько звонок
в дверь. Томас открывает, врываются два копа, крутят ему руки, мордой к стенке, наручники. Жена его, ошалевшая в постели сидит, глаза вытаращила. Она у него вьетнамка, на сайте знакомств познакомились. «Э-эх... сколько денег и нервов ушло пока ее сюда притащил, лучше б там оставил». Так вот, жена в это время сидела телик смотрела, вьетнамский сериал, английский она не знает. А менты ей кричат: «Ma-am! Ma- am! Что он с вами сделал? Вы в порядке!?» И за пистолеты хватаются. Вьетнамка в шоке, ртом воздух хватает, глаза навыкате... а бедный Томас стонет на полу, ботинок ему
в морду вдавили, он что-то пытается вставить, а ему: «Молчать бля»! И вьетнамке
опять: «Вы в порядке, мэм? Вы в порядке?» А та хлопает глазками. Почему это она должна быть не в порядке? Может Том не в порядке, ему ботинок морду плющит... а ей то что... с тех пор как поженились (шесть лет) она не работает, то есть работает над тем чтобы забеременеть, но пока не получается.
Наконец Томасу удалось объяснить, что это ОН вызывал полицию насчет шумных соседей, а вьетнамка у него в порядке. Менты звонят мексам в дверь, выходит Розалита
в розовых лосинах и с толстощеким ребенком в охапку, еще двое выглядывают сзади. Порядочное тихое семейство. Она говорит: «да никакого шума у нас нету, вы охуели что- ли... сидим тут себе в кругу семьи, молитвы читаем... а вот у соседей... у Томаса этого, шум странный, и даже крики... — и добавляет тихо: «по моему он ее бьет, офисер... мне слышно через стенку... я и уши детям затыкаю, и телик громко делаю, все равно слышно. Вот так, сэр».
Томаса волокут в отделение, пробивают криминальную историю, а там компьютер показывает: двадцать лет тому назад, будучи студентом еще, Томас толкнул свою подругу, которая на него с битой кидалась. Дали тогда Томасу три года условно.
Но не сейчас. Как повторное аналогичное преступление, грозит три года. На сцене появляется адвокат. Пятьдесят тысяч борцу за справедливость (Том продал байк и дом
на колесах), плюс клятвенное заверение жены (через переводчика), что она не пострадала, и Томас скоро идет домой.
Familia (исп) Семья
Вэлфер Государственная программа для малоимущих

Вчера повздорил со Скоттом. Он вышел на прием инсулина, как обычно в три утра, и так грохнул дверью, что я чуть не слетел с полки. Я ему сделал замечание. Слегка грубовато, спросонья. Он тут же потопал к охране и пожаловался... мол, он диабетик
и сердечник, у него пять инфарктов, а я на него повышаю голос, из-за этого у него чуть
не случился инфаркт номер шесть. Мне велели собирать манатки и перевели в другой блок, чтобы Скотт из-за меня копыта не откинул.
Шум в предыдущем месте был просто симфонической музыкой по сравнению
с этим местом. Тут стоит ГРО-ОХОТ! Сижу в трехместной клетке, вторая полка сверху. Без понятия как я выдержу этот шум. В том зале как в больнице было, по сравнению
с этим балаганом. Надо было сидеть там тихо и не дергаться. Как же здесь шумно!
Встретил тут Майка, агента по недвижимости. С ним в клетке бывший доктор сидит. Осталось ему вроде полтора года, любитель классической литературы, показал мне ящик русских книг. Паренек еще с ними за столом, Джейсон зовут. Качок, белый, панковская стрижка, бывший банкир. Говорит, наполовину русский. Знает пару слов.
Это плюсы. А минусы... шумно, верхний ярус, под дующим вентом, и очень жестко. Может попробовать одетым спать? Все же мягче от одежды. Тогда на самом деле жестко, когда одежда на тебе делает ложе помягче, каждый миллиметр важен.
В этом блоке длинные очереди у телефонных аппаратов, даже дерутся из-за этого. За жрачкой тоже очередь, выдают подносы по фамилиям. Показываешь удостоверение, охрана отмечает в тетрадке, лишних не будет. Будто на супер шумном вокзале. Доктор показал мне как мусорка в проеме двери дрожит от шумных вибраций.
Одного из моих сокамерников зовут Антони. Низенький кучерявый негр, сидит за нарушение испытательного срока. Второй – Джеффрей, лопоухий, в татуировках, общительный, чувствует себя здесь как дома.
Закрыли на пересчет. Сокамерники общаются. Тема: о том, какие сроки дают
за стычки с полицией. Если ударить копа — десять лет. Если федерала — двадцать лет. Если обычного гражданина — тридцать дней. Говорят про сроки за наркоту: если найдут один грамм крэка — два года. За двадцать грамм — сорок лет! Сорок лет за щепотку наркотиков? Так копы могут это и сами подбросить при остановке.
Двери открылись после пересчета и сразу же рокот пронесся по залу. Внешние телики на всю громкость, никакие беруши не помогают... голова просто звенит. Приходится кричать за столом, чтобы друг друга услышать... Мусорное ведро таки трясется от вибраций.
Некоторые зэки говорят: «Выходишь из тюрьмы и через неделю забываешь о ней, все начинает идти своим чередом, будто тюрьмы и не было». А я хочу помнить этот опыт, хочу ценить свободу, тишину, свежий воздух, натуральную еду. Как важно не забывать, будучи на воле, о том что ты свободен. Каждый день радоваться и быть благодарным. Сделать чай, например, и смотреть на чаинки в стакане, как они медленно оседают
на дно... попробовать вкус чая, не просто пить, а наслаждаться. Или — фрукт! Кушать его медленно, с радостью. Или, творожок утренний... какой он полезный... какой вкусный... ягоды в нем... изюм, солнце и энергия, все вливается в тебя вместе с творогом. Вышел
на улицу, спешишь на работу? А не спеши, выйди на пять минут раньше... подыши воздухом, наслаждайся свежестью, посмотри вокруг, внимательно, с детским

изумлением... Пусть люди угрюмые, пусть спешат, пусть трафик, тебя это не касается... ты удивляешься жизни, ты свободен, ты идешь куда хочешь, кушаешь что хочешь, общаешься с кем хочешь. И тебе радостно. Просто так. Не нужна причина. Радость без причины, не зависящая ни от чего...
В зале – галдеж. На двух телеках футбол, а на другом кино, со всеми атрибутами кассового жанра: напряженная музыка, крики, погони, страх ужас, все убегают, погибают, между тем между тем главный герой спасает мир от апокалипсиса. Будто один и тот же композитор пишет музыку на все эти фильмы.
Ни завтрака ни обеда сегодня не было. Народ стоит в очереди, ждет жрачку, я тоже выглядываю из клетки периодически: «не принесли»? А по всем теликам как назло идет реклама еды: гамбургеры с жареной картошкой, чипсы, хот доги, пицца, кофе, пончики... Голодать это хорошо, но только по собственному выбору. Вокруг бродят восемьдесят голодных арестантов, только не рычат... очередь стоит, извивается по залу, ждут. Растущие здоровые организмы, метаболизм молниеносный. Тут ходят такие гориллы, каких я только в кино видел.
Я сделал себе чай, хорошо что хоть это есть, надо еще сахару купить. За окном сильный дождь, настоящая буря, зима надвигается.
Антони ездил в суд, только что вернулся. Дали полгода за нарушение испытательного срока. Он счастлив. Шесть месяцев, это просто отдых от гетто, как раз перезимовать в тепле.
Сегодня ночью в нашу клетку подселили еще одного парня – Малик зовут, из Пакистана. Вошел с шумом и извинениями.
Рано утром его вызвали на встречу с адвокатом. Вернулся растерянный, перепуганный, обещают от пяти до пятнадцати лет. Сидит на верхней полке, ногти грызет, читает судебные бумаги. Всё спрашивает: «Сколько дадут? Пять? Пя-ять?». Антони его успокаивает, говорит: дадут три, не ссы, мол.
Малик продавал синтетическую марихуану, галлюциногенные химикаты, которые реально жарят мозги. Федералы держали его под наблюдением два года. С ним связался доносчик, представился оптовым покупателем. Сделал пару закупок, сначала на пятьсот долларов, затем на тысячу, потом на две. Вычислили Малика по аккаунту на фэйсбуке, логин был точно такой же как и его электронная почта, по которой он с федералами общался.
В начале августа, двадцать восемь агентов ворвались в дом посреди ночи
и повязали Малика. И вот он сидит на верхней полке, в оранжевой униформе, грызет ногти и смотрит в пространство... И всё спрашивает: «сколько дадут»? Адвокаты говорят от пяти до пятнадцати лет, Антони же его успокаивает, три года мол получишь, не ссы.

Я только что звонил своему адвокату. Он сказал, что федералы конфисковали все мои вещи. Всё отобрали! Только ботинки остались, в которых я сейчас хожу, больше ничего не осталось. С кем еще такое случается, чтобы ни с того ни с сего остановили
на хайвэе, забрали всё, плюс посадили в тюрьму. Прав был Чак, бежать надо из этой страны, хоть и через Берингов пролив.
Выходил в зал, пообщался с народом, пожаловался на федералов, послушал истории. Джон, который банки грабил в одной и той же одежде, поведал мне с грустной улыбкой, что ходил в суд, ему предложили подписать соглашение на срок
от четырнадцати до восемнадцати лет. Украл он всего одиннадцать тысяч.
Через столик сидит – Уилл, белый тип лет сорока пяти, только прибыл. Посадили за незаконное хранение оружия. Завтра едет на слушание, надеется выйти под залог. Выглядит он невинно, типичный офисный работник, но оказывается он раньше сидел одиннадцать лет. Первые девять лет за вооруженное нападение на любовника бывшей жены, потом еще два, за нарушение условий испытательного срока.
С ним в клетке – кореец молодой, круглолицый. Десять лет за перевозку наркоты. Жил себе в Лос-Анджелесе, торговал там порошком потихоньку, но понесло его
в Огайо. Ехал он на машине c калифорнийскими номерами через всю страну с ветерком, но проблем, сердце радуется, дороги гладкие, пейзажи мелькают, в багажнике двенадцать кило кокаина. Заезжает в Огайо и тут же копы тормозят. Через пару минут патруль
с собакой прибыл, шесть секунд и собака садится возле багажника. Всё... можно обыскивать. Обещали тридцать лет, но он с радостью подписал соглашение на десять. Так чтобы без лишних расходов на расследование и суд присяжных заседателей. Получай десятку и говори спасибо. Welcome to Ohio! “Come for vacation, leave on probation”*.
За соседним столом сидит мусульманин — «Black» (Черный), так он представился. Негр из Кливленда, 33 года, качок, дреды, татуировки. Склад оружия в гараже нашли. Тоже тридцать лет обещают. А у него три жены и десять детей. У негров детей много
и почти все от разных жен. У сокамерника моего, Антони — пятеро. Две близняшки родились во вторник. Он даже не мог вспомнить от какой жены. Но радовался: «Две девочки! Близняшки!»
Вместе с «Черным» сидит его брат по вере, пожилой мусульманин, сегодня утром привели. Лысый, с длинной седой бородой, угрюмый. Домой едет. Пятнадцать лет отсидел за изнасилование. Но оправдали и отпускают. Произошла ошибка. Анализ ДНК показал, что это был не он. Выплатят какую-то компенсацию, но пятнадцать лет
не вернуть.
Новый тип вон стоит у доски объявлений, меню изучает... в темных очках, волосы
зализаны, на гангстера похож. Пилотом был, переправлял наркоту из Калифорнии
в Огайо. Жил красиво. Теперь стоит и читает меню на завтра: что здесь дают вместо омаров и шампанского... Фасоль с рисом и порошковый подкрашенный напиток. Вместо стриптиза — обезьянник полный галдящих зэков.
Уилл стоит с растерянным лицом у телефонных аппаратов, ждет очереди позвонить жене. Бедняга, пять лет светит вдали от молодой супруги и детей. У него ребенок годовалый и жена беременная. А он только отсидел одиннадцать, вышел, женился и обратно в острог.
Сегодня в особенности шумно в зале, если бы тут были стекла в окнах, то они бы реально дрожали в рамах. Так хочется свободы от этого бреда, хочется выйти на улицу,

хочется чистого свежего воздуха, хочется лечь на листья в лесу и смотреть на верхушки деревьев и синее небо между ними... Хочется слышать пение птиц, шуршание травы, журчанье ручья. А в зале идет американский футбол. Зэки орут, прыгают, кричат, спорят... а я сижу за столом с кружкой чая, и напиток в сосуде таки дрожит от вибраций.
Welcome to Ohio! Come for vacation, leave on probation* —
Добро пожаловать в Огайо! Приезжайте на каникулы, уезжайте на условном.
Малик читает Коран на третьей полке. Я тоже настроился почитать, но зашел Уилл пообщаться. В стрессе. Рассказал, что его однажды посадили на два года, только за то, что жена его друга позвонила в полицию и заявила, что он ей угрожает. Он этого не делал,
но так как находился в то время на испытательном, то его посадили. Я говорю: «почему ты не сбежал в Мексику, как только освободился в первый раз?» Он отвечает: «не было денег, не было знакомых... куда я подамся?» Но сейчас он уверен, надо бежать.
Уилл пошел опять звонить жене, вошел Антони с мешочком продуктов. Его двоюродного брата (в этом же блоке сидит), посадили в карцер, за то что подрался
со своим белым со-камерником. Мол, тот не попадал точно в очко когда писал, брызнул чуть-чуть мимо, кузена это разозлило и он накинулся на белого с кулаками. Но тот дал ему на удивление нехилый отпор. Когда черного тащили в карцер, то все видели что
у него морда в крови. Может даже срок добавят за нападение. Сегодня уже несколько человек в темницу отбыли.
Заходил Уилл опять. Попросил написать ему русский алфавит. Решил по истечении срока бежать в Россию. Надоело, говорит по тюрьмам тут мыкаться. За пять лет как раз русский выучит. Рассказал, что в суде видел свою годовалую дочку. Когда протянула
к нему ручки и пропела: «Папа, папа»... он расплакался. И тут он прослезился, быстро встал и вышел. Я обещал учить его русскому.
Десять вечера. Еще два часа шума, потом отдых. Народ гогочет в зале, будто тут камеди клаб, а не тюрьма. Смеются не все. Только те, у кого маленькие сроки или кто принимает антидепрессанты.
Уилл часто заходит пообщаться, грузится. Зарабатывал на воле более ста тысяч в год, женился пару лет тому назад, ребенок годовалый, второй на подходе. Купил дом в пригороде (переписал на жену на всякий случай) и — бац!.. закрыли. За что? Лучший друг, у которого Уилл давно еще купил ружье, позвонил в ФБР и сказал, что у него есть оружие. Пять лет! Нельзя с судимостью оружие иметь.
Вернулся Малик из суда, почерневший лицом (он и так черный), уставший. Предварительное слушание. Адвокат говорит, что дадут от пяти до семи. Малик даже
не знает, печалиться или радоваться. Меньше чем грозились раньше, но больше чем ожидал. Только Антони – негр, спокойный. Еще шесть месяцев и свободен. Без probation*. Свободен от звонков, отмечаний в участке и жизни с оглядкой. Получил он эти дополнительные полгода за анализ мочи, показало марихуану. Ну а если
на испытательном, зачем курить? Теперь, говорит, криминал оставит позади, устроится

работать поваром на тур теплоход и на Гавайи. Там тоже повара нужны. Подальше от Огайо.
Уилл тоже строит планы. Выйдет через пять лет, поработает с женой немножко, накопят денег и в Восточную Европу! В Прибалтику или в Россию.
Малик ходит потерянный, стрессовое это мероприятие — поездка в суд... в кандалах, голодный, испуганный. Пошел варить себе китайскую лапшу.
Восемь вечера. Только что приносили почту. Приходил охранник с коробкой... зэки толпятся, он выкрикивает имена, письма передаются цепочкой. Все вылазят из клеток и глазеют, даже если получать писем не от кого, хоть на других посмотреть.
Малик попросил у меня конверт и марку, написал письмо домой. Дочке нарисовал солнышко и сердечко, раскрасил карандашом, показал, всплакнул... Дочке шесть лет.
Probation* Испытательный срок
Шестое ноября. Только что перевели в другой зал. Это как наказание вместо карцера, по блокам путешествовать. У меня столько вещей, что это целый переезд: мешок книг, одежда, продукты, много чего накопилось за полгода.
Поместили в 110-ю клетку, на боковую полку. В каморке три топчана, но только два шкафа, поэтому все мои вещи на полу, даже матраса пока нет. Сижу в зале, растерянный и уставший. В клетке темно, окно упирается в стену. Пока только одного со- камерника видел. То ли негр, то ли латино, непонятно. Пуэрториканец наверное. Недовольный вновь прибывшему. Трое в клетке тесновато, развернуться негде.
Эти двое тут уже несколько месяцев. Не знаю, как буду ладить с ними. Пуэрториканец говорит, что нехорошо находиться все время в клетке, типа он уже отсидел десять лет и знает законы. Зло поглядывает и все делает замечания. Не нравится ему, что я тут. Мне самому не нравится.
Народ здесь группами, по нации и религии. Латино со своими, черные отдельно... Разрисованные, тату на руках, на шее, на спине, на лицах... Это их канвас, где они пишут миру свои сообщения. Свобода слова на собственном теле. Только там она у них
и осталась.
Встретил тут парня, который пишет сценарии. Зовут Мелл. Черный, низенький, интеллигентный. Отсидел девять лет, через месяц домой. Он уже был на probation,
но выпил пива и провалил анализ, дали еще шесть месяцев. Мелл — живой, умный,
не типичный зэк, попал в тюрьму за распространение крэка.
Крэк — это кристаллическая форма кокаина, представляющая собой смесь солей кокаина с пищевой содой. В отличие от обычного кокаина, крэк курят. Популярен в гетто из-за дешевизны. В семидесятые годы федералы ужесточили наказание за крэк. За один грамм срок как за сто грамм кокаина. За 50 грамм крэка — срок от десяти до пожизненно.
Мелл получил десять лет за две унции (около 55 грамм). Их было четверо друзей. Ему дали самый маленький срок. Друг его получил двадцать лет за 126 грамм крэка. Второй товарищ отсидел восемь лет, потом добавили еще двадцать пять. Третий фрэнд схлопотал тридцать лет в федеральной тюрьме за 23.8 грамм крэка, плюс восемь
в областной. Посчитали сроки отдельно. Тридцать восемь лет за 23 грамма крэка.

За убийство получил бы меньше. Дали так много, потому что он уже имел криминальную историю, так что судили как профессионального преступника.
Мелл говорит: «В тюрьме надо работать над собой. Извлекай лучшее из того времени что тебе придется сидеть. Занимайся спортом, молись, рисуй, читай... А если будешь только в карты играть, ТВ смотреть, кушать лапшу и пирожки, то станешь тупым и толстым. Взаперти меняется поведение, меняется мышление... к лучшему или
к худшему — выбор за тобой. Нет человека, который бы провел десять лет и более
в тюрьме и при этом остался бы „нормальным“. Посмотри на своих двух со-камерников... одному предстоит тридцать лет взаперти, а второй только что отсидел тринадцать
в Maximum Security... Ты думаешь у них нормально с психикой?»
Закрыли на Count. Латино на верхней полке слушает радио, а черный (Рауль зовут), сидит расчесывает башку щеткой. Он весь простреленный, перед арестом из него извлекли семь пуль. Повалялся в госпитале, еле выжил, кормили через трубочку, похудел на сорок килограмм. Сейчас восстановился, но ходит на костылях, ноги ватные. Сидит
на своей полке, думает. Предлагали ему семнадцать лет, он отклонил, решил судиться. Но у федералов чрезвычайно редко кто выигрывает, так что имеет шанс получить сорок лет.
Пуэрториканца зовут Пит, он был на probation после тринадцати лет за решеткой, но не удержался, покурил травы. Дали еще полгода. На испытательном зэки ходят словно по тонкому льду, за любое малое нарушение могут посадить обратно.
Рауль уныло перелистывает журнал с толстожопыми моделями, Латино выглядывает в проем двери, смотрит футбол по ящику. Рауль вздохнул, закрыл аккуратно журнал, запрятал к себе в шкафчик и вытащил оттуда грязную миску. Подошел к раковине и стал ее медленно мыть, обильно используя моющие средства... будто варил отраву
в ней, а не китайскую лапшу. Латино вскарабкался к себе на верхнюю полку, надел наушники и стал выкрикивать рэп.
Рауль рассказал, что он единственный из выживших мужчин в его квартале. Говорит, в гетто сложно встретить черного мужчину старше сорока. Погибают молодыми, либо сидят в тюрьме. Сесть за решетку — это единственное спасение для некоторых, выживают взаперти.
Сегодня на ужин давали хот доги. Когда в меню что-то иное чем фасоль да рис, то все валят в столовую. Толпа из 300 - 400 зэков плывет оранжевыми волнами по коридору. При входе в харчевню волны сужаются и вливаются в двери. Слева — перила отгораживающие столовку от прохода, справа — стена. Все двигаются в очереди
и поглядывают на уже хавающих в зале. Метров через двадцать сидит охранник
и сканирует удостоверения. Из маленького окошка в стене выползает желтый поднос...
Меня подозвали к столу, где сидели знакомые: Майк, агент по недвижимости, доктор аферист, Джим — драг дилер и Рик — местный негр из Янгстаун. Всем почему-то было очень весело. Майк и Джим громко хохотали, Рик жевал и громко обсуждал политику... только доктор задумчиво кушал.

Мне стало грустно от этого беспричинного веселья, я быстро съел сосиски и стал собираться. А тут рассиживаться и некогда, надо спешить, минут десять и охранники начинают выгонять. Они ходят между рядами и следят, чтобы зэки ничего по карманам не рассовывали.
Второпях, как в армии, проглотили хот доги и направляемся к выходу. Джим, Майк и Рик продолжают громко разговаривать и хохотать. У дверей стоит секьюрити
и проверяет удостоверения. Выходим в коридор, там семь охранников в ряд — шмонают. Доктора поставили к стенке, остальные прошли. Он был важной персоной на улице, Стэнфорд окончил, имел свою практику, а тут сплошное унижение.
Я вынес, завернув в салфетку, два печенья. В клетке съел, запив чаем. Сижу
на своей полке, спрятался от шума. Заходил Латино с темной кучей неудовольствия, посмотрел на меня, вздохнул и вышел. Мои вещи под полкой, в мешках, ничего
не распаковывал на случай если отправят в карцер, я к этому готов. Уж лучше там, чем в этом зверинце. Но, надеюсь, все-таки переведут в другой блок.
Вышел в зал. «Добро пожаловать в ад»! В зале смотрят футбол. Боже, как они кричат! Реальная тюрьма по сравнению с этим зверинцем кажется мечтой.
Молодые негры играют в карты. При этом они вопят, прыгают, хватаются
за голову, чуть ли не валяются на полу от эмоций. И это от игры в карты. Представляю, что творилось в гетто, когда они имели в крови наркотики, а в руках — оружие.
Шум все усиливается, такое ощущение что все пытаются переорать друг друга. Многие в наушниках, выкрикивают слова рэпа, другие смотрят футбол и орут, третьи стучат кружками по столу. Один негр с дредами забрался на мусорный бак и колотит по нему ногами.
Группа черных танцуют перед негритянским МТВ и напевают, придерживая штаны. МТВ тут крутят круглосуточно, показывают успешных негров в ярких автомобилях, блестящие цепи на шее и окруженные сексуальными телками. Несколько молодых негров стоят с поднятыми руками, ладони вверх, будто медитируют перед телеком, молятся богу рэпа. Это их религия: деньги, женщины, золото.
Группа качков зло отжимаются от пола. Пару толстяков бегают вверх вниз
по лестнице, обмотавшись в пластиковые мусорные мешки, чтобы потеть и худеть. Но так можно и тепловой удар получить. Кстати, на прошлой неделе, один из этих бегающих
по лестнице в мешках, умер в столовой. Шел себе с подносом и вдруг свалился. Тридцать пять лет.
Перевели меня в соседний зал номер четыре. Второй этаж, угловая клетка. Черный из Нигерии по кличке «Африка» спит на нижней полке. Тут вроде по тише.
Выходил на РЕК. На улице почти никого, холодно. Поиграл в Cornhole* с типом из Канады. Брайан зовут, лет пятьдесят, краснолицый, толстый, веселый. Одиннадцать месяцев отсидел в этом остроге, до этого — в Буффало. Эта тюрьма стратегически расположена между тремя большими городами: Кливленд, Питтсбург и Буффало.

Буффало находится возле Ниагарского водопада, на границе с Канадой. Там выдают канадцев, которые нарушили американские законы. Ссылка
в США, «экстрадиция» — страшное слово, не только для канадцев, но и для многих других стран, имеющих соглашения об экстрадиции с Америкой. Поэтому зэки мечтают скрыться в таких странах как Россия или Венесуэла, где нет закона об экстрадиции
с США.
Город Ниагара Фоллс находится через речку, напротив канадского города
с таким же названием. Брайан из этого города. Жил он себе на канадской стороне и горя не знал. Но вот, познакомился с женщиной на интернете, проживающей в американском Ниагара Фоллс. Начали встречаться. Расстояние между городами три с половиной мили, минут пятнадцать на машине. Брайан имел собственный бизнес, грузовую компанию, оборот — около десяти миллионов долларов в год, чистый доход — пятьсот тысяч.
Подругу звали Никки. Тридцать с чем-то лет, стройная рыжеватая ирландка
с большими голубыми глазами, пухлыми губами и джинсах в обтяжку. В один зимний вечер, он находился у нее в гостях, когда четыре гопника ворвались в дом, вырубили Брайана, потащили в подвал, связали и потребовали дебитные карты с пин кодами
и данные банковских счетов. Два месяца сидел Брайан в подвале и каждый день Никки & Компани снимали денежки с его счета.
Пару раз ему приходилось звонить лично в банк (приносили телефон в подвал), чтобы подтвердить транзакции. Когда у Брайана осталось десять тысяч в банке, они его отпустили. Один миллион шестьсот семьдесят тысяч с хвостиком сняла банда с его счетов. Отпустили, предупредив, что убьют если кому расскажет. Скажи спасибо что живой.
Но Брайан вернулся. Приехал в ту же ночь обратно, с автоматом. Нашел одного
из тех четырех бандитов вместе с Никки в постели. Оказывается, она была замужем и этот был ее суженый. Брайан избил мужа и спустил в подвал, в тот самый где он сидел давеча и молился два месяца по ночам. Пока он его волочил вниз по лестнице и перевязывал, Никки позвонила в полицию. Когда Брайан выполз, вытирая пот и отдуваясь, полиция его уже дожидалась.
Брайан судится. Надеется выиграть дело, вернуть все свои деньги, плюс компенсацию за нанесенные бизнесу, во время его заключения, убытки. Если бы его бывшая пассия проживала в Канаде, то он давно был бы на свободе, но это американские федералы. Они нарыли инфу о том, что в юности, лет тридцать тому назад, Брайан был арестован в Нью-Йорке за микроскопическое количество марихуаны. Таким образом, он уже имел судимость в США... поэтому, как уголовный преступник, ему нельзя иметь при себе огнестрельное оружие, тем более привозить из-за границы. Плюс избиение, вымогательство, похищение людей, много чего приписали.
Но все же он надеется выиграть, так как есть записи о нелегальных переводах средств с его банковских счетов, а также видео с банкоматов, где муж Никки в очках Ray Ban и в капюшоне, снимал деньги с его карт в течение двух месяцев.
Cornhole (игра) Игроки, по очереди, бросают мешочки с песком на дощечки с отверстиями

Много канадцев тут встречаются. В этом блоке сидят два индуса из Канады. Мекхан — молодой и бородатый, похож на грузина и его двоюродный брат «Z». Полное имя «Z» — Занеш. У них был семейный подряд, вместе с матерью и братом мутили бизнес по продаже непатентованных фарма препаратов — нелегальная аптека онлайн. Отправляли медикаменты из Индии в Америку и Канаду. Их сайт давал доход два миллиона долларов в месяц.
«Z» имел слушание сегодня, прошение выйти под залог. Отказали. Большой риск побега. У него паспорт толщиной в три пальца. Личное дело на «Z» — шестьсот тысяч страниц (это на каждую таблетку?)
Арестовали его в аэропорту Майами при пересадке. «Z» пугают 20-ю годами, но обещают срок значительно меньше, если заманит в Америку брата и мать. Но те не спешат с визитом... «нам и в Индии хорошо».
Мекхану светит относительно немного, от трех до пяти. Он давно обитал
в Таиланде, но зачем-то поперся в Канаду с пересадкой в США. Трансфер этот, возможно продлится от трех до пяти лет.
И еще один канадец есть тут — фальшивомонетчик. Француз из канадской провинции, Тони (Antuan). Пухленький, маленький типчик Антуан, но с грандиозными идеями. Он решил так: раз все легальные бизнесы и нелегальные махинации в конечном итоге делаются ради денег, то не проще ли перейти сразу же, к изготовлению... денег?
Самое сложное было приобрести бумагу для производства купюр. 75% хлопок
и 25% лен, такова пропорция. Куда бы он ни обращался, все становились подозрительными. Никто не хотел продавать. Наконец, нашел фирму в Европе, которая поверила его историям и взялась за изготовление бумаги. Шестьдесят пять тысяч ушло на это. Еще около двухсот тыщ были потрачено на специальные принтеры, изготовление форм, чернила, пробы и т. д. На все аксессуары ушло около трехсот тысяч, которые Антуан заработал продажей наркотиков.
Он изучил технологию изготовления купюр онлайн, в частности на сайте Секретной Службы США, где в мелких деталях был описан состав производства долларов. Когда наконец, все инструменты и полуфабрикаты были приобретены, Антуан снял большой гараж и занялся печатанием денег. Этот процесс был самым счастливым периодом его жизни. Двести пятьдесят миллионов в фальшивых 20-ти долларовых купюрах были напечатаны. Не отличить от оригиналов. Любую проверку проходят.
Но потом встала проблема: как сбыть. План был продавать за 30% от суммы. То есть, двести пятьдесят миллионов продать за восемьдесят. Но покупателей не было. Полный гараж денег, пахнущих краской, а покупателей нет. Что делать.
Антуан обратился к друзьям наркоторговцам из США, с которыми он раньше имел дело, но те даже слышать не хотели. Опасно, говорят. По сто кило кокаина переправлять через границу не опасно, а фальшивые доллары... «Не-е... нет»! Антуан, в отчаянии, стал искать покупателей в Канаде. И нашлись заинтересованные. Но это были подставные федералы, секретные менты. Назначили стрелку, купили сто тысяч один раз, второй...
и в третий раз нагрянули в пять утра к нему домой в гости. Крики, паника, в масках. Антуан на полу, подруга кричит в истерике, всё как обычно. При обыске в доме нашли кучку долларов небрежно лежащих в углу гардеробной, плюс несколько стволов
и калейдоскоп наркотиков на выбор: марихуана, гашиш, кокаин.

Передали богатого Антуана американским федералам. Пообещали ему шестьдесят лет! Это за кучку фальшивых долларов (около двух миллионов) в клозете. Федералы
не знали, что еще двести пятьдесят лимонов, пахнущие краской, лежат аккуратно расфасованные в гараже. Парадокс, но именно то, что он напечатал в сто раз больше денег, спасло Антуана. Он пообещал ФБР, что если они передадут его канадским властям, то он сообщит, где находятся еще двести миллионов. Те согласились. Ради того, чтобы улицы не заполонили фальшивые деньги.
И вот, Антуан находится тут вместе с остальным преступным народом. Отсидел
в американской тюрьме в Буффало три недели, и здесь — две. Через несколько дней — домой, в Канаду. Там ему светит не более шести месяцев за нелегальное хранение оружия и наркотики. За подделку долларов — ничего, так как он делал американские деньги,
а не канадские.
Антуан счастлив. Да, двести миллионов фальшивых денег ушли на выкуп, но еще пятьдесят хранятся в отдельном месте, о котором никто не знает. И даже если федералы и догадываются об этом, соглашение уже подписано, от американских властей он отделался. А шесть месяцев в Канаде он может и условно получить, или с шайбой на ноге дома провести. Пятьдесят миллионов в тайнике его греют и наполняют радостью. 30% — это около семнадцати миллионов настоящих денег. Можно начать легальный бизнес. Что мало вероятно, глядя на Антуана. У него уже крутятся в голове несколько махинаций.
И ему не терпится к ним приступить.