Какого - то неведанного хуя вчера я не увидел на своем любимом сайте поздравления окружающих с 23 февраля. Наверное, сейчас это  нихуя не модно. Это ниразу не день святого валентина и не хэллоуин. Кто-то даже умудряется гордиться тем, что откосил. Хули, каждому времени свои герои. 

Я походу ниразу не современный, но я сполна отдал свой эфемерный долг Родине.  Почему-то я с детства считал, что мужчина должен отслужить в армии. Наверное, подобная наивная лирика  про школу настоящих мужчин была навеяна патриотичными  фильмами про войну и книжками из центральной городской библиотеки имени Луначарского. 

Я окончил вуз, военной кафедры у нас не было в принципе, и после сданных госов я с гордостью упиздил в ближайший военкомат для прохождения очередной медицинской комиссии. Эта унизительная процедура, больше напоминающая  ветеринарный осмотр домашних животных:  покажи зубы- покажи ноги- наклонись- какую букву видишь- жалобы есть – здоров нах, окончилась встречей с военкомом, бравым мужиком, который с благодушным видом, пристально глядя мне в глаза, спросил - сынок, ты хочешь служить? Я неопределенно пожал плечами, понимая, что от моего ответа абсолютно ничего не зависит, и ответил, что какбэ не против. Военком прослезился и сунув в руки мне повестку сказал, чтоб через неделю я, как штык, прибыл с барахлом  для отправки на военную службу, и ниибет! Яволь, мой генерал, сказал я про себя, и отправился домой.

А дальше проводы. Проводы, это такая пьянка, когда твои друзья, уже сумевшие откосить, стыдливо отводят от тебя глаза, глотают водку, и говорят, что ты молодец, что служба это ахуительно круто, и что все будет заибись. А те, которые служили, те почему-то все больше молчат и на  твои вопросы - как там ? в основном отшучиваются.

На тот момент я ни с кем не встречался и был избавлен от ненужных обещаний, от клятв в верности и нелепых банальных фраз про вечную любовь. Меня никто не обещал ждать. И я напивался. Все сильней и сильней. Идти в армию трезвым категорически не входило в мои планы.  Утро я помню смутно, материны слезы и крики друзей  остались где-то далеко на  подсознании. Я еду в Ставрополь, откуда меня должны призвать.

Нас человек десять из военкомата везут на сборный пункт. Все пьяные. Истерично смеются и стараются не думать о будущем. На сборном пункте таких как мы, как говна за баней, то есть совсем не мало. Основной для всех вопрос, куда мы попадем служить и как там? Целый день шатаемся без дела. К вечеру нас строят на плацу. Одеты все кто во что,  по принципу, что не жалко. Говорят, что мест на ночь у них не хватает, что они несколько обсчитались. Поэтому всем, кто призван из города, убедительно предлагают съебаться  спать домой. Мне тоже, их не ебет, что у меня прописка в этом городе в студенческой  общаге, из которой я давно уже съехал. Я иду к другу учащемуся на несколько курсов младше. Опять пьем всю ночь. Утром, шатаясь,  иду на сборный пункт. Нас снова строят. Похоже, что это такой ритуал. Выходит невысокий, худощавый пожилой майор с обвисшими усами. Он говорит, что Родине нужны добровольцы для службы за границей.  Говорит, что служить будем в Грузии, что-то рассказывает, про мандарины, вино и вкусные хинкали. Некоторые этому верят. Кричат, чтоб обязательно взяли именно их. Другие скептически кривят губы, и говорят что хуй они туда попрутся. Я тоже не верю в эти сказки про вино и сахарные мандарины, но посмотреть на мне Грузию интересно. Я  записываюсь в добровольцы. Пишем заявления.  Нам говорят, что самолет будет только через неделю и снова отпускают домой. Военкомат вновь отторгает меня на время. Чтоб потом поглотить и закинуть в самую жопу.

Я возвращаюсь домой. Сюрприз блядь. Всю  неделю не переставая пью с друзьями. Кажется, что эти проводы уже никогда не кончатся. Но  неделя проходит. И я опять в военкомате. Нас везут на сборный пункт в Краснодар. Везут на автобусах. Все с тяжелого похмелья, пьют воду и делают вид, что никто ни  капли не волнуется. Чем сильней все стараются быть невозмутимыми, тем больше видно, как  они мандражируют.  Самолет должен вылететь из Краснодара в тот же день, но он не вылетает. Ни в тот же день, ни на следующий. То ли не было горючего, то ли была нелетная погода. Но мы неделю тупо  сидим в Краснодаре. Нас около сотни. Сотня пацанов, из Ростова, Краснодара, Ставрополя, Астрахани. Торчать неделю на сборном пункте очень скучно.  Еще тяжелей переносится неизвестность. Но все хорохорятся. Слышатся фразы- «все хуйня, пусть там  деды только попробуют  возникать, мы их толпой как нехуй делать на место поставим. Правда, пацаны?». А пацаны солидно кивают, типа «ясен хуй, поставим, ага». Позже, авторы этих фраз, попав в часть, первые начинали шестерить и заискивать перед старослужащими. Но тогда все еще казалось далеким и неизвестным. Самолет все-таки находят. Грузовой военный борт. Многие дети окраин впервые видят вблизи подобную технику.  Один рыжий, кажется, его звали Андрей, трясется от страха, он боится лететь, его тащат за руки и пинают сзади. Садимся на корточках на полу, кресел в самолете нет, это не совсем не бизнес класс. Приземляемся в Вазиани. Обжигающий ветерок, горы, и убогие строения, мимо маршируют солдаты в коричневых беретах. Это наша военная база. Некоторых из нас должны оставить тут, другие поедут в Ахалкалаки. Мне уже рассказали, что в Ахалкалаки лучше. В Вазиани полная жопа. Ночью, пока спим в казарме, солдаты потрошат наши сумки, забирая то скудное барахло, которое у нас еще осталось. Утром нас сажают в кузова грузовых автомобилей. Часть призывников оставляют. В том числе Серегу. Это здоровый дагестанец с трудом говорящий по русский, зато занимавшийся борьбой, он всю неделю, пока мы ожидали самолет, усиленно отжимался и отрабатывал какие-то приемы.

Серегу я встречу через девять месяцев в госпитале Тбилиси. С разрубленной башкой и без одного глаза. Через полгода службы он начал задрачивать новый призыв. Двое не выдержали. Вечером, заманив его в гараж, ударили топором по голове. Думали, что убили. Но он выжил, врачи сказали, что топор вошел на четыре сантиметра в голову. Левого глаза у него не осталось. А правый постоянно дергался. Парни пошли под суд. С армии они теперь вернутся не раньше чем через восемь лет. Серега после этого стал совсем невменяемый. Мы часто пьем вместе. Выпив, он  бросался искать молодых, находив -безбожно пиздил. Позже его перевели из травматологии в психушку. Представляю, какая веселая жизнь началась у тех, кто там косил на голову.  Но это тоже все будет позже, а пока мы едем в Ахалкалаки.

Мы едем через всю Грузию, практически целый день, рассматривая из кузовов ЗИЛов Тбилиси, Боржоми, горные перевалы и реки. Такая вот ниибацо обзорная экскурсия. Мы пытаемся понять, куда мы попали? Приезжаем в Ахалкалаки поздно ночью. 62 военная база Группы Российских войск в Закавказье. Высокогорье, 1500 метров над уровнем моря, вокруг одни горы. Тут мы будем служить. На хуя мы вообще нужны в этих ебаных горах,  загадка, посложнее теоремы Ферма, но очевидно стратегические интересы нашей Родины никак не могли обойтись без нашего присутствия. Позже в 2007 году эту базу выведут, а все что останется, передадут грузинам.  Но это будет в 2007 году. А пока для нас начинается курс молодого бойца.

Нас селят в казарму, четыре кубрика по двадцать человек, за каждым кубриком закреплен сержант. Три недели нас учат заправлять кровать и подшивать воротники, учат мотать портянки и  маршировать. Мы по нескольку часов хуячим по плацу стирая ноги в кровь, мы собираем и разбираем автоматы, и надеваем на скорость противогазы с костюмами химзащиты. Мы ходим строем даже в столовую, где дают еды ровно столько, чтобы ты не подох. Постоянное чувство голода не оставляет тебя ни на минуту.  Но самое тяжелое, наверное, не это. Самое тяжелое, что у тебя совершенно нет личного пространства и личного времени. Ты постоянно на виду у десятков глаз, общий кубрик, общий туалет, раз в неделю общая душевая. Нет ни одного уголка, где ты мог бы остаться незамеченным.  Некоторым приходится пиздец как тяжело. Домашние дети не привыкли к таким условиям. Голод, усталость, незнакомые условия, все это морально подавляет тебя, безжалостно размазывая.

Тут всем похуям какие крутые у тебя были дома друзья, кем работают твои родители и какая тачка у тебя есть. Тут мало кого интересует, как ты учился, чем ты занимался и какие твои политические или религиозные убеждения.  Тут все зависит только от тебя самого. Старшего призыва с нами нет, мы как пауки в банке. Постоянные драки за лидерство. Проще всего чуркам, они держатся вместе.  «Эй, слишишь, брат, пастирай мне падшиву, чиста па братски, да…», кто то из русских робко соглашается. Другие стыдливо отводят глаза. 

Миша из Зеленокумска не выдержал первым. Он был не самый слабый из нас, но морально  был не готов к такому. Он постоянно жаловался, как ему тяжело. Но тут никого не ебут чужое горе.  Через неделю он упал в оборок прямо в строю. Следом  больница. Оттуда он попадает в психушку. Диагноз социофобия. Дома он был через пару месяцев. Мы часто его вспоминали. Первый из нас вернувшийся домой. А нам до дома еще очень далеко. Мы в другом измерении. Все что нас связывает с домом, это воспоминания и редкие письма, доставляемые раз в несколько месяцев попутным бортом, которые каждый перечитывает по сотни раз, заучивая наизусть.

Потом присяга. Торжественно присягаем на верность своему Отечеству. По этому поводу на базе праздник.  В столовой играет оркестр, что ниразу не способствует насыщению, а в придачу к обычному дерьму, которым нас кормят, нам дают по одной карамельке и по паре печений. Напоминает поминки. Поминки по свободной жизни, блядь.

А дальше часть.  Я попадаю в саперный батальон. Мне повезло. Саперный батальон небольшой и в нем относительно нормальные отношения. Хуже всего в мотострелковом полку, туда берут весь сброд, и в разведке, куда когда-то все мечтали попасть, там  совсем нечеловеческие условия. Часть это нихуя не КМБ. Тут старший призыв. Одиннадцать человек отслуживших уже по году. Они не звери. Но это армия. Ты делаешь  работу за себя  и  за них, и до пизды что нас молодых столько же сколько и их, никто не смеет возразить. Ты дух- самое бесправное существо в армии. Ты легко можешь получить пиздюлей за любую тупость. Ты сделал что-то не так, ты сделал медленно, ты не понял, что от тебя требуется, и ты закономерно получаешь пиздюлей. Иногда просто удар в грудь, иногда сильней. И в этом нет ничего личного, это правила по которым устроена эта игра. Если ты полный тормоз и долбоеб, ты будешь огребать их регулярно. Если ты нормальный, то и отношение к тебе соответствующее. А кто ты на самом деле, выясняется очень быстро. Ты постоянно на виду.

Малой взял в столовой в карман кусок хлеба. Это нельзя. Но он совсем отупел от голода. Кто-то  заметил. Ты что самый голодный блядь?  Сержант приносит булку хлеба в казарму. Нарезают кусочками. Каждый мажут зубной пастой. Разными цветами. Украшают как пирожное. Весело так, сука с шутками. Заставляют Малого есть этот хлеб, кусок за куском, чтоб больше не голодал. Все время, пока он им давится, все остальные его призыва отжимаются, матеря сквозь зубы Малого и его жадность.  Малой бежит блевать после пятого куска. Ему повезло, могли намазать и гуталином. Позже в туалете его поблагодарят остальные за отжимания.

Квадрата бьют уже пять минут. Мы вернулись с караула, а Квадрат опять не смог рассказать устав караульной службы. Устав нужно знать наизусть. Квадрат тупой, здоровый, но тупой,  он учит, но не может запомнить, такая беда. Начальник караула делает замечание сержантам, что они не могут научить бойца уставу. Теперь они его учат. После отбоя. Сержант с Алексом бьют его все сильней. Квадрат давно упал на пол и рыдает, он скулит, что обязательно выучит и просит его не бить. Здоровый плачущий парень это отвратительное зрелище, наверное, поэтому они бьют его ногами еще сильней. Все остальные лежат на кроватях, стараясь не попадаться на глаза сержанту и Алексу.

Пьяный Лось заставляет после отбоя рассказывать ему анекдоты, ему скучно. Все по очереди начинают рассказывать. Гриша не знает анекдотов, он вообще довольно скудоумный. Лось зовет его подойти, обещает научить смешным анекдотам. Пару раз бьет в грудь. Спрашивает-смешно?. Гриша, согнувшись, говорит, что очень. Лось ржет, спрашивает- может Гриша еще хочет послушать анекдотов?. Гриша отказывается.

Но у нас еще нормально. Под нами на первом этаже казарма разведчиков. Их задрачивают уставщиной и дедовщиной одновременно. Я каждый день вижу затравленные взгляды их духов. Двое из них сбегают. Все знают, что бежать некуда,  мы в чужой стране, но очевидно  им было уже похую, и они пиздуют вверх по Абулу.  Их находят через несколько дней. Переводят в мотострелки.

С тем же Лосем мы как-то разговариваем за жизнь, он абсолютно нормальный парень. С сержантом мы, оказывается, увлекаемся одной музыкой, часто обсуждаем с ним песни.

Дисциплину поддерживают старослужащие. Офицеры в это не вмешиваются. Большинство недавно после учебки. Приехали сюда получать льготный стаж, тут в высокогорье идет один год за полтора. Они нас не касаются. За них все делают сержанты и старослужащие.  Но офицерам тоже скучно. Тут нет ни каких развлечений. Поэтому капитан Ужов  может иногда напившись  дать пиздюлей тому, кто под руку попадется, лейтенант  Трангольд может от скуки  спиздить у Графкина магазин с патронами, а майор Браинов может кинуть в бассейн для мытья техники полностью одетого Гришу, потому что Гриша сука чумазый и давно немытый.  Но делают это они даже  не со зла, а просто от скуки.  Точно так же в наряде, Трангольд может поделиться с тобой своим обедом, а Баринов угостить настоящим кофе.

Со временем начинаешь ко всему привыкать. Дни идут за днями, похожие один на другой, как однояйцевые близнецы. Наряды-работы-разводы-одни и те же лица.

Нас все чаще ставят в караул. В карауле хорошо, он выездной. Нас увозят на сутки в горы, где находятся наши склады вооружения. Дают броник, каску автомат и четыре магазина. Четыре вышки и караульное помещение. Несколько часов пока ты в карауле  ты можешь побыть абсолютно один. Иногда можно поспать на вышке или прямо на траве. Главное не проебать проверяющего. Зимой на вышке холодно, укрываешься несколькими шинелями. Насчет складов можно не волноваться. Они заминированы. Недавно один слон из ракетного полка в карауле полез туда, хотел что-то украсть. Ему оторвало ступню. Долбоеб. Два других дебила из мотострелков увидели всплывшую из земли противопехотную мину. Начали ее разбирать. Убило обоих, потом вся база скидывалась на похороны. Мы же служим за границей и нам платят хорошо. В прошлом карауле,  два ракетчика, деды, устроили дуэль. Хуйевознает что они не поделили, может напились, один другому прострелил почку. На этом служба у обоих закончилась.

Графкин проспал проверяющего. Это залет. Начкар дает команду «пожар в караульном помещении». Мы бегом выносим из караулки все, кровати, столы, все что можно. После все заливаем водой. Начкару весело. Он вообще веселый мужик по жизни. Говорит- спешите, пока не сгорело. После этого вытираем всю воду насухо. Пожар закончен, заносим вещи обратно. Даем дружно пиздюлей Графкину. Ты что сцуко, больше всех любишь спать?

Ракетчики заводят у караулки щенков. Все кормят их отходами. Как-то приезжаем  менять ракетчиков, а щенков уже нет. Они их съели. Наши тоже как-то ловят суку, разделывают и тушат.  Вечер корейской кухни.

Континуе возможно ту би.