PaoloGilberto - Минус на минус, часть 1

Глава 1-2: http://udaff.com/read/creo/123869/
Глава 3-4: http://udaff.com/read/creo/123878/
Глава 5-6: http://udaff.com/read/creo/123896/
Глава 7-8: http://udaff.com/read/creo/123907/
Глава 9-10: http://udaff.com/read/creo/123913/
Глава 11-12: http://udaff.com/read/creo/123925/
Глава 13-14: http://udaff.com/read/creo/123935/
Глава 15-16: http://udaff.com/read/creo/123942/
Глава 17-18-19: http://udaff.com/read/creo/123951/

PaoloGilberto - Минус на минус, часть 2

Глава 1-2-3: http://udaff.com/read/creo/132692/


4.

Максим смотрел, не моргая, в бездонные глаза Сергея, а тот улыбался ему в ответ жуткой искусственной улыбкой.
- Это тело лучше, - вдруг прошептал Сергей, - Рук – две, обе сильные. В свинье вообще сидеть неудобно. Они хоть и похожи на людей внутренне, ну ты в курсе – кишки там, железы, гормоны, почки – всё, как у вас; но вот непрактичная махина. Копыта эти. Неудобно, - повторил он и облизнулся.
Максиму казалось, что грохот его ухающего сердца отражался от тёмно-зелёных стен, усиливаясь десятикратно. Он зачем-то вытер ладонью пересохшие губы и нахмурился:
- Что ты несёшь? Тут же камера под потолком, всё снимает и пишет звук, я не смогу потом ничего никому объяснить.
- Не бойся, не работает эта камера. Сломалась. Только что. А ты знаешь, как здорово, что я оказался в ваших краях, встретил именно тебя. Как ты додумался до этого трюка с вином? Смог прирезать свинью? Ты же смерти боишься, как… Как меня! – ухмыльнулся Сергей и резко выдохнул мертвечиной Максиму в лицо.
Тот почувствовал, как шевельнулся короткий ёжик волос на затылке, и, чтобы не упасть, взялся за решётку. Его руку тут же обхватила ледяная ладонь Сергея.
- Давай, Максим, я начну, а ты в терцию вступай. Споём. Что там играло в машине?
И Сергей запел, точь-в-точь, как Джордж Харрисон. Чистый голос метался по коридору, рассыпаясь небесным хором:

«… Hmm (hallelujah)
My sweet Lord (hallelujah)
My, my Lord (hallelujah)

Hm, my Lord (hare krishna)
My, my, my Lord (hare krishna)…»

Сергей вдруг резко остановился.
- Ты думаешь, Джордж там? – он показал пальцем на потолок клетки, почесал кончик носа и сам себе ответил: - Нет, он у меня. Нечего было намешивать. Тут тебе и «Аллилуйя», и «Харе Кришна». Нельзя так, не играют с этим, - неожиданно мягко улыбнулся Сергей, - Кстати, Максим, у нас дело неоконченное есть, помнишь? Хоть Пасха и прошла, но мы всё равно сможем похулиганить. Ты как? За?
- Я больше не служу, - Максим не узнал свой голос. Он трещал и шипел.
- Там делов на полчаса. Сначала. А потом на всю жизнь. Ты самый способный, и если бы не глупая жадность одного идиота, ты бы действительно смог меня… скажем так, на время прижать. А главное – в тебе есть вера. Настоящая. Не лживая и не наносная. Ведь если ты так искренне веришь в Него, и изгнал-таки меня Его именем из того алкаша, значит, так же сможешь поверить и в меня. Детали я тебе позже объясню.
- Как? – Максим уверенно вдохнул, обвёл рукой стены и решётку, - Ты здесь, это конец. За убийство да ещё такое, тебе пожизненное дадут, не сомневайся!
- Не искушай! – с той же ужасной безжизненной улыбкой пропел Сергей и  зажмурился.
В крошечное зарешечённое окошко под потолком вдруг что-то громко стукнуло. Потом ещё раз. И ещё. Зазвенело разбитое стекло, и Максим увидел, как, заслонив свет, в окно протискивается огромная ворона  такого чёрного цвета, что крылья её отливали серебряной сединой. Она неуклюже упала на пол, тут же вспорхнула, влетела в клетку и уселась на потёртый металлический кран умывальника. Сергей снова открыл безумные, непрерывно вращающиеся глаза, взял птицу в руки, погладил её. Ещё раз посмотрел на Максима, широко раскрыл рот, и утробно кашляя и рвотно дёргаясь всем телом, принялся заталкивать чёрную голову вороны с десятисантиметровым, не меньше, клювом себе в глотку.  Птица вдруг забилась, но Сергей крепко сдавил её, замычал, упал на колени. И замер.
Максим отпрыгнул, вжался спиной в стену; голова кружилась, его тошнило, но отвести взгляд от жуткой картины он почему-то не мог. А Сергей начал шумно, толчками выдыхать. В самый последний короткий выдох ворона вырвалась, ударила его клювом в лицо, взмыла под потолок; пролезла сквозь прутья, побившись о решётку, словно слепая,  и вылетела обратно в окно.
И в то же мгновение Сергей упал на пол и страшно зарыдал, царапая себе горло.
- Максим! Ты слышишь меня? Прости, откуда я мог знать?!
- Что ты натворил? – Максим бросился к решётке и протянул ему руку, - За что ты их всех?!
- Это не я! Я только… Я же ничего не знал! Я поволок ту свинью в огород, вроде хотел зарыть, подумал, что ты совсем с ума сошёл со своим алкашом этим! Ну не пропадать же мясу! Срезал рябчик, окорока! А когда на ферму вернулся, положил всё в холодильник. А-а-а! – он снова закричал, забился на холодном полу.
- Успокойся, говори!
- Что это было со мной? Это не я был, слышишь?
- Да я верю тебе, говори, что дальше!
Сергея заколотило ещё сильнее, глядя перед собой он быстро-быстро зашептал:
- Перед Пасхой я достал мясо, размораживаться. На следующий день Никита приехал, Игорь, с Игорем баба какая-то. Решили картохи нажарить с мясом. Пожарили. Выпили, закусили. А потом… Они сами! – вдруг вскочил и заорал он, - Сами! Ты бы видел! Руками, слышишь, руками разрывали туши, ломались у них самих тела, как игрушечные, и хруст этот глухой, сквозь мясо кости лезли! А они внутрь проталкивались, в свиней этих! Я перед воротами стоял и всё видел! Сами! Я тут ни при чём!  И когда я думал, что всё, из одной свиньи вылез Никита! Слышишь? Мёртвый вылез! Сломан пополам, но идёт твёрдо ко мне, а тело вывернуто, как будто на узел его вязали, да бросили, чтобы не порвался совсем! Руки с головой меж колен торчат, и тянется ко мне, тянется. Не дошёл несколько шагов, и как заорал! Страшно, страшно заорал! И всё, больше ничего не помню! – Сергей снова упал на пол, обхватил голову руками и почти беззвучно начал тянуть долгое надтреснутое «а-а-а!»
Чья-то сильная рука оттолкнула Максима от клетки.
- Ты какого хера тут творишь? – крикнул следователь Максиму и, повернувшись к охраннику, бросил: - Не открывай пока, иди, ноль три позвони, не дай Бог, сдохнет!
Кирилл Александрович скрутил какие-то бумаги в трубку, и, ткнув ей в Максима, спросил вдруг совершенно спокойно:
- Это истерика у него? Из-за чего? Что ты ему сказал?
Максим, стараясь не выдать волнение, спрятал трясущиеся ладони за спину.
- Это не он убивал, - твёрдо сказал Максим.
- Он! – уверенно кивнул Кирилл Александрович, - При тебе же этот Сергей Витальевич признался и сказал, что всё подпишет. Ну а если откажется, то!.. – и следователь угрожающе покачал головой.
- Он болен, его надо лечить!
- Строгачом, - быстро вставил следователь, - Или ты за него сядешь, а?
- Назначьте ему экспертизу, он просто сумасшедший. И… Я могу идти?
- Идите, - пожал плечами Кирилл Александрович и добавил протокольно: - Прошу учесть, Вы можете проходить по делу как свидетель. Этот вопрос решится в ближайшие дни. В любом случае, Ваш участковый знает, где Вас найти.
Вернулся охранник.
- Проводи экс-батюшку, - усмехнулся следователь, - И «скорую» отмени, вроде начал уже наш мясник шевелиться.
- Пройдёмте, - вяло махнул рукой полицейский, и Максим пошёл за ним. В спину ему ударил крик:
- Это не я, отец Максим, не я! Ты веришь мне?! Помоги!
Максим зажмурился и переступил порог. За ним глухо захлопнулась металлическая дверь.

5.

Он вернулся к Лёхиному дому ещё засветло – весна продолжалась, дни становились всё длиннее. Не спеша сел в машину, отогнал её к площадке перед церковью, потом вернулся и кое-как поправил поваленный штакетник.
- Всё, - негромко сам себе сказал Максим, - Теперь-то, наверное, точно всё. По крайней мере, со мной. Кто я теперь? Блудный сын, как в Ветхом Завете.
Он усмехнулся и пошёл на автобусную остановку.

Максим пешком поднялся на седьмой этаж - на лифте не хотелось; он медленно перешагивал со ступеньки на ступеньку, опершись о стену, как старик, а когда остановился перед дверью родительской квартиры, понял, что совсем успокоился. Максим надавил на кнопку звонка – своих ключей у него не было.
Ему открыл отец. Хмуро поздоровался и отступил на шаг назад в прихожую, чтобы Максим смог пройти.
- Привет, па! Христос Воскресе! – протянул руки Максим.
- Ага, ага. Проходи, - вместо приветствия ответил отец и вяло сжал его ладонь.
Из кухни выглянула мама.
- О, Максик. Что за вид у тебя? Как на выпускном в школе, - она грустно улыбнулась, - Проходи, ужинать будем.
Максим разулся, проскользнул в кухню, сразу уселся на «своё» место: спиной к плите – так теплее, и лицом к окну – так лучше было видно городской парк с медленно вращающимся колесом обозрения.
Пока мама негромко звякала кастрюлями и ложками у плиты, вошёл отец, сел рядом с Максимом. Долго и неприязненно посмотрел на него. Наконец, спросил:
- Ты что начудил? Нам Ира звонила.
- Уже? – поморщился Максим.
- Уже! – твёрдо рявкнул отец, - Что ей делать? Куда деваться с двумя детьми? Твоими детьми!
- Пап, всё гораздо сложнее, чем она тебе рассказала, - Максим поморщился, - А что, кстати, она говорила?
- Что  с ума ты сошёл, вот что! – отец вскочил и заходил туда-сюда, из кухни в прихожую и обратно, размахивая газетой, словно отгоняя невидимых мух - Позорище какое на старости лет! Ты в зеркало смотрел? Ты на кого стал похож?!
- Когда я священником приехал, ты то же самое говорил, - усмехнулся Максим.
- Не передёргивай! – отец, кажется, вконец разозлился. Максим знал его способность накручивать самого себя, а потом так же неожиданно успокаиваться, а поэтому просто решил переждать и дать отцу выговориться.
-  Ты мужик взрослый уже, с детьми, решил служить – ну ладно, мы понимаем всё с матерью, служи. Что тебе не жилось нормально-то?! Что ты за цирк устроил с переодеваниями? Выпрут тебя из церкви, отстранят от служения… или как там у вас это называется? Короче, что ты делать собираешься в жизни, Максим?
Мама осторожно расставляла на столе тарелки с картошкой, котлетами и салатом, кивая головой, соглашаясь с отцом, но не встревая в его монолог – могло закончиться плохо.
- Ладно я. У меня жизнь уже прожита. Ничего, что свадебными клоунами почти сорок лет с матерью мотаемся, ничего. Зато вырастили тебя, чтоб ни в чём не нуждался. А вырос эгоист! Почему ты не пошёл строительную академию? Нахрена тебе эти песни были нужны? Я тогда не стал тебе перечить, надеялся, ты одумаешься. А оно вон куда всё завело. Тебе ведь через пару лет сорок будет, Максим. А это полжизни уже. Заново в твои годы не начнёшь ничего.
Отец вдруг успокоился, грустно вздохнул, и грузно уселся на стул. Придвинул к себе тарелку, взял вилку.
- Выпрут тебя из церкви, всё-таки, да? – ещё раз спросил он. Теперь уже как-то жалобно.
- Уже. Я сам ушёл, - твёрдо ответил Максим, - Нельзя так жить. Лицемерие кругом. Ложь. Только себя люди видят, а служба моя никому не нужна, даже мне самому. Я как-то в один момент всё понял. Не угодно Богу то, что я делаю. Мелко всё.
- А кому и что ты собрался доказывать? – отец начал есть с аппетитом и сменил тон на почти официальный, - Вот служишь ты. И не работа вроде, а всё равно – работа. Так трудись! Что ты взбрыкнул-то?
- Бога увидел. Почувствовал.
- Максим, - мама не выдержала, осторожно влезла в разговор, - Надо было видеть, когда в семинарию поступал, мне кажется.
- Мам, я сам толком ещё во всём не разобрался, но вот чувствую, что больше могу жить, как жил раньше.
- А как теперь думаешь жить? – усмехнулся отец.
- Душу спасать буду. Свою.
- Это понятно. А деньги на жизнь откуда возьмёшь? У тебя ведь семья, не забывай.
- А возьмите меня с собой. Я буду петь с вами на свадьбах, - серьёзно предложил Максим.
Отец чуть не подавился котлетой. Закашлялся. Мама заботливо и несильно похлопала его по спине.
- Ответил бы я тебе матом, Максим, да грешно. Меня весь город знает, и знают все, что сын мой – священник. А, извини за слово, поп, даже бывший, хотя мне кажется, что бывших их не бывает, - отец снова закашлялся, - Так вот, поп, поющий на свадьбе, это как девки эти в разноцветных шапках, что в Москве в церкви танцевали. Вот прямо один-в-один.
Отец вдруг расхохотался, мама подхватила. Улыбнулся и Максим, но совсем грустно.
- Всё в порядке будет, поверьте мне, - Максим сдвинул в сторону нетронутую тарелку, - Спасибо, мам, я не голоден. Кстати, я переночевать к вам заехал, вы не против? День сегодня был длиннющий. И очень тяжелый.
- У тебя тяжёлый? А об Ире ты подумал? О детях своих? Они как сегодня ночевать будут? С какой радостью? Пасха ведь, а ты..., - отец махнул рукой, встал и вышел из кухни.
А мама грустно улыбнулась:
- Я постелю тебе в твоей комнате.

6.

Максим по многолетней привычке проснулся рано.  Быстро перекрестился. Начал читать утреннее правило, но в тишине оглушительно завибрировал мобильный на столе. Максим подхватил его. Номер не определён, но код города областной.
- Алло? – прошептал в трубку Максим.
- Отец Максим Палёнин? – строго спросил незнакомый голос.
- Да, я, - поморщившись от слова «отец», ответил Максим.
- Я секретарь архиепископа  Амвросия, Владыка просит Вас сегодня же явиться на подворье.
- Хорошо, я буду, - сразу согласился Максим, - Я ещё вчера собирался, но…
- Вам назначено после четырнадцати часов.
- Да-да, я понял, до свидания.

Максим быстро оделся, умылся, стараясь не будить родителей, аккуратно прикрыл дверь и щёлкнул кнопкой замка снаружи. Через двадцать минут он был на автовокзале, но уже у касс вспомнил, что собрался продать машину, выбежал на улицу, поймал такси и поехал к храму.
У закрытых ворот его встретила бабШура. Она изумлённо прикрыла рот кончиком платка при виде коротко стриженого Максима, но справилась с собой и потянулась к его руке:
- Христос Воскресе! Благословите, батюшка!
Максим отдёрнул руку.
- Воистину! А я не служу больше, Александра Ивановна!
- А что ж так? Вас отстранил кто?
- Нет, самоотвод, - усмехнулся Максим.
- А я второй день прихожу – замок. Хотела у матушки Ирины справиться о Вас, мало ли, вдруг приболели. Но у Вас и дом заперт.
«Вот это да! - подумал Максим, - Куда Ира с детьми подевалась? Съезжу к архиерею, а потом разберусь и с ней».
-  Ира… в гостях, - натянуто улыбнулся он, - А у Вас что нового?
- Совсем ничего. Ой, вру! Лёнька-то! Ну, знаете Лёньку-Лёху, заходили Вы к нему, я ж видела?
- Что с ним? – мгновенно похолодело в груди у Максима.
Но бабШура счастливо рассмеялась.
- Да хорошо всё! Прям после Пасхи, утром, к нему приехала жена! Вы спрашивали у меня про неё, помните?
- Да, конечно!
- Приехала на ГАЗели грузовой с дядьМитей; это с деревни моей мужик, подрабатывает извозом, собрала пожитки кое-какие Лёнькины и перевезла его к себе!
- Вот это хорошо! – Максим искренне был рад.
- Ну, вроде и всё. Заколотили кое-как дверь. Там хоть и брать у него нечего, но мало ли. Светка-то с Петей всё равно пьют, залезли бы к нему в дом по старой памяти, да и жили бы, чтоб Светкина мать их не гоняла из ихней бани. И всё-таки жалко, что Вы не это, - бабШура показала рукой на церковь, - Жалко, что не служите. Хороший Вы батюшка,  - доверительно улыбнулась она Максиму.
- Нет, Александра Ивановна, не хороший, - грустно признался Максим, - И не просто нехороший, а недостойный. Нельзя так жить, как я жил. Все под Богом ходим, и всех он видит – как мы живём, о чём думаем. Не могу я Ему врать, и вам, прихожанам. Какой я пастырь?
Максим махнул рукой.
- Зря Вы так. Вы меня, старую дуру, послушайте. Знаете, батюшка, какой человек хороший? Вот прямо хороший и по Божьему закону, и по человеческому? – она перекрестилась, - Дык хороший, это когда ты вспомнишь его и улыбнёшься, или тепло тебе станет. Муж мой такой был, Царствие ему Небесное. Такой был хороший, что… хоть и умер рано, я ни за кого больше не пошла. С внуками нянчилась, и ни разу не пожалела. И если плохо мне, вспомню его, и сразу мне тепло, как будто он рядом. И я ведь почему верую, и в храм хожу? Верую, что встретимся мы все, самые хорошие, после смерти. Вы ж сами говорите, что Бог всё видит, душу каждую. И если светлая душа, верующая, то увидит её Господь, и даже запылённую очистит и успокоит рядом с собой. А иные бабки? Ужас! Я и по гостям не хожу, грех один, чтоб не судить никого. Да и то уже осудила… Они ж то про телевизор разговаривают, то сплетни разносят. А ведь совсем это неважно… А важно… Приду вот в храм, стану на своём месте. И всё у меня складывается.
Максим молча сделал шаг вперёд и обнял её. Тяжело вздохнул.
- Вот, и Вы Бога видите, но по-своему. И гораздо Вы мудрее меня. А какое я имею право поучать Вас и нести Вам закон Божий? Никакого, - ответил он сам себе.
- И всё-таки благословите, батюшка, - кротко и мягко прижалась к его руке бабШура.
Он, неожиданно для себя, быстро её перекрестил и снова обнял. Максим сел в КИА, мягко отъехал от храма. Бросил взгляд в зеркало и еле сдержал слёзы – бабШура вслед перекрестила и его.