Жила была тощая и чернявая девочка Маша с большой жаждой гламура. Она не знала этого слова, но очень хотела его плодов. По тем временам о лангустах и остин-мартинах имели смутное представление, верхом роскоши считался черепаховый суп. И девочка Маша, решив изведать невъебенного гламура, купила советское шампанское и достала из аквариума черепашку Зюзю.
Даже если бы девочка Маша знала о трудах Вениамина Похлёбкина, такие штудии ей бы не помогли – Похлёбкин про черепаший суп не писал. Поэтому, она взяла черепашку и стала её бестолково крутить в ручонках. Черепашка, справедливо подозревая в человеках недоброе, забралась внутрь и сдерживала каловые массы, подрагивая от страха. Как существо сугубо городское, о забое скота Маша знала немногое, но имея некоторый опыт обращения с тушками синюшных куриц, она решила отрезать черепашке голову. Не зная анекдота про отрезание черепашке головы с помощью хитрости и пальца, заметного успеха в забое черепашки Маша не добилась. Поэтому она налила в кастрюлю воды и поставив её на газ, бросила туда черепашку целиком. Если бы Маша знала, что черепашка потеет всю свою жизнь в панцирь, ни разу не помывшись за десятилетия, она бы поняла, что черепашка под панцирем воняет как портянки Чапаева. Уже блюдо начинало приобретать известную пикантность.
Черепашка, за долгие годы оказавшись в воде, а не в обоссаном тысячу раз аквариуме, заметно приободрилась и стала плавать кругами, внутренне наслаждаясь свободой и уютом. С каждой минутой становилось всё комфортнее, северные холода сменялись южным теплом, черепашка наслаждалась домашней обстановкой. Вскоре, однако, ей стало жечь лапки как в пустыне, а потом и вся тушка почувствовала, как благостное тепло превращается в обжигающий жар. Черепашка бессильно царапала гладкие стены кастрюли, оставляя за собой тоненькую нить дрисни, закручивающейся в замысловатую спираль. Вскоре черепашка обмякла и уже безвольно плавала в закипающей воде, только глаза отражали некоторое время обуревающий её ужас, но вскоре они застыли и сварились. Маша, только сейчас осознавшая всё зверство содеянного, навзрыд заплакала и посолив, закрыла кастрюлю крышкой, убавив огонь. Вскоре, стараясь не глядеть на черепашку, она сняла пену, добавила картошку, пожаренный лук, морковку и кинула для запаха лаврушки.
Гости собрались, как договаривались, в предвкушении экзотического блюда. Саму черепашку, лежащую на дне мутной белёсой жидкости, по молчаливому согласию не трогали, разлили только бульон. Вооружившись ложками и хлебом, глотнув шампанского за то, чтобы хуй стоял и деньги были, а потом, основательно поддав портвейна, все приступили к гламуру. Черепаший крем-суп был выше всяких похвал, как нецензурно выразился Лысый и заработал ложкой, после чего достал черепашку и стал выковыривать вилкой мясо. Оторвав голову, он вытащил кусок позвоночника, с тащившимися за ним кишками. Придавив голову к тарелке вилкой, Лысый стал тянуть черепаший труп вверх, пока кишки не разорвались и не забрызгали всех чем-то чёрным. Маша успела занять туалет, остальные блевали в ванне рядком, под чавканье Лысого.
Все машины ёбыри потом любили вспоминать черепашку во время частых соитий. Как опытным путём установил Лысый, ебавший Машу вечером того же дня и похваливший её кулинарные таланты, спазмы в её жопе были такими сильными, что заблёванная простыня того стоила. Так Маша стала, невзирая на кривые ноги и полное отсутствие сисек популярной давалкой и навсегда разлюбила гламур.